Любовник смерти - Акунин Борис - Страница 47

• Предыдущая
• 47/61
• Следующая

Наконец японец изрёк:

– Сенька-кун мородец. Теперь всё ясно.

Инженер удовлетворённо кивнул:

– Вот и я так думаю. Тебе не за что извиняться, Сеня. Благодаря твоим действиям мы теперь знаем, кто убийца.

– Как так?! – подскочил на стуле Скорик. – Кто же? Однако господин Неймлес на вопрос не ответил, заговорил о своём:

– Собственно, с д-дедуктивной точки зрения задача с самого начала представлялась несложной. Мало-мальский опытный следователь, располагая твоими показаниями, решил бы её без труда. Однако следователя интересует лишь закон, мои же интересы в этом деле обширней.

– Да, – согласился Маса. – Дзакон – это меньсе, чем справедривость.

– Справедливость и милосердие, – поправил его Эраст Петрович.

Похоже, эти двое отлично понимали друг друга, а вот Сенька никак не мог взять в толк, о чем это они.

– Да кто убийца-то? – не выдержал он. – И как вы его раскусили?

– Из твоего рассказа, – рассеянно ответил инженер, явно думая о другом. – Устрой гимнастику мозгам, это полезно для развития личности… – И дальше забормотал невнятицу. – Да, вне всякого сомнения, справедливость и милосердие важнее. Слава Богу, я теперь частное лицо и могу действовать не по букве з-закона. Но время, у меня совсем мало времени… И потом эта маниакальная осторожность, как бы не спугнуть… Разом, одним ударом. Одним махом семерых побивахом… Эврика! – воскликнул вдруг Эраст Петрович и шлёпнул по столу ладонью так громко, что Сенька дёрнулся. – Есть план операции! Решено: справедливость и милосердие.

– Операция будзет так надзываться? – спросил сенсей. – «Справедривость и миросердие»? Хоросее надзвание.

– Нет, – весело сказал господин Неймлес, поднимаясь. – Название я придумаю поинтересней.

– Что за операция? – жалобно скривился Скорик. – Сами говорите, благодаря мне всё разгадали, а сами ничего не объясняете.

– Пойдём с тобой ночью на Яузский б-бульвар, там всё узнаешь, – таков был ответ.

Пошли.

Смерть открыла сразу как постучали – в прихожей, что ли, поджидала? Распахнула дверь и молчит, смотрит на господина Неймлеса – не мигая, жадно, будто у ней перед тем глаза были завязаны, или долго в темноте сидела, или, может, прозрела после слепоты. Вот как она на него смотрела. А на Сеньку даже не взглянула, не то что «здрасьте, Сеня» сказать или «как здоровьице». Эрасту Петровичу на его «добрый вечер, сударыня», правда, тоже не ответила. Даже немножко поморщилась, будто каких-то других слов ждала.

Вошли в гостиную, сели. Вроде встретились для делового разговора, а что-то не так было, будто говорили не о том, о чем следовало. Смерть-то впрочем отмалчивалась, всё на Эраста Петровича глядела, а он по большей части смотрел на скатерть – поднимет на Смерть глаза и скорей снова опустит. Заикался больше обычного, вроде как конфузился, а может не конфузился, поди у него разбери.

От этих гляделок, в которые те двое играли промеж собой, без Сенькиного участия, ему стало тревожно, и господина Неймлеса он слушал вполуха, в голову лезло совсем другое. Коротко говоря, сказ инженера, или, как он сам обозвал, «план операции» состоял в том, чтоб собрать всех подозреваемых в одном особенном месте, где преступник сам себя проявит и выдаст. Скорик уставился на Эраста Петровича: как же так, ведь сами говорили, что убийца разгадан, но инженер сделал знак глазами – помалкивай, мол. Ну, Сенька и смолчал.

И когда Эраст Петрович сказал: «Без вас, сударыня, и без тебя, Сеня, мне в этом деле, к сожалению, не обойтись. Нет у меня других помощников» – всё равно Смерть на Скорика не посмотрела, вот какая обида. Ужасно он от этого расстроился. Даже не испугался, когда инженер принялся опасностями предстоящего дела стращать – вот до чего расстроился.

Смерть тоже нисколько не испугалась. Нетерпеливо качнула головой:

– Пустяки говорите. Лучше про дело сказывайте.

И Сенька лицом в грязь не ударил:

– Чего там, двум смертям не бывать, одной не миновать.

