Тогда умирает футбол - Голубев Анатолий - Страница 38
- Предыдущая
- 38/64
- Следующая
То, что с улицы выглядело нагромождением кусков цветного стекла, оказалось витражом, в стилизованной манере изображавшим двенадцать апостолов. Свет бил через красные, зеленые и желтые стекла и создавал впечатление, что апостолы живые и идут навстречу молитве, излучая свет.
На противоположной стороне – частокол органных труб, упрятанный за стилизованный циферблат гигантских часов, очевидно призванных напоминать о бренности всего живущего.
За алтарем – стол, крытый зеленым сукном, как в бильярдной. У иконы богоматери – электрическая подсветка вместо лампадки. Светлые плафоны модернистской формы асимметрично развешаны по потолку. Бетонный пол внутри здания расписан под мрамор. Амвон с хромированной решеткой. Убирающийся пюпитр и длинный ус современного микрофона «ФР РВ Браун Спик». На маленькой двери слева – «Приемная священника». И кнопка электрического звонка. В углах красные тела огнетушителей фирмы «Минимакс». Два десятка рядов удобных кресел. Ловко запрятанные динамики откуда-то – кажется, из-под земли и с неба – наполняют зал тихой мелодией гимнов.
«Странно, – думал Дональд, – несмотря на необычность формы и обстановки, первая мысль, которая приходит в голову, – не о человеке, создавшем это чудо, а о боге. В этом, видно, и сказался талант архитектора. Долгие века религия безраздельно властвовала над душами. Она держала в руках нити всех моральных принципов. А сейчас абсолютное большинство предпочитает материальное благополучие размышлению о бессмертии души. Дороги людей слишком часто расходятся с дорогой бога».
Дональд не был набожным. К религии относился, как и его мать, совершенно равнодушно.
«Ни бог нам, ни мы богу не мешаем», – говаривала она.
Он вспомнил слова Мейсла о том, что люди перестали слушать всевышнего.
«Да, не густо в церкви. Но, может быть, вот такими архитектурными чудесами цивилизация подновит устаревшую мишуру религиозного обряда, и люди вновь захотят слушать бога? И набожный Уинстон Мейсл изменит свое мнение о людях? А люди о нем?»
Дональд вышел из церкви и повел машину к дому Тейлоров.
Еще из прихожей увидел, что Барбара болтает ле телефону. Перед ней стоял стакан с виски и бутылка с содовой. Прикрыв трубку, она поцеловала Дональда и шепнула:
– Лоорес…
Дональд с удивлением посмотрел на Барбару.
«Что надо этому пузатику?»
Он налил себе виски и сел в сторонке, невольно прислушиваясь к разговору. В голосе Барбары мелькали кокетливые нотки.
Повесив трубку, она несколько смущенно прошлась по комнате и только тогда подсела к Дональду.
– Ну, милый, как твои дела? Ты совсем стал забывать свою Барбару…
– Я не рискнул бы тебя упрекать… Но похоже, что забывчивость проявляется больше с твоей стороны…
– О, ревность?
– Тебе очень хочется, чтобы я признался в этом?
– Ужасно хочется!
– И наверно, хочешь, чтобы я разговаривал с тобой по телефону вот так.
Дональд сделал вид, что взял трубку, и, подражая голосу Барбары, томно произнес:
– Хэлло!
И сдавленным мужским голосом:
– Дорогая… Сколько времени прошло с тех пор, как я держал тебя в своих объятиях?
– Она, шокированная, но довольная: О Дон, дорогой…
– Он: Отвечай мне… Как давно это было?
– Она: Ну, я бы сказала, один день шесть часов три минуты и сорок пять секунд тому назад.
– Он: Это слишком долго. Ты в чем одета?
– Она: О, в зеленом платье со строчкой,.
– Он: Ты мне не нравишься в этом платье. И ни в каком другом. Я люблю тебя обнаженную. (И прежде чем ты возмутишься, «Он» меняет тон.) Дорогая, мы отправимся сегодня на коктейль к Фрэнку Бумсу. На сборы – пятнадцать минут. Пока, дорогая. (Звук поцелуя.) – А что? Ты знаешь, мне это, пожалуй, нравится. Да, Дональд, я хотела с тобой посоветоваться. Джордж («Опять этот Лоорес!») рекомендовал мне поговорить с Мейслом. На процессе, о котором ты мне столько говорил, Мейсл под маркой защиты наших интересов собирается заработать бешеные деньги. Встретиться с Мейслом и потребовать какую-то долю?
