В ожидании - Голсуорси Джон - Страница 63

• Предыдущая
• 63/72
• Следующая

В эту минуту вошёл её отец. Динни взялась за "Тайме", Блор удалился.

– Хорошо спалось, папа?

Генерал кивнул.

– Как мамина голова?

– Лучше. Мать спустилась к завтраку. Мы решили, что нет смысла Зря убиваться, Динни.

– Конечно, нет, дорогой. Как ты думаешь, можно нам позавтракать?

– Эм не выйдет к столу. Лоренс завтракает в восемь. Завари кофе.

Динни, разделявшая пристрастие тётки к хорошему кофе, благоговейно взялась за работу.

– Как Джин? – неожиданно спросил генерал. – Она переедет к нам?

– Вряд ли, папа: у нас ей было бы слишком тяжело. Думаю, что в одиночку она лучше справится. Будь я на её месте, я так бы и сделала.

– Бедная девочка! Мужества, во всяком случае, у неё хватает. Рад, что Хьюберт женился на смелой девушке. У всех Тесбери сердце на месте. Я знавал в Индии одного из её дядей. Смелый парень. Командовал полком, турки на него молились. Подожди-ка, где он убит?

Динни ещё ниже склонилась над кофе.

Около половины девятого она вышла из дому, надев свою лучшую шляпу и спрятав подвеску в сумочку. Точно в половине девятого она вошла в контору на Саут-Молтон-стрит и поднялась на второй этаж. В просторной комнате за столом красного дерева сидели два джентльмена, которых девушка приняла бы за букмекеров высшего разбора, если бы знала, как таковые выглядят. Она с опаской взглянула на них: никаких признаков сердечности, но вид у обоих свежий. Один из них направился к ней.

Динни незаметно провела языком по губам.

– Насколько я слышала, вы так любезны, что ссужаете деньги под ювелирные изделия.

– Совершенно верно, мадам.

Джентльмен был седой, лысоватый, довольно краснолицый, глаза светлые. Он взглянул на неё через пенсне, которое держал в руке, водрузил его на нос, придвинул к столу стул, сделал приглашающий жест и вернулся на своё место.

– Мне нужно порядочно – пятьсот фунтов, – сказала девушка и улыбнулась. – У меня фамильная вещь, очень недурная.

Оба джентльмена, не вставая, поклонились.

– И деньги мне нужны немедленно: мне предстоит платёж. Вот она.

Динни вынула подвеску из сумочки, развернула, положила на стол и подвинула к ним. Затем, вспомнив, что держаться надо "малость свысока", откинулась назад и заложила ногу на ногу.

Оба джентльмена с минуту смотрели на подвеску, не шевелясь и не говоря ни слова. Затем второй из них выдвинул ящик стола и вынул лупу. Пока он разглядывал подвеску, первый – Динни чувствовала это – разглядывал девушку. Очевидно, предположила она, у них принято такое разделение труда. Интересно, кого они сочтут более подлинной – её или драгоценность? У Динни слегка перехватило дыхание, но она не опустила чуть приподнятых бровей и не подняла приспущенных ресниц.

– Это ваша собственность, мадам? – спросил первый джентльмен.

Снова вспомнив старую школьную поговорку, Динни подчёркнуто бросила:

– Да.

Второй джентльмен отложил лупу и взял подвеску в руку, словно прикидывая, сколько она весит.

– Недурна, – сказал он, – старомодна, но недурна. А на какой срок желательно вам получить деньги?

Динни, у которой на этот счёт не было никаких соображений, храбро ответила:

– На полгода. Но думаю, что смогу выкупить раньше.

– Вот как? Вы сказали – пятьсот?

– Совершенно верно.

– Если вы не возражаете, мистер Бонди, – сказал второй джентльмен, я согласен.

Динни подняла глаза на мистера Бонди. Неужели он скажет: "Нет, она мне только что солгала"? Однако тот лишь выпятил верхнюю губу, поклонился девушке и произнёс:

– Нисколько.

"Интересно, – подумала девушка, – всегда они верят тому, что слышат, или, наоборот, никогда. Впрочем, всё равно – подвеска у них. Это не они мне, а я, или, вернее, Джин, должна им верить".

Тем временем второй джентльмен спрятал подвеску, достал конторскую книгу и начал писать. Мистер Бонди направился к сейфу:

– Мадам угодно получить кредитными билетами?

– Да, пожалуйста.

Второй джентльмен, у которого были усы, гетры и слегка выпученные глаза, протянул девушке книгу:

– Вашу фамилию и адрес, мадам.