Лихо тряхнул головой и на неё покосился. И только потом сообразил, что вышло-то двусмысленно: то ли про смерть сказано, то ли про Смерть.

– Хорошо, – вздохнул Эраст Петрович. – Тогда распределим, кому за какой конец держать невод. Вы, сударыня, приведёте на место Князя и Очко. Сеня – Упыря. Я – пристава Солнцева.

– Этого-то зачем? – удивился Сенька.

– Затем, что п-подозрителен. Все преступления совершены на территории его участка. Это раз. Сам Солнцев – человек жестокий, алчный и абсолютно б-безнравственный. Это два. И главное… – Инженер снова уставился на скатерть. – Он тоже состоит в связи с вами, сударыня. Это три.

У Смерти дёрнулась щека, как от боли.

– Снова не про то говорите, – резко сказала она. – Объясните лучше, как Князя с Очком выманить. Они оба волки бывалые, сами в загон не пойдут.

– А я? – встрепенулся Скорик, до которого вдруг дошло, что ему надо будет в одиночку с самим Упырём тягаться. – Он меня и слушать не станет! Вы знаете, он какой? Он меня велит за ноги взять да разодрать на две половинки! Кто я ему? Сикильдявка! Никуда он со мной не пойдёт!

– Не пойдёт, а бегом побежит, это уж моя з-забота, – ответил Сеньке господин Неймлес, а смотрел при этом на Смерть. – Да и не придётся вам двоим никого никуда заманивать. Только встретить и сопроводить к назначенному месту.

– Что за место такое? – спросила Смерть.

Вот теперь инженер, наконец, повернулся к Скорику, да ещё руку ему на плечо положил.

– Это место только один человек знает. Как, Али-баба, выдашь нам свою пещеру?

Если б Эраст Петрович его при Смерти «бабой» не обозвал, Сенька ещё, может, и не сказал бы. Только чего над серебром-златом трястись, когда, может, вся жизнь на кону? А потом Смерть обратила на него свои глазищи, брови чуть-чуть приподняла, словно удивляясь его колебанию… Это и решило.

– Эх! – махнул он рукой. – Покажу, не жалко! Знайте Сеньку Скорика!

Сказал – и так вдруг жалко стало: даже не огромных тыщ, а мечту. Ведь что такое богатство? Не жратва от пуза, не сто пар лаковых штиблет и даже не собственное авто с мотором силищей в двадцать лошадей. Богатство – это мечтание о рае на земле, когда чего пожелаешь, то у тебя и будет.

Тоже, конечно, брехня. К Смерти вон с какими мильонами ни суйся, всё одно, как на Эраста Петровича, смотреть не станет…

Никто сумасшедшей Сенькиной щедростью не восхитился, в ладоши не захлопал. Даже «спасибо» не сказали. Смерть просто кивнула и отвернулась, будто иначе и быть не могло. А господин Неймлес встал. Тогда идёмте, говорит. Не будем время терять. Веди, Сеня, показывай.

В подземной зале, где несколько часов тому Проха хотел выдать старого приятеля на верную гибель, а заместо того сам лишился жизни, мёртвого тела уже не было. Не иначе подвальные жители уволокли: одежду-обувку снимут и голый труп после на улицу подкинут, обычное дело.

С Эрастом Петровичем и Смертью страшно не было. Светя керосиновой лампой, Сенька показал, как вынуть камни.

– Тут только вначале пролезть узко, а потом ничего. Иди себе, пока не упрёшься.

Инженер заглянул в дыру, потёр одну из плит пальцем.

– Старинная кладка, много старше, чем здание ночлежки. Эта часть Москвы похожа на слоёный п-пирог: поверх прежних фундаментов построены новые, поверх тех ещё. Чуть не тысячу лет строились…

– Чего, полезли, что ли? – спросил Скорик, которому уже не терпелось показать сокровища.

– Незачем, – ответил господин Неймлес. – Завтра ночью п-полюбуемся. Итак, – обратился он к Смерти. – Ровно в три с четвертью пополуночи будьте здесь, в зале. Придут Князь и Очко. Увидят вас – удивятся, станут задавать вопросы. Никаких объяснений. Молча покажете ход, камни будут уже отодвинуты. Потом просто ведите их за собой, и всё. Вскоре появлюсь я, и начнётся операция под названием… Пока не придумал, каким. Главное – не теряйте присутствия духа и ничего не бойтесь.

Смерть глядела на инженера не отрываясь. Что сказать – он и в мигающем свете лампы был красавец хоть куда.

• Предыдущая
• 47/61
• Следующая