Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" - Страница 15

• Предыдущая
• 15/197
• Следующая

— Теперь душа греет? — усмехнулся телохранитель.

— Да ее нет у меня… Мне и муж об этом часто говорил. Типа того, что «без души и миллионы — гроши»…

Она не стала протестовать, когда телохранитель обнял ее за плечи и поделился курткой. В тот же миг стало тепло-тепло и несказанно уютно. Почти как вчера ночью, в Чанах… Словно под крыло взял…

— А что еще, кроме моего пристрастия к этому делу, ты обо мне знаешь? — Рената взболтала содержимое початой бутылки и с интересом заглянула в Сашино лицо.

— Что тебе снится сон...

— Всем снятся сны! — возразила она с улыбкой. — Тем более, утром я сама тебе об этом говорила! — девушка помрачнела и уже с совершенно другим настроением продолжила: — Мне в последние дни, как ни задремлю, снится... какой-то храм, из глубокой-глубокой древности, но в тот момент, когда я вижу в нем себя, он новехонький, будто бы только выстроенный... или, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, реставрировали... Водоем прямо в центре этого храма... фрески на стенах… яркое солнце...

Саша, посмотрев на нее темно-серыми, непрозрачными глазами, договорил:

— ...а из глубины этого бассейна выныривает и взлетает огненная птица, и тебе нужно собрать её пепел, когда она сгорит... Одно условие: всё, до последней песчинки...

— Откуда ты... Саша, не пугай меня!

— Птица Бену, Феникс… — пробормотал телохранитель. — Гелиополь на берегу изумрудного Нила... Великий был город...

— Саша! Откуда ты знаешь о моих снах?

Он тихо засмеялся, на какой-то миг покрепче прижал ее к себе, слегка встряхнул за плечи:

— Да не знаю я ничего… Я разве похож на шварцевскую Тень? Стереотипный сон, вот и все…

— Мне такое не снилось никогда раньше. И уж тем более не повторялось при каждом удобном случае! И не нужно опошлять все это Фрейдом и Юнгом… и прочим психоаналитическим вздором…

— Я, вроде, не опошляю… Фрейда ты сама вспомнила…

Рената непокорно вздернула подбородок:

— Мне кажется, этот сон — подсказка…

— Вся жизнь — шарада, ребус… А ключи к разгадке разбросаны где угодно. Главное — подобрать нужный среди похожих фальшивок…

— Ты сейчас говоришь, как… тот… ну, в моем сне… на радуге…

— Угу… И много я говорил на Радуге?

Девушка снова с подозрением уставилась на него: шутит или нет. Улыбается как-то непонятно. Странный он все-таки… Саша подержал в ладони прядь ее волос:

— У тебя волосы — иногда как огонь, иногда как полынный мед. Очень красивые.

Рената грустно усмехнулась:

— Ты не видел меня в лучшие времена. Сейчас я растрепа…

— Когда-нибудь ты вспомнишь эти свои слова и подумаешь, что это и были самые лучшие времена… Когда все… закончится…

— Хорошо бы… — ей уже не верилось, что этот длящийся уже три дня кошмар когда-нибудь закончится. — Сколько тебе лет, Саша?

Он прищурился, отпустил ее, вынырнул из-под куртки, потянулся к огню и взял из костра полыхающую головешку, чтобы прикурить.

— Тридцать два.

— Ты кажешься старше… Нет, не внешне. Внешне — наоборот… Я вот сейчас сижу и пытаюсь представить тебя в детстве, в юности. И не могу. Странно ведь?

— Да нет, бывает…

Он посмотрел на бутылку. Рената, сама того не замечая, уже успела опустошить ее на четверть. Недаром у нее начал заплетаться язык — пока еще мило и очаровательно… Саша закрутил пробку и отставил коньяк в сторону:

— Достаточно. Нам скоро ехать, не нужно напиваться…

— Строгий, как Даша! — поморщила нос Рената.

Телохранитель опустил глаза. Такое выражение, какое было только что у него, действительно иногда появлялось на лице телохранительницы. Сходство, которого прежде Рената никогда не улавливала: слишком уж Дарья и Саша были разные...

— Саша… а когда все это закончится… мы будем видеться? Хотя бы иногда? Или ты уедешь?

Саша осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийся в ее разлохмаченных ветром волосах:

— Не знаю...

А хмельное эхо отозвалось в душе Ренаты: «Знаю, знаю, знаю!..»

