На тебе греха не будет... - Голубева Татьяна В. - Страница 26

• Предыдущая
• 26/70
• Следующая

Насладившись досыта душевными страданиями, Алексей Алексеевич начал изучать остатки трехдневного пиршества, поскольку тело также требовало насыщения. Отыскав для начала замусоленный стакан с недопитой водкой, Карпов жадно поднес его к губам. Трех глотков ему вполне хватило для того, чтобы снова стать пьяным и веселым и снова надеяться на лучшее будущее, которое, пожалуй, не замедлит наступить. Стоило Карпову чуть-чуть выпить — и он с удовольствием начинал верить в чудеса. С другими случается же, а он чем хуже? Выковыривая грязным пальцем кильку из открытой консервной банки, Карпов принялся вспоминать разные чудеса. Вот, к примеру, Настасья, знакомая покойной Ляльки. Лялька, бывало, все говорила ей: «Приземленная ты душа, Настасья! Нет в тебе настоящего полета! Не умеешь мечтать, не умеешь!» Настасья и вправду всегда была какая-то странная, считал Карпов. Вроде и пьет, как все, и живет, как все, а все чего-то подсчитывает, как дурочка. Вот, говорит, если бы на эти деньги не водки купить, а сигарет по дешевке, да перепродать подороже, так можно было бы еще две бутылки купить… Дура, в общем. И вот вдруг эта приземленная душа, эта дура Настасья, которая к сорока годам поумнеть не сумела, находит на улице здоровенный дорогой бумажник с кучей денег и визитной карточкой. Нет бы сразу друзей угостить, повеселиться, так она за телефон схватилась — хозяина денег искать! Ну что, нормальная разве? Потащила бумажник куда-то, да так и не вернулась. Все, конечно, решили, что по дороге она все-таки не удержалась, завернула в магазин и теперь не скоро появится. Только Настасья не появилась совсем. Месяца через три Лялька случайно увидела ее на улице — и едва узнала. Одета была Настасья как картинка в журнале, и выходила она из такого магазина, в какие Ляльке вообще ходу не было — охранники с порога заворачивали. Лялька побежала следом, сомневаясь, Настасья ли это, догнала, поздоровалась. Настасья ее узнала, конечно, но разговаривала хотя и вежливо, но холодно. Сказала только, что вышла замуж за того мужика, который бумажник потерял, и уезжает с ним за границу, надолго, у него там служебные дела.

Лялька тогда вернулась домой в полном ошеломлении, долго не могла успокоиться, напилась, а после все плакала и завистливо кричала:

— Нет, ты видал такое, а? Это как вообще понимать? Дура ведь она, дура набитая, убогая тварь, приземленная душа, а живет как теперь?