Пока Динни писала фамилию миссис Блор и номер дома тётки на Маунт-стрит, в голове её раздавалось "караул!" и она сжимала левую руку, пряча палец, на котором полагалось быть кольцу: её перчатки плотно облегали руку и выдавали отсутствие необходимой выпуклости.

– Если вы пожелаете выкупить заклад, вы должны будете уплатить пятьсот пятьдесят фунтов до двадцать девятого апреля. Если по истечении данного срока вы не явитесь за ним, он поступит в продажу.

– Да, конечно. А если я выкуплю его раньше?

– Тогда сумма соответственно уменьшается. Мы взимаем двадцать процентов, так что, скажем, через месяц, считая с сегодняшнего дня, мы потребуем пятьсот восемь фунтов шесть шиллингов восемь пенсов.

– Понятно.

Первый джентльмен оторвал полоску бумаги и подал девушке:

– Вот квитанция.

– Разрешается ли выкупить заклад другому лицу, которое предъявит квитанцию, если я не смогу явиться сама?

– Да, мадам.

Динни как можно глубже засунула в сумочку квитанцию и левую руку и стала слушать, как мистер Бонди отсчитывает у стола кредитки. Он считал превосходно; бумажки тоже издавали приятный хруст и казались совсем новенькими. Она взяла их правой рукой, опустила в сумочку и, придерживая её спрятанной туда левой рукой, поднялась:

– Весьма признательна.

– Не за что, мадам. Счастливы были вам услужить. До свидания.

Динни поклонилась и медленно направилась к двери. Там, взглянув из-под опущенных ресниц, она отчётливо увидела, как первый джентльмен прищурил один глаз.

Спускаясь по лестнице и застёгивая сумочку, она размышляла: "Интересно, что они вообразили: я жду ребёнка или просто проигралась на скачках в Ньюмаркете?" Как бы то ни было, деньги в кармане, а времени только четверть десятого. Обменять их можно у Томаса Кука, а если нельзя, там скажут, где достать бельгийские.

Но прежде чем большую часть полученной суммы удалось превратить в бельгийскую валюту, Динни потратила целый час на визиты в различные учреждения, и, когда она с перронным билетом проследовала через турникет вокзала Виктория, ей было довольно жарко. Она медленно шла вдоль поезда, заглядывая в каждый вагон, и миновала уже две трети состава, когда за её спиной раздался возглас:

– Динни!

Она оглянулась и увидела Джин в дверях купе.

– Вот ты где, Джин! Фу, как жарко, – я так торопилась. Нос у меня блестит?

– Ты никогда не выглядишь разгорячённой, Динни.

– Итак, всё готово. Вот результат – пятьсот, почти целиком бельгийскими.

– Великолепно.

– Держи квитанцию. Она на предъявителя. Они берут двадцать процентов годовых, день в день, но после двадцать восьмого апреля подвеска пойдёт в продажу, если ты её не выкупишь.

– Храни её у себя, Динни, – понизила голос Джин. – Если придётся действовать, нас здесь не будет. Существует несколько стран, у которых нет Дипломатических отношений с Боливией. Там мы и обоснуемся, пока все так или иначе не устроится.

– О! – беспомощно вздохнула Динни. – Я могла бы получить больше. Они прямо-таки схватились за неё.

– Ничего. Ну, пора садиться. Брюссель, главный почтамт. До свидания! Передай Хьюберту мой самый горячий привет и скажи, что всё в порядке.

Джин обняла Динни, прижала к себе и вскочила в вагон. Поезд тут же тронулся, и Динни долго махала рукой, глядя на повёрнутое к ней смуглое, сверкающее здоровьем лицо.

Оборотная сторона успеха, которого добилась Динни, так деятельно начав день, заключалась в том, что девушка оказалась теперь вовсе без дела.

Отсутствие министра внутренних дел и боливийского посла неизбежно парализовало всякую попытку воздействовать на них, даже если бы она могла принести пользу, что было маловероятно. Оставалось одно – ждать, изнывая от тоски! Динни все утро пробродила по городу, разглядывая витрины и людей, разглядывавших витрины. Позавтракала яичницей в закусочной и пошла в кино, смутно чувствуя, что планы Алена и Джин покажутся ей более правдоподобными, если она увидит нечто похожее на экране. Но ей не повезло. В фильме, который она смотрела, не показывали ни самолётов, ни бескрайних просторов, ни сыщиков, ни бегства от правосудия. Это было подробнейшее повествование о некоем французском джентльмене не первой молодости, попадающем в чужие спальни, хотя никто из персонажей до самого конца так и не поступается своей добродетелью. Динни непритворно наслаждалась картиной, – герой был очень милый и, вероятно, самый законченный из всех виденных ею лжецов.

• Предыдущая
• 63/72
• Следующая