Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" - Страница 32
- Предыдущая
- 32/197
- Следующая
Она обвила его руками, мечтая только об одном: чтобы сегодня длилось бесконечно и никогда не закончилось.
Саша легко, будто дуновением ветра, скользнул пальцами по ее лицу. Не открывая глаз, Рената улыбнулась: «ветер» донес до нее запах моря, запах дыма от хвойного костра, запах дальних путешествий. Нежные и в то же время бесконечно сильные и знакомые руки унесли ее далеко-далеко из убогого домишки на берег широкой изумрудной реки, на берег из желтого песка, мягкого, как шелк. И там они были только вдвоем, подвластные лишь Природе, столкнувшиеся в вечной борьбе мужчины и женщины, где нет и не должно быть побежденного...
— Это — сон? — спросила Рената, когда смогла говорить после вырвавшегося из груди крика наслаждения, впервые столь бурно ею пережитого. — Я помню, что так уже было…
Распахнув глаза, она коснулась губами Сашиной едва заметной родинки у виска, затянувшейся ссадины на скуле, горла, кожа которого по-прежнему источала тот магический, нереальный запах…
…И увидела прямо над собой распростершееся в ярко-черном небе созвездие Охотника.
Саша покачал головой, привстал на руках и взглянул на дальний берег, по косогорам которого рассыпались белоснежные шары огромных зданий — творения виртуозов давно забытой архитектуры. Это был незнакомый, фантастический город-сказка. К горлу девушки подкатили рыдания — то ли от счастья, то ли от осознания невосполнимой утраты... Все это она только что видела и с закрытыми глазами. Впуская в себя его, она позволила войти и прошлому…
Сухими губами Саша убирал с ее щек обильные слезы.
— Останови время, мой душехранитель! — просила она. — Хоть на час!
Саша ничего не мог сделать. Время не любило, когда его побеждали.
— Но почему?! — спрашивала девушка, когда все вернулось обратно. — Почему?!
И снова этот флигелек, тесная каморка, низкая кушетка...
— Куда все это девалось потом? Что стало с Городом, который ты мне сейчас показал? — Рената прижалась к нему, словно он мог защитить ее от всего мира.
— Все это осталось только в наших душах, в наших сердцах... И... больше нигде... Я не душехранитель, я…
— Что это за Город, Саша?.. — нетерпеливо перебила она, боясь, что ускользнет от нее неверное нечто.
Он посмотрел ей в лицо. Рената поняла, что он пытается определить, своевременен ли будет его ответ.
— Это Эйсетти, Танрэй. Это Оритан… — Саша зажмурился от невыносимой боли в груди: — Наш Оритан…
И вновь под колеса стелется бесконечное серое шоссе, путь-дорога в неизвестность…
Рената переключала радио и вспоминала последние три дня. Наверное, они запомнятся ей, как самое счастливое время в ее жизни... В саду за флигелем Саша учил ее той поразительной технике движения — «тайцзи-цуань» или «тай-чи», так звучало ее название у китайцев. Это был и танец, и философия. И с каждым разом у девушки получалось все лучше и лучше! Она словно вспоминала то, что умела давным-давно…
Так говорил Лао Цзы... Принято считать, что он это говорил, заметил как-то Саша, но ничего к этому не добавил — ни своего мнения, ни чьего-либо опровержения...
…«Когда-нибудь закончится мой сон... Я знаю, что Время скупо, что оно не дает слишком много счастья...
Снова в уме всплывает картинка. Воспоминание? Сон? Вот он — мой бог, мой царь, мой демон — широкая черная рубашка, завязанная узлом под грудью, развевается на ветру, солнце золотит пепельно-русые, почти совсем светлые волосы... Эти волосы должны быть длинными — тогда мне отчетливо казалось, что должны. Он счастлив. Он раскинул руки, впитывая всем своим гибким, сильным телом прохладный осенний воздух. Мне чудилось, Саша вот-вот взлетит — к солнцу, к огню. Ветер треплет его рукава, но он не чувствует холода.