После этого Лялька твердо решила разбогатеть. Карпов не сомневался, что при ее энергии она бы все смогла, вот только при виде бутылки она как-то сразу забывала, куда шла и зачем. Но начала она и вправду лихо. Быстро нашла каких-то чернявых дельцов, нанялась к ним в продавщицы — на улице с рук торговать лежалым товаром. Ну, всякие продукты, у которых срок годности кончился, выдохшееся пиво и так далее. Понятно, все такое продается по дешевке, зато быстро разбирают, не все же такие богатые, чтобы в магазинах покупать. Только при этом нужно постоянно по сторонам смотреть, чтобы ментам в лапы не угодить. Платить обещали с выручки. Лялька продержалась ровно три дня. В первый день заработала сто рублей и от счастья места себе не находила. На второй день ей заплатили целых двести десять, и тут уж фантазии Ляльки унеслись в заоблачные высоты. Весь вечер она рассказывала Карпову, как они скоро обставят квартирку новенькой мебелью, как купят на зиму теплую обувь, потом обзаведутся цветным телевизором, ну и так далее. Третий день она тоже отработала, как положено, принесла домой двести пятнадцать рублей, спрятала в шкаф, под кучу барахла. Копить начала. Ну, Карпов ничего против не имел. Копить так копить. Но четвертый день оказался выше Лялькиных сил — наверное, потому, что это оказалась суббота, когда торговля идет особенно хорошо. Уже к обеду Лялька без труда заработала две сотни, а подсчитав, что же будет часикам эдак к семи-восьми вечера, от восторга вконец поплыла умом. Черные хозяева, конечно, внимательно следили за своими наймитами, выручку отбирали регулярно, каждый час, а то и чаще и сами подносили новые партии товара, но за Лялькой не усмотрели. Удачно толкнув сразу десять пачек прогорклого масла, два пакета вонючих чипсов и упаковку тухлой ветчины, Лялька бросила коробку, служившую ей прилавком, оставив без присмотра товар, и с выручкой в кармане помчалась в ближайший магазин, решив, что вот сейчас она быстренько возьмет бутылочку и выпьет ее прямо на рабочем месте, а то уж очень душа разгорелась. Товар, естественно, тут же сперли конкуренты, да Лялька к нему и не вернулась. В магазине ей встретился старый знакомый, проживавший нынче на чердаке где-то на Вознесенском проспекте, и они оба так обрадовались встрече, что, взяв побольше водки и немножко копченой мойвы, отправились искать местечко для душевного разговора. А как летит время за хорошим разговором, каждый знает. Но чернявые предприниматели без труда вышли на Лялькин след, взяли ее с поличным прямо там, в тихом дворике, за мусорным контейнером, где она наслаждалась беседой с другом, и так избили, что Лялька приползла домой чуть живая. Да и не приползла бы, если бы друг не притащил. Били ее ногами, не разбирая места, и немалая часть ударов пришлась на несчастную Лялькину головушку. Пришлось Карпову Достричь ей волосы, чтобы добраться до страшных ран. Но идти в травматологию Лялька наотрез отказалась, она всю жизнь боялась врачей, да и паспорта у нее не было. Ну, в тот раз обошлось, отлежалась. В конце концов, не впервые с ней такое случилось, привычная была ко всему. Ну а в процессе лечения все накопленное тяжкими трудами улетело, конечно, со свистом.

Карпов, вздохнув, вернулся от воспоминаний к нынешнему моменту. Что тут у него имеется, что осталось от трехдневной гулянки с братом? Ну, много чего осталось. Брат, идя к нему в гости, не поскупился, принес полную сумку всякого-разного — он всегда так поступал, зная, что Алексей Алексеевич ничего за душой не имеет. Хлеба осталась почти целая буханка, непочатая банка кильки, большой кусок колбасы, три сардельки, пачка сливочного масла, про которое они с Николаем просто-напросто забыли. Вот и хорошо, что забыли. Он на этом масле макароны поджарит. Николай догадался макарон купить целых две пачки… И курево есть, и чай, и даже сахар. Разбогател, короче говоря. Сегодня можно не ходить на поиски бутылок. И завтра тоже. А все равно без Ляльки плохо. Одному не прожить.

Вспоминая ту январскую ночь, Илона каждый раз обмирала от страха, бледнела… но снова и снова вспоминала все по порядку, до единой мелочи. Почему — она и сама не знала. Как будто ей нравился этот страх…

Они с Нерадовым вышли из дома в восемь вечера. Тьма вокруг стояла — хоть глаз выколи, весь день над Петербургом висели низкие тучи, то и дело начинал валить влажный липкий снег. Ветер дул с Финского залива — тоже сырой, пронизывающий насквозь, тревожащий… Когда дул такой ветер, у Илоны кружилась голова, а спина болела так, что утром было трудно встать с постели. Толян несколько раз говорил ей:

— Иди к врачу! Сколько можно вот так мучиться? Ноешь, ноешь, а ничего не делаешь! Почки — дело серьезное, так можно и всерьез слечь!

Но Илона по-прежнему боялась врачей и предпочитала терпеть, лишь принимала наугад купленные лекарства и травы. Иной раз становилось лучше, иной раз — нет.

Толян в тот день вернулся рано, в три часа, и сразу, с порога заявил, что с деньгами полный завал, что нужно прямо сегодня идти за добычей. Нерадов был почему-то взвинчен, слегка пьян, однако Илона не стала задавать вопросов, прекрасно зная, что ответов все равно не получит. Ей совсем не хотелось выходить на улицу, но и спорить тоже не хотелось. Пошло оно все к черту, подумала она, надоело, надо куда-то смываться… Вот только куда? Кто ее приютит? Она же растеряла всех старых знакомых, а новых не завела! И тем не менее Илона твердо решила, что с завтрашнего дня начнет всерьез обдумывать эту идею. Скорее всего, она восстановит старые связи, а там видно будет…

В восемь Толян сказал:

• Предыдущая
• 26/70
• Следующая