Дональд даже задохнулся.
– Ты это серьезно?…
– Вполне. Кстати, надо спешить, поскольку дело уже запущено в производство. Оно находится в Манчестерской регистратуре.
Мысль Дональда лихорадочно работала. «Имеет ли отношение ко всему этому разговору Лоореса и Барбары сам Мейсл? Что хочет извлечь из этой игры Лоорес?»
– У тебя что… трудно с деньгами? – осторожно спросил Дональд, чтобы не сказать что-нибудь грубое.
– Нет. Но Джордж сказал, глупо не воспользоваться такой возможностью. Получить свою долю – это вполне справедливо.
– Да уж, что справедливее – плевать на память погибшего мужа!
Барбара смутилась. Опустила голову.
– Не надо, Дон… Зачем во всем видеть только дурное?
– Это тоже тебе говорил Джордж?
– При чем здесь Джордж? У меня своя голова на плечах. А скажи, что изменится, если я буду молчать? Может быть, не будет процесса или вернется Тейлор?
– Если будешь молчать, ничего не изменится. А если нет, процесс может и не состояться.
– Уж не собираешься ли ты воевать с Мейслом?
– А почему бы нет?!
– В одиночку? Он сотрет тебя в порошок. Не забывай, что ты целиком зависишь от него.
– Прокормлюсь как-нибудь и без Мейсла. Ни на одном «Рейнджерсе» сошелся свет клином.
– Но там свои Мейслы!
– Или Лооресы?
– Пусть будут Лооресы. Кстати, он сам еще не определил свое отношение к процессу. Джордж осуждает Мейсла, как христианин…
– Но одобряет, как президент совета директоров «Элертона»? Завидует, что не может сделать того же самого?
– Ах, не знаю!… Поговори с ним сам. Он спрашивал о тебе и, по-моему, хотел тебя видеть.
Разговор не вязался. Барбаре казалось, что Дональд чрезмерно щепетилен в своем отношении к процессу и воспринимает его слишком болезненно.
Она не видела чудовищности в затеваемом Мейслом деле. Или не хотела видеть, закрывая глаза на все, что могло как-то нарушить ее покой, вторгнуться в ее жизнь трудным испытанием. Она находилась в том состоянии, когда человеку нерешительного характера достаточно легкого давления, чтобы он принял любую из противоположных точек зрения.
Дональд, однако, был настолько взволнован и огорчен намерением Барбары заработать на процессе, что не мог понять ее состояния, воспользоваться удобным моментом для спокойного объяснения. Он испугался, что продолжение этого разговора может привести к ссоре, и решил уйти.
Довольно холодно попрощавшись, Дональд пообещал позвонить вечером.
– Я буду занята, – сказала Барбара. – Давай завтра. Сегодня у меня встреча с подругой.
«С подругой… Вот никогда не думал, что у нее есть подруга! Мужчины – да, но подруга?!»
Он приехал в клуб перед самым обедом. Тренировки закончились. Большинство игроков уже разошлись. Только из бильярдного зала доносились звуки сталкивающихся шаров и шуршанье подошв.
Дональд прошел прямо к Мейслу. Тот был у себя. Сидел в одиночестве, перечитывая «Обсервер». Кипа газет валялась возле кресла на полу. Жирными крестами красного фломастера Мейсл отмечал статьи, которые следовало зарегистрировать в картотеке.
– А, Дональд? Вы, кажется, чем-то озабочены?
– Представьте, тем же, чем и вы.
– Вот как? Это интересно.
Мейсл отложил газету и внимательно посмотрел на Дональда.
– В таком случае нам будет легче договориться.
– Не думаю… Мейсл поморщился.
– Я надеялся, что вы поняли всю порочность процесса, который затеваете. Мне показалось, вам стало ясно, что в нашем обществе невозможно осуществить такое кощунственное дело. И, признаться, был крайне огорчен, узнав, что судебное дело уже возбуждено. Мне очень жаль, мистер Мейсл, но я никогда не соглашусь на этот процесс.
В таком же духе Дональд говорил еще долго, но уже что-то запальчивое и невразумительное. Мейсл слушал, потом, достав сигару, тихо, но твердо сказал:
– Процесс будет. Больше того: БЕА его проиграет.
– В таком случае вы видите перед собой врага.
- Предыдущая
- 38/64
- Следующая
