Ночной поезд - Вуд Барбара - Страница 62
- Предыдущая
- 62/76
- Следующая
Врачи Шукальский и Душиньская, которых в то утро вызвали пораньше, сидели в комнате по соседству с кабинетом Шмидта и с тревогой смотрели на приоткрытую дверь. Видно было, как входят высокие гости и, когда Мария Душиньская поверх голов рассмотрела одного из них, она сдавленно вскрикнула.
– Что случилось? – шепотом спросил Шукальский, пытаясь разглядеть, что могло напугать ее.
– Я не могу поверить этому… – выдохнула она, прижимая руки к груди.
На несколько дюймов над бритой головой коренастого Дитера Шмидта возвышалась обнаженная голова Макса Гартунга.
– Ян… – Мария привстала, ее голос дрожал. – О боже, Ян…
– Что такое? – Ян шагнул к двери и в следующее мгновение заметил лицо человека, которого она увидела. – Да это ведь…
– Макс, – хриплым голосом прошептала она. Мария нашла руку Шукальского и сжала ее. – Ян, он приехал с ними! Он входит в эту группу!
Мария растерянно взглянула на него, ее глаза были полны слез.
Мечта о воссоединении с возлюбленным вдруг обернулась кошмаром.
Группа слегка расступилась, и оба врача одновременно увидели черную униформу Гартунга. Вдруг все поняв, Мария обернулась и рухнула на деревянную скамью, из ее горла вырвался незнакомый звук, какие издают животные.
– Боже мой, – пробормотал Ян Шукальский, все еще не сводя глаз с майора СС. – Иисус на распятьи, он заодно с ними. – Он взглянул на Марию. – Мария…
Но она не слышала его. Окаменев, она сидела на скамье с лицом белым, как мрамор, слегка приоткрыв рот, и смотрела кукольными глазами.
– Мария, – ласково сказал он, сел рядом с ней и взял ее руку. – Мы ведь точно ничего не знаем. Он мог приехать сюда, чтобы помочь нам.
Она нашла силы заговорить.
– Нет, Ян. Эта униформа. Сейчас я все понимаю. Последние полтора года я писала ему и никак не могла понять, почему он не отвечает. Еще в университете он неожиданно исчез, не сказав ни слова, и без предупреждения явился два года спустя. Теперь я все понимаю. Он один из них. О боже, Ян… Он один из них.
Ей хотелось заплакать, но такой возможности не представилось. Дверь распахнулась, и появился Макс Гартунг.
Из окна второго этажа больницы отец Вайда и Анна Крашиньская не очень четко видели ступени нацистского штаба. Чтобы осуществить намеченный план, важно было вовремя заметить, когда немецкая делегация выйдет из здания.
– Если хочешь, готовь лекарства, – сказал священник, – а я продолжу наблюдение.
Анна кивнула и отвернулась. В этот час она была единственной дежурной сестрой в палате больных тифом и могла работать относительно спокойно. Она боялась, как бы не начали дрожать руки, но ничего такого не случилось. Для выполнения этого задания требовалось хладнокровие. Предстояло наполнить каждый из семи шприцов двадцатью миллиграммами сульфата морфина и положить их на полотенце, чтобы можно было без промедления сделать уколы. Такой сильной, но не смертельной дозы было достаточно, чтобы притупить чувствительность взрослого человека.
Работая, она еще раз в памяти повторила контрольный список. Постельное белье не менялось уже два дня. Все подкладные судна были переполнены и стояли либо на пристенных столиках, либо на полу. Корзины для белья были набиты испачканными простынями. Линолеумный пол, который не протирали два дня, смотрелся уродливо в больнице, которая обычно содержалась в безукоризненной чистоте.
Зрелище было жутким, стоял невыносимый запах. Анна осталась довольна. Все получилось точно так, как она хотела.
Отец Вайда продолжал наблюдение, ожидая сигнала приступить к действию.
Спустя мгновение к Гартунгу в дверях присоединился раскрасневшийся злой Шмидт. Он бесцеремонно выпалил:
– Шукальский! Эти люди говорят, что вы устроили ложную эпидемию! Они утверждают, что в городе нет никакого тифа! Это верно? Черт подери, это правда?
Доктор хранил полное спокойствие. Его голос был тверд.
– Я считаю, что они ошибаются, герр гауптштурмфюрер.
