Любимый враг - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 23

– Вы должны успокоиться и предоставить это дело мне, сэр. «Поспешайте медленно», – как говорили древние. А в таких делах спешить нельзя. Я отнесусь к этому делу с глубочайшим вниманием, уделю ему столько времени, сколько смогу, учитывая мой долг по отношению к другим клиентам.

– A у вас есть и другие дела?

Фонс сдержанно и снисходительно улыбнулся.

– Четыре года назад, когда я уволился из Криминальной полиции, я думал, что теперь осяду в коттедже в Патни со своей доброй женушкой и буду наслаждаться «почетным отдыхом» весь остаток своих дней, – отвечал Фонс доверительно, – однако, говоря по правде, мистер Холдейн, я нашел, что отдыхать довольно скучно. В это время – случайно, – мне подвернулись одно-два дельца, и я занялся старым ремеслом на новый манер и посвятил свое время распутыванию тех любопытных случаев, которые нередки в самых достопочтенных семействах. Эти дела требуют самого деликатного подхода, неистощимого терпения и высокого мастерства. С тех пор у меня работы свыше моих возможностей, но пока, по счастью, я удовлетворяю требованиям своих клиентов. Надеюсь, и леди Перивейл будет удовлетворена результатами моей работы.

Его голос звучал твердо и решительно, и Холдейн приободрился.

– Ну, во всяком случае, вам следовало узнать и о результатах моих, поисков, – сказал он, беря шляпу и трость.

– Конечно, сэр, любая информация по этому делу представляет ценность; благодарю, что вы пришли ко мне, – ответил Фонс, поднимаясь, чтобы проводить гостя до двери. Он не придавал никакого значения тому факту, что полковник Рэннок объявил о своем намерении уехать на Клондайк, но не попал туда. У полковника могло быть двадцать поводов к тому, чтобы пустить слугу по ложному следу. Он мог просто изменить свои планы. Золотые прииски расположены слишком близко к Северному полюсу, чтобы привлекать человека с роскошными привычками, обитавшего в комфортабельных комнатах в Олбэни, завсегдатая полудюжины веселых загородных особняков с их смешанным обществом и азартной игрой.

Спорт в Ирландии и Шотландии, спорт в Норвегии, даже в Исландии мог заставить человека его круга терпеть неудобства походной жизни, но вряд ли его соблазнит существование, полное непредвиденных случайностей и лишений в заснеженном мире близ Доусон-сити.

Джон Фонс сидел у камина, машинально прислушиваясь к доносившимся в окно звукам шарманки, и размышлял над тем, что ему рассказал Холдейн. Он тоже не терял времени и наводил справки о полковнике Рэнноке среди людей, которые могли что-нибудь знать. Например, побеседовал с модным оружейником, с которым Рэннок был связан уже двадцать лет, поговорил с секретарем клуба, который он часто посещал. У полковника были богемные вкусы, но он сохранил положение в обществе, откуда его, говоря его же словами, «так и не выперли»… Никто не лишал его права участвовать в карточных баталиях, хотя репутация Рэннока была несколько подмочена: подозревали, что у него нечисто со ставками. Но он знал все модные карточные игры и никто и никогда не поймал его на мошенничестве, хотя он всегда выигрывал. У него было много поклонников среди ветреной молодежи, они смеялись его шуткам и чуть не задыхались, куря его крепчайшие сигары. Друзей его собственного возраста и положения у полковника не было. Самые знатные дамы никогда не звали его в свой избранный узкий кружок, однако раз или два в год приглашали на большие вечера из дружеских чувств к его матери, которая уже двадцать пять лет вдовела и большую часть жизни состояла на придворной службе. Станет ли подобный человек мыть песок и скитаться по заснеженным берегам Юкона? Как бы странно это не выглядело, Фонс все же не исключал такую возможность. Рэннок хорошо проявил себя в горных сражениях в Индии, никогда не отсиживался в казарме, и его совсем не затронула преходящая мода феминизации мужчин. При этом он любил музыку – той прирожденной любовью, которая похожа на инстинкт, и стал замечательным музыкантом, вроде бы совсем к тому не стремясь, и это при таком требовательном инструменте, как виолончель, но он никогда не считал себя виртуозом и не делал вида, что на этом свете стоит жить только ради музыки. Он был своим среди артистов, художников, композиторов и музыкантов. Ему было свойственно многообразие талантов. Образование, полученное в Шотландском университете, армейская выучка, дружеские сборища и бродячая жизнь на Континенте в последние годы сделали его авторитетом во многих вопросах, которые интересуют всех. Он был своим и в лучших домах, и на дне общества.