— Всю жизнь бы петь парусом на ветру! — он почти не повысил голоса, но сквозь шум дальнего города тот все равно пробрался ко мне.
Я крикнула:
— Ты — самый лучший!
Я сидела на траве, боясь нарушить гармонию его беседы с чем-то невидимым.
— Ты мало кого знаешь, — как всегда, повторил Саша, приподнял голову и чуть округлил раскинутые руки — и вот он теперь будто птица, которая собирается взлететь, распуская крылья.
И я боялась вздохнуть, пока он не подхватывал меня и не вовлекал в свой странный танец»...
…Рената посмотрела на него, управляющего сейчас послушным, но искалеченным «Чероки».
— Ты никуда не денешься? — вдруг спросила она.
Легкие морщинки появились в уголках Сашиных глаз, когда он улыбнулся ей:
— Ты этого не хочешь?
— Конечно, нет! Не верю я той цыганке!
Он что-то знал и, видимо, из-за этого опустил глаза.
— Я должен успеть… Мне кажется, на этот раз я успею…
— Успеть — что?
— То, о чем ты спрашивала...
— Ты о времени? Я готова помочь тебе... Но… скажи — как?
В первый момент он не понял, затем лицо его ожило и засветилось:
— Готова? Серьёзно готова? Тогда я преклоняюсь пред тобой, моя повелительница! — пошутил (на первый взгляд, пошутил) Саша. — Все верно: ты выдержишь, у тебя все впереди.
— Может, у нас? — подсказала она.
— Пока ты не догонишь, я — только твое отражение. И я тебя охраняю. Как могу...
ЗА ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ДНЯ...
— Принесите главное! — вскричал полководец, закованный в вороненые доспехи с висящим на груди талисманом в виде причудливой змеи, которая свилась в кольцо, схватив самое себя за хвост.
В центре этого кольца будто бы чего-то не хватало, талисман был мертвым…
Лучи засыпающего солнца обагрили своим светом зеркальное лезвие обоюдоострого меча, и воитель со всего размаха всадил его в песок.
— Соберите его — всё, до едина! — облаченная в перчатку из черного бархата рука вытянулась в сторону призрачного храма на берегу изумрудной реки. — Ра даст вам силы и мужество! Нут одарит легкостью! Геб укрепит стойкостью! Да будет ваше деяние животворно, как разлив, благословлённый Хапи[8]! Вперед!
Воинство рассыпалось огненными ящерицами.
Полководец вскочил на коня и полетел в знойную пустыню.
Тысячи людей возводили невиданный со времен последнего Потрясения гигантский монумент. Его архитектор не был прирожденным ори: не обтекаемые, идеально круглые линии, но четкие грани треугольника были положены в основу этого сооружения. И, тем не менее, полководец знал, что и это — верный путь. Здесь — соприкосновенье разума и души. Здесь — геометрия Вечности.
Юный правитель стоял в своей колеснице. Десятки жрецов поддерживали его силы, и монумент ткался — руками смертных, будто преодолевших земное тяготение. С той же легкостью дети строят замки на песке.
Правитель залюбовался слаженными действиями племянника и его духовенства. Осеннее равноденствие на сорок смертей и возрождений солнца умалило власть Разрушителя над сердцем полководца.
— Дядя? — вопросил юноша. — Верно ли я действую?
— Да, мой мальчик! Да, племянник, верно!
— Но, мне кажется, мать и отец забыли обо мне навеки…
— Нет, Коремхеб, они идут к тебе. Весы Маат[9] будут качаться из-за тебя, но прямых дорог не бывает. В течение сорока дней я смогу способствовать тебе. Но не более. Потом — беги прочь от меня. Что есть сил. Туда, к храму Бену. Там найдешь спасение. Давай же, на чем ты остановился в своем созидании?..
8
Хапи — егип. бог воды. Символизирует Нил и его сезонный разлив.
9
Маат — егип. символ Истины. На весах Маат взвешивались сердца умерших для подтверждения их Исповеди Отрицания.
- Предыдущая
- 32/197
- Следующая