Странник поневоле - Долинго Борис - Страница 31

Вокруг чуть ниже по склону метрах в двухстах начинались плотные заросли гигантских хвощей и пальм. Можно было двигаться напрямик через лес, но Богдан решил, что это не лучший вариант. Лучше пройти как можно дальше по почти совершенно открытой местности предгорий, а потом повернуть под прямым углом. Путь получится ещё длиннее, но зато спокойнее.

Сориентировавшись по солнцу, которое перемещалось по небу параллельно этой гряде Безвоздушных гор, Богдан отправился в путь.

Пока за исключением парящего высоко и в стороне ящера, живность в поле зрения отсутствовала. Пройдя пару километров, Богдан вытер вспотевший лоб и обернулся – колонна с точкой перехода практически слилась с нагромождением скал.

Здесь с гор бежали ручьи, а заросли подступили ближе, и Богдан наконец увидел вблизи первого местного обитателя.

Из чащобы густых папоротников и каких-то пальмообразных растений с кустистыми венцами листьев на чешуйчатых стволах на открытое пространство выбрался крупный ящер, передвигавшийся на четырёх мощных лапах. Большая зубастая голова сидела на короткой, переходящей в толстое туловище шее. Туловище, длиной метра полтора, оканчивалось примерно таким же длинным сужающимся хвостом.

Но самым любопытным был «парус», протянувшийся по спине зверя от головы до конца туловища. Подобно спинному плавнику рыб, эта перепонка была натянута на метровые костистые отростки. Как реи на мачтах парусных судов, отростки имели поперечные перекладины-шипы на разной высоте, сидевшие перпендикулярно к перепонке.

Богдан не знал, является ли это существо копией некоего земного или какого иного ящера или же оно создано по прихоти местных Творцов или Творца, однако зубы зверя не внушали доверия в любом случае.

Словно в подтверждение этих опасений, ящер раскрыл пасть и издал резкое шипение и свист. Глаза мутно поблёскивали зеленоватым огнём.

Некоторое время человек и зверь стояли друг напротив друга, а потом Богдан поднял лучемёт и махнул им в воздухе. Зверь приподнялся на своих коротких сильных лапах, вытянул стрелой напрягшийся хвост и, разинув пасть, засеменил к юноше.

Богдан не стал стрелять сразу. Вспоминая то, что когда-то читал про ящеров, он резко, как тореадор, отскочил в сторону, пропуская зверя мимо, стараясь оставаться позади него в «зоне невидимости».

Рептилия пробежала по инерции метров пять, остановилась и начала в недоумении озираться. Мгновенное смещение человека из поля зрения воспринималось примитивным мозгом как исчезновение, и тупой зверь не мог понять, что же произошло.

Не спуская палец с кнопки активации лучемёта, Богдан решил немного позабавиться. Он осторожно подкрался сзади и схватив животное за левую заднюю ногу, резким движением опрокинул его на бок. Ящер заелозил по камням, силясь подняться, и стеганул хвостом, как плетью. Богдан подпрыгнул, пропуская удар полутораметрового «бича», и, перебежав к «парусу», навалил на него большой камень, а потом ещё и ещё, пригвоздив зверя к земле. Отряхнув руки, он с ухмылкой посмотрел на елозящего ящера и двинулся дальше.

Богдан стремился пройти как можно большее расстояние за светлое время суток. У него почти не было еды, за исключением нескольких кусков вяленого мяса, а из леса больше не выбиралось никаких зверей. Углубляться же в заросли на охоту он пока не собирался, хотя пропитание здесь можно было добыть только охотой: деревьев дедае на гранях не росло. Экспериментировать же с незнакомыми плодами не стоило. Да и, насколько помнил Богдан, в эпоху ящеров растений, дающих съедобные плоды, просто не было. Если Хозяин данного мира соблюдал на этой грани «палеонтологическую достоверность», то здесь вряд ли могли встретиться какие-то знакомые растения, которые человек мог употреблять в пищу. После изобилия островов это было довольно грустно, но это была данность, и оставалось только принимать всё как есть.

К моменту, когда солнце начало садиться далеко за лесом, Богдан прошёл, по своим расчётам, примерно одиннадцать километров. Можно было пройти и больше, но вся почва в этих предгорьях была покрыта каменным крошевом вроде щебёнки, что замедляло движение, не позволяя держать скорость больше трёх километров в час. Идти же по опушке леса, который зелёной лентой тянулся справа, вплотную к зарослям, где почву уже покрывал ковёр травы, Богдан не хотел – мало ли кто может броситься из чащи.

