Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" - Страница 97

• Предыдущая
• 97/197
• Следующая

Гроссман курил на балконе. Влад с тревогой скользил взглядом по крышам ближайших домов. Нет, кажется, сегодняшнюю акцию они отложили. Хоть бы ливень начался, что ли, чтобы эти двое носа из дома не казали. Зинаида Петровна права: курить вредно. В данном, конкретном, случае — смертельно вредно. Можно, конечно, если сильно постараться, и дождь им обеспечить, но надолго ли? И силы сейчас на другое нужны.

Не прошло и часа, как на пейджер пришло сообщение от Аксенова…

У Снежаны была своя жизнь, однако с Андреем она предпочитала поддерживать сносные отношения, а потому всегда встречала его с широкой улыбкой на ослепительно-красивом, но ледяном лице. Все-таки, он полностью содержал и ее, и их общую дочь Оксану, а потому следовало мириться с его редкими «ревизиями». Тем не менее, Снежана боялась его, как огня. При его появлении женщину начинало трясти, а когда он исчезал, она напивалась до беспамятства. И очень хорошо, что эти «ревизии» были настолько редкими…

Восемь лет назад она устроилась секретаршей на фирму к очень молодому, но умному хозяину, папочка которого, как поговаривали, в прошлом служил в КГБ. Парень и впрямь оказался толковым, да к тому же еще, несмотря на молодость — всего двадцать три года — влиятельным бизнесменом. У него были связи, были бешеные деньги. В общем, в его распоряжении было всегда все самое лучшее.

Разумеется, при таком соблазне красивая (все говорили, что она — истинная толстовская Элен Курагина) и расторопная секретарша очень быстро оказалась в постели любвеобильного шефа. Желаемого она достигла очень быстро: чтобы «залететь», ей хватило пары встреч. Андрей пожал плечами и сказал: «Дело твое». Но от Ксюхи не отрекался никогда. Спустя какое-то время Снежана стала тихо ненавидеть дочь, которая теперь оказалась ненужным довеском, не приведя мамашу к вожделенной цели.

Оставляя дочку на нянек, раздобревшая и, к слову, еще более похорошевшая секретарша продолжала работать у Серапионова. Он даже не подумал повысить ее в должности, прекрасно понимая, что на большее Снежана просто неспособна. Тогда она стала пытаться «подцепить» кого-нибудь из компаньонов бывшего любовника. И ей достало глупости делать это, не сходя со служебного места.

Хуже всего было осознавать, что спокойный и невозмутимый Андрей уволил ее вовсе не из ревности. Какая ревность, когда он брезговал к ней прикасаться, и вся их «любовь» закончилась задолго до рождения Оксанки! Свою позицию он объяснил бывшей подружке в домашних условиях предельно лаконично: «Лучше я буду давать тебе деньги, чтобы ты сидела дома с Оксанкой, чем каждый день лицезреть, как ты крутишь своей ж…ой перед моими коллегами, у которых твой круп отнюдь не вызывает эротических чувств».

Заводить любовников на стороне Серапионов ей не запрещал. Не имел он также ничего против того, чтобы Снежана зарегистрировала с кем-нибудь из них отношения. Но… дружки, поматросив, разбегались (возможно, побаиваясь Андрея), а Снежана впадала в депрессии и иногда пила. Несколько раз Серапионову даже пришлось договариваться о ней с бывшими коллегами-врачами, и она проходила всевозможные курсы реабилитации, предварительно избавляясь в абортарии от «подарочка» очередного Ромео. А дамой она была, надо заметить, весьма плодовитой. В итоге Андрею это осточертело, и он сказал, что еще раз — и пусть Снежана воспитывает детский сад в условиях психбольницы, для пущей острастки пообещав забрать у нее свою дочь.

Женщину это отрезвило. Она взяла себя в руки, немного похудела и устроилась на работу. Андрей появлялся все реже — или не желая мешать устройству ее новой жизни, или завертевшись в своих делах.