Вернувшись из командировки, Николай обнаружил в почтовом ящике повестку. Его приглашали явиться в РОВД Центрального района. Завтра, восьмого октября. Время, проставленное в повестке, было не слишком удобно ему, но все же молодой человек перенес две встречи и выкроил «окно». Надо узнать, в чем дело.

Однако его просветили об этом уже вечером накануне. Очередная заботливая пассия Ника приехала, чтобы помочь ему с подготовкой ко дню рождения (Гроссману завтра исполнялось двадцать девять) и с порога поделилась дурной новостью:

— Ник! Ты слышал, что произошло у твоей Сокольниковой и ее папаши?!

Будучи вместе, Рената и Николай почти всегда называли друг друга по фамилиям. Ласковые обращения «ладонька» или «куколка» супругу бесили, и он употреблял их лишь в том случае, когда хотел ее позлить. Поэтому окружение «сумасшедшей парочки» быстро переняло привычку звать их Гроссманом и Сокольниковой.

Ольга поведала о страшных событиях, случившихся в семье Колиного тестя. Сам Полковник (такое прозвище было у Александра Сокольникова в среде компаньонов и врагов) был убит в собственной машине, дочка исчезла.

— Ходят слухи, что ее похитили! — добавила подружка. — У нас уже многие побывали в прокуратуре или где там еще допрашивают? Показания давали, в общем…

Николай встревожился. Криминальные «разборки»? Скорее всего. Тесть был птицей высокого полета. А при чем здесь Ренка? Вряд ли она в курсе отцовских дел, для чего ее похищать? С целью шантажа? Но шантажировать кого, если Александр Павлович убит? Может быть, убита и она, просто еще не нашли труп?

Гроссману стало не до дня рождения. Он извинился перед Ольгой, попросив ее уехать, затем обзвонил потенциальных гостей и отменил завтрашнюю встречу. У его приятелей было принято вламываться друг к другу без приглашения, потому что почти все были знакомы с младых ногтей и презирали церемонии. Ребята, узнав, что отмечания не будет, выразили соболезнования, добавляя, что и сами хотели ему позвонить и отказаться от приезда. «Угу… — подумалось Николаю. — То-то никто не позвонил, не сказал, кроме «тимуровки»-Ольги. Молодцы…»

Утро тоже началось со звонков. А когда Гроссман уже собирался выезжать, из Одессы позвонила мать.

— Шо у тебя постоянно занята линия? — приступила к допросу Роза Давидовна. — Ты не знаешь — тебя будет поздравлять мама?! Как ты себя имеешь, Коля?

— Твоими, Роза, молитвами.

— Мои молитвы таки иссякают, когда я думаю, как ви там живете! Шобы я еще раз говорила с твоим автоответчиком?! Дай мне твою жену, я имею, шо ей сказать!

Мадам Гроссман была не в курсе их развода с Ренатой.

— Роза, дело в том… ее как раз сейчас нету дома!

— Скажи, шобы набрала меня, когда будет! Вы ждете, когда Роза сдохнет, и приедете только на ее могилу?

— Спасибо за приглашение, мама, но сейчас нету возможности приехать.

— У вас, Колюня, никогда не будет возможности приехать, потому шо ты неблагодарный поц! Шоб ты знал, твой отец умывается слезами в своем гробу!

Николай торжественно поклялся матери приехать при первом удобном случае и сбежал. Роза Давидовна умела давить на людей даже по телефону и частенько приводила душевное состояние покойного мужа в качестве веского аргумента. Причем — с полной серьезностью. Несмотря на то, что Алексей Гроссман был старше нее на двадцать четыре года, Роза до сих пор не только почитала супруга, но и любила. По-своему, разумеется.

В назначенный час Николай прыгнул в свой «фордик» и помчался на Мичурина. Как всегда в это время дня, Красный проспект изобиловал автомобильными «пробками». Теперь вдобавок — вереница обесточенных троллейбусов…

Молодой человек чертыхался и поминал недобрым словом весь белый свет, в том числе — страдальцев, утверждающих, что люди России живут за чертой бедности. Судя по транспорту, забившему Красный, половина Н-ска разъезжала на иномарках, другая половина — на отечественных колымагах. Кто катался в троллейбусах — непонятно, однако их было гораздо меньше, чем водителей личного транспорта…

• Предыдущая
• 15/197
• Следующая