Тем не менее, следовало устраиваться на ночлег. Выбрав место, где с гор сбегал широкий ручей, Богдан отошёл от леса ещё дальше и между больших валунов нашел неплохое убежище. Оставив там свои вещи, он вернулся к лесу и нарубил веток и стволов папоротников и бамбука. Из всего этого он соорудил подобие шалаша, используя валуны как стены и опоры, а затем собрал сухих веток в количестве, достаточном для поддержания костра ночью. Немного подумав, он решил оставить вяленое мясо до более тяжёлых времён, и, несмотря на опускающийся вечер, направился в лес на охоту, двигаясь по берегу ручья.

В лесу пахло гнилью, а берега ручья здесь сделались топкими, и юноше пришлось отойти подальше от воды. Но и в зарослях встречались небольшие озерца застоявшейся воды, в которой копошились какие-то амфибийного типа твари. Внешний вид их не слишком располагал к употреблению на обед, хотя мясо этих существ вполне могло быть и съедобным. Просто Богдан ещё не настолько проголодался, чтобы лезть в грязь за амфибиями, так как на твёрдый берег они не вылезали.

В целом, живности попадалось немного – это было с одной стороны и хорошо, потому что если бы вокруг сновали какие-нибудь тиранозавры, то пришлось бы не столько думать о движении к точке перехода, сколько отбиваться от зверей. Плохо это было лишь с той точки зрения, что не позволяло быстро найти еду.

Наконец, пройдя метров сто, Богдан наткнулся на двуногого чешуйчатого, всего в синих и малиновых разводах, ящера величиной с добермана. Завидев незнакомца, рептилия стала раздувать нижнюю часть шеи, щёлкать беззубой и безгубой мордой-клювом и квохтать, как курица.

– Ага! – удовлетворённо сказал Богдан и подстрелил ящера.

Он отсёк обе мясистые ляжки – больше ему пока и не требовалось, и вернулся к своему убежищу, предварительно омыв мясо в ручье на открытой местности.

Богдан развёл костёр и, приготовив несколько шампуров с нежными кусочками мякоти, стал прожаривать мясо на образовавшихся углях. По вкусу оно оказалось похожим на курятину, и Богдан с аппетитом умял всё, что поджарил. У него сохранился запас соли и кое-каких приправ, которые хотя и подмокли, вполне годились в употребление, так что ужин вышел на славу. Остатки мяса он завернул в листья и шкуру, чтобы поджарить завтра.

Богдан приготовился забраться на ночь в своё убежище и задержался на пороге, всматриваясь вдаль. Хотя в отличие от Торцевого океана на грани имелись складки поверхности, он сейчас находился на возвышении, и поэтому местность просматривалась очень хорошо. Солнце садилось, красиво подсвечивая зелёные волны лесов, тянувшиеся насколько хватало глаз. Кое-где среди зелени вставали другие каменистые возвышенности. Несколько птеродактилей или иных летающих ящеров парили в последних лучах заката, но очень далеко в стороне. Из леса доносились какие-то крики, но тоже издалека.

– Восемь миллионов квадратных километров, – вздохнул Богдан. – Что бы я делал, если бы не подобрал карту?

Ему очень не хватало возможности поговорить с кем-то, потому он снова произнёс, обращаясь к самому себе:

– Сейчас спасть, а с утра, по холодку, – в путь!

Богдана разбудило дрожание почвы.

Он сел, протёр глаза и осторожно выглянул через ветки, закрывавшие вход в его то ли хижину, то ли шалаш. Луна уже сильно сместилась к краю местного небосвода, значит, ночь близилась к концу. Размеренное «бум, бум» доносилось откуда-то слева. Богдан взял лучемёт и осторожно выбрался наружу, прижимаясь к валуну.

Зверя он увидел сразу же – до него оставалось метров тридцать-сорок. Высоченный, намного выше телеграфного столба, он двигался на задних лапах, а недоразвитые передние конечности безвольно болтались на груди. Тёмный силуэт вырисовывался на фоне залитого лунным светом склона, отбрасывая почти такую же угольно-чёрную, резкую тень. Чешуйчатая кожа поблёскивала под лучами ночного светила, а когда зверюга поворачивала двухметровую голову, лунный блеск пробегал по громадным, под стать самому чудовищу, глазам. Шурша каменным крошевом, за зверем волочился могучий хвост.