Ненавидела Оксанку Снежана и еще по одной причине. Девчонка была прирожденной интриганкой («В папашу своего!» — часто в сердцах говаривала мать). Внешне от Андрея ей достались лишь темные волосы, в остальном она была точной копией Снежаны: склонная к полноте, неповоротливая, сероглазая, с фарфорно-белой кожей. Все это очень мило, но иногда девчонка творила такое, что мать не знала, хвататься ей за голову, за бутылку или за сердечные капли. Прекрасно чувствуя стиль отношений между матерью и отцом, Оксана быстро научилась пользоваться слабостями и пороками обоих, проявляя при этом недюжинные актерские дарования. Чего стоил хотя бы тот случай, когда приехавший Андрей долго не мог найти дочь и в итоге обнаружил ее почти посиневшей от холода на балконе, раздетой (а было это накануне Нового Года), клацающей зубами. На вопрос, что она там делала, Оксана, стоически глотая слезы и выдерживая имидж несчастного дитя подземелья, голосом трагика сообщила, что мать выгнала ее на балкон, не позволяя смотреть «Спокойной ночи, малыши!» Снежана, которую и так колотило от вида Серапионова, просто рухнула в обморок. Андрей, разумеется, дочери не поверил, привел в чувство бывшую подружку и ничего насчет этого больше не сказал. И подобные «штучки» (Снежана называла их «закидонами») Оксана вытворяла с завидной регулярностью, шокируя мамашу. Иногда ей все-таки удавалось обмануть отца и навлечь его гнев на материнскую голову. После же прогулки с Андреем девочка частенько рассказывала небылицы уже матери. И однажды Снежана, хорошо напившись, осмелилась воскликнуть: «Почему я не выпила яду, как только забеременела?!» Разумеется, это дословно передалось отцу, и тот предложил Снежане исправить ошибку постфактум. Причем предложил настолько убедительно, что та едва не стала заикаться.

Этим вечером он приехал за Оксаной, чтобы сходить с нею на «Юнону» и «Авось». Приехал задолго до начала спектакля, зная, сколько времени ей и ее мамаше всегда требуется на сборы.

Андрей прошел в комнату. От его внимания не ускользнули некоторые незначительные изменения в интерьере. Он пролистал лежавший на телевизоре журнал, небрежно отбросил его в кресло:

— Вы скоро?

Снежана вернулась из детской спальни и повела полным белоснежным плечом:

— Одевается. Поужинать не хочешь?

Андрей уселся на диване, раскинул руки на валике и отрицательно покачал головой. Снежана, полагая, что действует незаметно, сняла со стены в прихожей фотографию какого-то мужчины. Серапионов усмехнулся: она готова была обвешать картинками, фотографиями и еще чем ни попадя всю квартиру. Чувства меры у этой женщины не было никогда. Равно как и хорошего тона. Теперь у нее в ушах появились какие-то дурацкие серьги, зато хоть красится поменьше и слегка похудела. Но духи и одежда… Интересно, это ей новый хахаль выбрал или она сама? Что ж, если хахаль, то, возможно, они в конце концов и сойдутся. На общей почве безнадежного дурновкусия…

— К школе ее готовишь? — Андрей закинул ногу на ногу.

— Конечно. Тридцать первого на перекличку пойдем.

— Завидую твоему оптимизму…

— Почему? — удивилась она.

— Доживи сначала до тридцать первого, — он аккуратно, одним пальцем, отодвинул в сторону дамский журнал, прикрывавший пачку сигарет. — Опять при ней куришь?

— При ней не курю!

— Расскажи это тому, с фотографии, — с обманчивым добродушием кивнул Серапионов и даже слегка улыбнулся. — В квартире воняет, как в коммуналке с алкашами…

Снежана потупилась.

— Оксана! — вдруг крикнул Андрей и с удовлетворением отметил: бывшая подружка сильно вздрогнула от его возгласа и обрушилась в кресло. — Мы опоздаем, детка!

— Ну сча-а-ас! — раздался капризный детский голосок из спальни.

— Когда мы уедем, проветри квартиру.

— Хорошо… — беззвучно пролепетала Снежана, мечтая, чтобы они поскорее убрались.

Раздались тяжелые шаги, и в зале возникла наряженная полная девочка. Андрей подпер подбородок большим пальцем и слегка покусал фалангу указательного, с трудом сдерживая смех. Увы, но дурновкусие передается по наследству.

Совершенно без намеков на талию, широкая, угловатая, Оксана надела трикотажное блестящее платье в обтяжку по фигуре, с какими-то идиотскими рюшами на подоле, розочками по вырезу ворота и бантиками по бокам. Личико, безусловно хорошенькое, портили безобразные дешевые заколки и кошмарная прическа.

• Предыдущая
• 97/197
• Следующая