Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" - Страница 20

• Предыдущая
• 20/197
• Следующая

— Я не признаю, я констатирую... Есть женщины, которые делают это чертовски красиво. Вот ты — как раз такая женщина.

— А как насчет «все равно, что облизывать пепельницу»?

— Ну, об этом нужно спросить тех, кто облизывал пепельницы, — Саша подмигнул. — Ты молодец. Быстро взяла себя в руки… Эх, время, время…

Она невесело улыбнулась, хотя и недопоняла смысл его последней фразы.

— Кстати, насчет Ника... — Рената в задумчивости большим пальцем потерла бровь. — Что, если позвонить ему и узнать, что сейчас творится в Новосибирске? Может, он был в курсе папиных дел?

Саша помолчал, размышляя.

— Гм… Неплохая идея. Жаль, с сотового туда не позвонишь… Если, конечно, его вообще не спёр Гарик…

— Не позвонишь… — сокрушенно вздохнула Рената. — Так что нам эта штука теперь ни к чему. Даже если ее и не спер этот твой… п-приятель… Кстати, все хотела спросить: каким образом оно стало приятелем такого, как ты?

— Что значит — «такого, как ты»?

— То и значит! Ведь есть пословица «скажи мне, кто твой друг»…

— Рената, ты сегодня прямо фонтанируешь народной мудростью! — рассмеялся телохранитель. — Мы с Гариком росли на одной улице. Ну, и потом жизнь частенько сводила нас вместе.

— То есть, он тебе не друг? Тогда зачем ты его подобрал в том лесу?

— Мне Гарик — друг, но истина дороже! — Саша продолжал подтрунивать над нею. — Километров через триста — триста пятьдесят будет Уфа. Если скакать в том же режиме, что и сейчас, к ночи окажемся там. Не уверен, будут ли работать переговорные пункты, но посмотрим. В крайнем случае, подождем утра.

— Говоря честно, я не хочу разговаривать с Николаем. Может быть, ты?..

— Много времени уйдет на объяснения. Кто я, что я... Кроме того, в Новосибе это дело наверняка получило огласку, ведется следствие. Тебя, вероятнее всего, считают без вести пропавшей или похищенной...

— Меня похитили? — Рената улыбнулась: эта мысль в применении к Саше казалась несколько романтичной. — Знаешь, если бы ты похитил меня, я не стала бы никуда звонить…

Телохранитель покосился на нее. Она сделала вид, что не заметила этого:

— Ладно, я поняла: «Быстро-быстро-быстро, сама-сама-сама!»

— Ты начинаешь прогрессировать, Возрожденная! Вот уж слезы обсохли, вот уж вспомнила классику советского кино!

— А ты продолжаешь подкалывать! — фыркнула она, в душе довольная его похвалой.

— Восславим постоянство! — тут же парировал Саша.

— Плагиатор! Это сказал Рильке!

— Интерпретатор... Так перевел его Пастернак.

Рената выбросила недокуренную сигарету за окно и уставилась на Сашин профиль. Телохранитель какое-то время делал вид, что не обращает на нее внимания, глядя исключительно на дорогу и удерживая серьезность. Но наконец не утерпел, улыбнулся:

— Что?!

— Ничего. Я поймала себя на том, что начинаю привыкать к такой «бонни-клайдовской» жизни… Сидим с тобой, зубоскалим… А в гостинице остались убитые… И ведь не только «братва»!

— Неправда, — бесстрастно возразил Саша. — В охранников я стрелял не на поражение…

— Сути дела это не меняет… Разве остальные, «братва» та же, — не люди?

— Люди. Хреновые, правда.

— И ты — такой умный, знающий Рильке и Сократа, так рассуждаешь?!

— Я вообще не рассуждаю. Я еду.

— Не верю, что ты никогда не задумывался обо всем этом! — ее слегка покоробило сказанное телохранителем.

— Уж и не знаю, зачем тебе понадобилось все это ворошить, — с очевидным недовольством вздохнул он. — Ну, давай порассуждаем, если тебя так тянет. Пример не из классики. Видела новинку Спилберга?

— О динозаврах?

— Да. Помнишь, как заступалась за рептилий главная героиня? Мол, это ведь редкость, национальное достояние! Когда тираннозавр на ее глазах сожрал парочку попутчиков, то что она завопила одной из первых?

— Я видела в переводе: «Мочи этого монстра!»