– Ошибаются! – Комендант ворвался в комнату и, казалось, набросится на врача, но Гартунг преградил ему путь.
– Герр гауптштурмфюрер, – сказал Макс с улыбкой, – эти свиньи откровенно лгут. У них нет другого выхода, ведь это последняя возможность спасти свои никчемные жизни. Я предлагаю подойти к этой проблеме так, как положено эсэсовцам. Приступим?
Шмидт сначала свирепо взглянул на Гартунга, не скрывая своей ненависти, затем бросил полный бешенства взгляд на Шукальского. В это мгновение Ян обрадовался, что рядом находится Гартунг.
К двум эсэсовцам присоединился третий – светловолосый человек, на котором тоже была униформа СС. Гартунг вежливо представил всех, затем все пять человек сели, а Шмидт ногой захлопнул дверь. Присутствующие настороженно переглянулась.
– Доктор Шукальский, – в нос заговорил Макс, – все кончено.
– Что кончено?
– Ваша эпидемия тифа закончилась.
– Правда? Вы привезли лекарство? Наверно, немного ДДТ?
– Вы прекрасно знаете, что… – прорычал Шмидт, которого снова прервал командир «Einsatzgruppe».
Макс холодно посмотрел на Марию и растянул уголки губ в улыбке.
– Это ты мне впервые подала эту мысль, liebchen,[27] когда произнесла несколько неосторожных слов о тифе. А затем вы, герр доктор, – он повернулся к Шукальскому, – говорили об эпидемии, которая не подпустит нацистов к городу. В рождественскую ночь. Помните?
С того мгновения, как Мария заметила его и поняла, кто он на самом деле, она пыталась найти в своей памяти ответ на вопрос, почему Макс участвует в этом. Она вспомнила вечер в «Белом Орле», затем их последнюю ночь. Но у Душиньской была отличная память. Мария не сомневалась, что ни она, ни Шукальский случайно не рассказали Гартунгу важных подробностей. Тайна протеуса осталась нераскрытой.
– Во всяком случае, – весело сказал Макс, наслаждаясь испугом и болью, которые читались на ее лице, – ты сейчас можешь рассказать нам об этом все, иначе тебе придется туго.
– Тут нечего рассказывать, герр штурмбаннфюрер, – заявил Шукальский. От его спокойствия и уверенности доктор Мюллер нервно заерзал на стуле. – Вы прибыли в разгар самой опасной эпидемии тифа. Надеюсь, что у вас есть иммунитет против этой болезни.
Гартунг презрительно усмехнулся.
– Ты нас не напугаешь, свинья.
– Можно мне сказать кое-что?
Все посмотрели на Фрица Мюллера.
– Доктор Шукальский, доктор Душиньская, вы ведь знаете меня, верно?
– Конечно, знаем, герр доктор. Ваше имя значится на множестве результатов анализов наших проб крови. Нам приятно познакомиться с вами.
– Нам говорили, герр доктор, что здесь, в Зофии, нет настоящей эпидемии тифа. Вы просто подделали пробы крови. Это верно?
– Что вы имеете в виду под словом «подделали»?
– Вы взяли кровь у больного тифом и разделили ее на несколько проб, сопроводив их именами здоровых людей.
Теперь Шукальский изобразил праведный гнев.
– Простите, герр доктор, но я не подделываю результаты анализов. Я также не придумываю болезни там, где их нет. Вы говорите, что привезли сюда других врачей. А также лаборантов и аппаратуру. Можно вам сделать предложение? Давайте прямо сейчас отправимся в больницу, и вы увидите больных тифом. Я покажу вам свои записи. – Шукальский повысил голос. – И я вам докажу, что мне нечего скрывать. Господа, а если и этого будет недостаточно, вы можете выбрать деревню или деревни по своему усмотрению, и мы вместе проведаем больных тифом. Вы сможете осмотреть любого по своему выбору, взять столько проб крови, сколько вам необходимо. Лаборатория больницы в вашем распоряжении. Вы сами убедитесь, какого уровня достигла эта эпидемия.
Мюллер с опаской посмотрел на Гартунга.
– Он блефует, – заявил Макс с типичной для него улыбкой. – Давайте сделаем, как он предлагает. Посетим больницу, навестим какую-нибудь ферму или деревню, и я докажу вам, господа, что этот человек берет нас на пушку.
27
Liebchen (нем.) – дорогая.
- Предыдущая
- 62/76
- Следующая