В расцвете молодости это был солдат и спортсмен, высокий, крепкого сложения, замечательно красивый мужчина. Но он был хорош собой даже сейчас, в период своего морального и общественного ущерба. И нет никаких причин, подумал Фонс, чтобы такой человек побоялся опасностей и трудностей жизни на золотых приисках Аляски, если бы вдруг его туда повлек каприз. Но, с другой стороны, он вполне мог в последнюю минуту переменить свои намерения и отправиться в Остенде или в Спа, чтобы рискнуть капиталом в более привычной обстановке, вместо того, чтобы потратить его на золотых приисках. У Фонса были связи и на европейских курортах, и в местах отдаленных, и он написал туда, прося навести справки о полковнике, который был слишком заметной фигурой, чтобы не обратить на себя внимание. Отправив письмо, Фонс некоторое время занимался другими делами. Проделки полковника казались ему не столь уж важным обстоятельством, он не очень верил в возможность использовать его показания в интересах леди Перивейл. Ему важнее было отыскать женщину, чье сходство с миледи и послужило источником зла. А женщины были для мистера Фонса как бы залогом его успеха в делах розыска. Он редко терпел поражение, стремясь использовать этот чувствительный и импульсивный пол. Но сначала Фонсу надо было узнать, кто была эта женщина и где она теперь. И тут ему в голову пришла мысль, что красивая женщина вполне могла ранее украшать сцену оперетты или кабаре, будучи актрисой или хористкой. Подмостки театра – единственное место, где красавица из низов общества может завоевать признание, а каждая хорошенькая девушка уверена, что оно принадлежит ей по праву. И если это городская девушка, то она обязательно выберет театр, ведь с младенческих лет она слышит разговоры о знаменитых актрисах. Вырастая, она все чаще смотрится в зеркало и убеждается, что она хорошенькая. Тогда она разучивает мюзикхолльные песенки и пронзительно распевает их за домашними делами, в полной уверенности, что у нее тоже есть голос. Она прыгает и скачет под звуки дворовой шарманки и считает, что умеет танцевать. Наконец она узнает, что у троюродного брата папаши есть знакомый постановщик в театре «Талия»[29] и, вооруженная его рекомендацией и хорошеньким личиком, прокладывает путь в первый ряд кордебалета, и вскоре ее пронзительный голосок звучит в унисон с голосами других дурочек из простонародья. Возможно, таким же образом подвизалась на подмостках и особа, ныне известная под именем миссис Рэндалл, решил Фонс. Поэтому он посетил двух-трех театральных агентов, с которыми свел знакомство раньше, когда извлекал кое-кого из патрицианской молодежи из сетей театральных сирен.

Сначала он нанес визит агенту, самому известному и наиболее преуспевающему в своем деле, но этот джентльмен то ли стал слишком важным господином, то ли был чересчур занятым человеком, чтобы помочь Фонсу. Он рассеянно взглянул на фотографию: да, замечательно красивая женщина. Но он не может вспомнить никого в театральном мире, кто бы походил на нее. Да, он помнит сэра Хьюберта Уизернси, одного из тех молодых глупцов, притча во языцех, но они быстро исчезают из поля зрения, то ли берутся за ум, то ли умирают.

– Этот молодой человек умер, – сказал Фонс. – А вы случайно не помните, с кем из ваших подопечных он был близок?

– Нет, не помню. Такие молодые люди водят компанию со многими подобными леди из театра. Они устраивают вечеринки, роскошно ужинают, транжирят свои денежки, а когда сходят с круга, то о них сразу же все забывают.