Саша кивнул:

— «Мочи этого монстра»… Мы все добрые, интеллигентные и рассказываем о том, как любим собачек… пока одна из них не бросится на нас, ощерив клыки. И вот тогда быстро становится не до разговоров. Хорошо философствовать, Рената, сидя дома на диване. С книжкой лирических стихов на коленях…

Любой другой на его месте, скорее всего, разозлился бы. Дескать, ша, дура, я ради тебя рискую своей шкурой, а ты тут меня «лечишь»! («Ого! Знакомое со времен Гроссмана «ша»! Всё живо в памяти моей…») Но телохранитель даже не переубеждал ее, не спорил, не сердился, осыпая собеседницу доводами, оправдывающими убийство. Еще ни один аргумент не был для Ренаты столь убедителен, как этот — после всего, что совсем недавно произошло в саткинской гостинице. Не расхожая формула «добро должно быть с кулаками», но и не библейская заповедь «подставь другую щеку». Нет ни добра, ни зла. Нет — и никогда не было. Все преследуют свои цели, подчас даже совпадающие. И они с Сашей, и, похоже, преследователи хотят найти проклятый «дипломат». Что в нем, в этом «дипломате» — неизвестно. Для них с телохранителем неизвестно. Но те, другие, точно знают, за что так отчаянно борются…

— Саша, ты только что назвал меня «Возрожденная», — она решила переменить тему: молчать было страшно, а говорить об убийствах — еще страшнее. — А ведь так и переводится мое имя: Рената — «Возрожденная». Папа хотел назвать меня Настей, но маме не понравилось значение — «Воскрешенная». Она сочла это плохой приметой, и они остановились на Ренате…

Он пожал плечами:

— «В звучании словес и кроется загадка»…

— Да уж… Кроется… Мне все не дает покоя мой сон. Там было столько имен, столько названий, а я не могу вспомнить ни одного…

В Сашином взгляде появилось выражение, будто Рената стоит на пороге некого открытия, а он, затаив дыхание, ждет, сделает она шаг вперед или ретируется.

— Оритан! — победно воскликнула она. — Вспомнила: Оритан! Это название, что обозначает — я не знаю.

— Оиритиаан… — вдруг повторил Саша на неизвестном, невероятно красивом и музыкальном, языке.

Словно бы вся красота латыни, испанского, итальянского и французского отразилась в этом наречии. Всего лишь одно слово, «Оиритиаан», дохнуло зовом далеких звезд и невиданных миров. Но лишь тогда, когда Саша вдохнул в него душу, оно ожило, оно заискрилось, запело, погружая Ренату в сладостное состояние мига, предшествующего озарению. Оно прокатилось по венам прохладным потоком горной реки и вернулось волшебным фонтаном горячего гейзера.

И ведь в точности так его произносили в Ренатином сне…

На ее глаза навернулись колючие слезы, на затылке шевельнулись волосы. Подобное бывало с нею не раз, когда в разговоре она внезапно сталкивалась с чем-то неподвластным объяснению. С чем-то запредельным, пугающим, мистическим. С неким отголоском «ложного» воспоминания. Дежа-вю…

— Откуда ты знаешь? — прошептала она.

— По-моему, из нас двоих истфак окончила ты. По идее, это я должен выспрашивать у тебя об Оритане…

— Но такого названия не существует! — воскликнула Рената, и снова ощутила шевеление волос на затылке.

— В официальной науке — разумеется. Это «мракобесная» теория о существовании працивилизации. Знаешь, Лемурия, Атлантида… Вот и Оритан туда же. Странно, я думал, ты интересовалась подобными вещами, если уж пошла «на историю»…

— А откуда ты узнал об Оритане?

— Интересовался, — чуть небрежно откликнулся он.

— Расскажи.

И внезапно он заговорил на неизвестном ей языке…

Рената смотрела на него как завороженная. Что-то неопределенное замерцало в памяти, когда она медленно прикрыла веки. Склоны гор, застроенные белоснежными шарами невиданных зданий; огромная река, несущая свои воды в долину; Храм, вершина которого терялась в заоблачной выси… И когда все это затмила безжалостная вьюга, наваждение пропало, девушка очнулась:

— Что? Что это?!

— Стихи, Возрожденная… «Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий Оритана…» Ну, и так далее. Язык древних ори. Тебе нравится?

• Предыдущая
• 20/197
• Следующая