Надличностное виденье - Гроф Станислав - Страница 29

Западная неврология рассматривает сознание как эпифеномен материи, как продукт физиологии мозга и, таким образом, считает его в решающей степени зависимым от тела. Более того, она утверждает, что смерть тела, и в частности мозга, должна быть безусловным концом деятельности сознания. А поскольку смерть и разложение тела являются очевидными обстоятельствами, то представление о существовании после смерти кажется невозможным и нелепым. Вера же в посмертные странствия души, загробную жизнь или перевоплощение обычно высмеивается как выдача желаемого за действительное. Люди, придерживающиеся подобных взглядов, рассматриваются как просто неспособные признать очевидную биологическую непреложность смерти.

Подобная установка вплоть до семидесятых годов действительно сдерживала возникновение научного интереса к переживаниям умирающих больных или индивидов, находящихся при смерти. Однако опубликование в 1975 году бестселлера «Жизнь после жизни» вдохновило таких исследователей, как Элизабет Кюблер-Росс, Кен Ринг, Майкл Сэйбом и других, собрать и обнародовать впечатляющие свидетельства о поразительных качествах околосмертных переживаний. Эти зачинатели танатологии задокументировали ряд разнородных явлений, куда входит и достоверное сверхчувственное восприятие во время переживаний выхода из тела и опыт глубочайших личностных изменений, который следует за этими переживаниями.

Их открытия широко освящались в многочисленных телеинтервью, в голливудовских кинофильмах и иных средствах массовой информации. И тем не менее, эти замечательные и по своим возможностям низвергающие существующую парадигму наблюдения, которые могли бы революционно преобразить наше понимание природы сознания и его взаимосвязи с головным мозгом, по-прежнему отвергаются большинством специалистов как не относящиеся к делу галлюцинации, вызываемые биологическим кризисом организма. Околосмертные и связанные с ними переживания по уже сложившемуся распорядку никогда не включаются во врачебные записи, и сведения о них не рассматриваются как важная часть истории этих больных, в большинстве лечебных учреждений не предлагается никакой психологической помощи, которая помогла бы им включить в свою жизнь эти столь озадачивающие события.

Как правило, в западных обществах умирающим зачастую не хватает той настоящей человеческой поддержки, которая облегчила бы их переход. Ведь мы пытаемся оградить себя от причиняемого смертью эмоционального неудобства и пытаемся запрятать больных и умирающих людей в больницы и дома престарелых. И упор при этом делается больше на механическое продление жизни (зачастую вне всяких разумных пределов), нежели на человечное окружение, и качество проживания оставшихся дней. А поскольку семейный строй разрушен и дети стремятся жить вдали от родителей, бабушек и дедушек, то в критический момент поддержка оказывается лишь формальной и минимальной.

За редким исключением специалисты по психическому здоровью, продолжающие разрабатывать конкретные виды психологической помощи на случай возникновения самых разных эмоциональных кризисов, не уделяют никакого внимания умирающим. Именно те, кто сталкивается с самым глубоким из всех кризисов, которые только можно представить, кризисом, охватывающим одновременно биологические, эмоциональные, межличностные, общественные, философские и духовные переживания, остаются чуть ли не единственными, для которых подобная содержательная помощь недоступна.

В западной цивилизации смерть воспринимается в более глубоком контексте всеобщего отрицания непостоянства и смертности. В общем-то, смерть предстает перед нами в некоем «дезинфицированном» виде, после того как целая армия специалистов смягчила для нас ее непосредственное воздействие. В крайних же случаях посмертные брадобреи и парикмахеры, портные и специалисты по макияжу производят над телом многообразные косметические манипуляции, перед тем как выставить его на лицезрение родственников и знакомых.

Средства массовой информации помогают создать большую дистанцию в отношении к смерти, растворяя ее в пустой статистике, бесстрастно сообщая о тысячах жертв, погибающих в войнах, революциях и других катастрофах. Кинофильмы и телевидение делают смерть еще более банальной, наживаясь на насилии. Они делают современную публику невосприимчивой к зрелищу смерти, вопреки ее эмоциональной потребности, выставляя напоказ бесчисленные сцены убийств и кровопролитий.

Эсхатологические мифологии древних и первобытных обществ повсеместно сходятся на том, что душа усопшего, пребывая в сознании, проходит ряд испытаний. Посмертное странствование души иногда описывается как путешествие по чудесным краям, которые похожи на земные, в иных же случаях — как встречи с различными архетипическими существами либо как движение через последовательные холотропные состояния. В некоторых культурах душа достигает в загробном мире какого-то временного пристанища, наподобие христианского чистилища, или лок в тибетском буддизме. В других же культурах — вечного обиталища: небес, рая, ада или царства солнца. Многие культуры независимо друг от друга развили совокупность верований в метемпсихоз (переселение душ) или перевоплощение, которое заключается в возвращении единицы сознания на землю на иной срок физической жизни.

Кажется, что все доиндустриальные общества были единодушны относительно того, что смерть — не конец всему, а лишь важный переход. И переживания, связанные со смертью, рассматривались как посещения значимейших измерений действительности, которые, несомненно, заслуживают того, чтобы быть пережитыми, изученными и тщательно закартографированными. Умирающие были знакомы с эсхатологическими картографиями их собственных культур, будь это шаманские карты посмертных стран или утонченные описания восточных философских систем, таких как в тибетской книге «Освобождения посредством слушания на переходе» (бардо тходрол).

Эта знаменательная книга тибетского буддизма — яркая противоположность прагматическому подчеркиванию производительной жизни и отрицанию смерти в нашей, западной цивилизации. Она описывает время смерти как уникальную возможность для духовного освобождения от круговоротов смерти и перерождения или же в случае, если мы не достигаем освобождения, смерть представляется как пора, в которой предопределяется наше следующее воплощение. В связи с чем промежуточные состояния между жизнями (бардо) можно рассматривать как, в некотором роде более значимые, нежели воплощенное существование. И потому существенно важно за время нашей жизни подготовиться к смерти посредством целенаправленного духовного делания.

Кроме того, в древних и доиндустриальных культурах на переживания умирающего особый отпечаток накладывает признание смерти неотъемлемой частью жизни. Люди, живущие в этих культурах, на протяжении жизни обычно проводят много времени вокруг людей умирающих, приводят в порядок мертвые тела, наблюдают кремацию и живут рядом с останками мертвых. Более того, люди в доиндустриальных культурах, как правило, умирают в лоне большой семьи, рода или племени. И здесь они могут получить многообразную эмоциональную поддержку от близких людей. Важно упомянуть также мощные обряды, которые предназначены для поддержки тех, кто стоит перед последним переходом, и даже предложить конкретное руководство в умирании наподобие того, как оно дано в «Бардо тходрол».