Закрытые страницы истории - Горбовский Александр Альфредович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/92
• Следующая

Правление Аурангзеба было очень долгим — целых 50 лет. Однако не потому, что нетерпеливые наследники не желали ему смерти. Все было так же, как и с теми, кто царствовал до него. Но, наученный прошлым, помня участь своих отца, деда и прадеда, Аурангзеб постарался, чтобы удар не застиг его врасплох. Поэтому, когда настал неизбежный день и час и его любимый сын и наследник поднялся против него, он был готов к этому. Молодой человек, в числе достоинств которого не оказалось умения ждать, потерпел поражение, бежал в Персию и там погиб. Теперь Аурангзеб мог дожить до глубокой старости и царствовать спокойно: единственный сын его был мертв.

Не чужда этой традиции и европейская история. Печальная участь короля Лира — не только поэтический вымысел. Короли, свергнутые и изгнанные своими детьми, смотрят на нас со страниц истории Германии, Франции, Италии. Генрих IV, император «Священной Римской империи», бежав из тюрьмы, куда заключил его любимый сын, Генрих V, явился к епископу голодный, в лохмотьях, умоляя о пристанище. Он просил дать ему работу в какой-нибудь церкви. «Я много учился, — говорил он, — я умею петь…»

Епископ отказал ему. Бывший владыка, поражавший Европу своими победами и величием, умер в Льеже в нищете и забвении.

Но дети «пожирали» не только отцов. Когда на их пути к власти оказывалась мать, они тоже не ведали жалости.

Убийцей своей матери был Митридат VI Евпатор. Персидский царь Дарий II сжег свою мать заживо.

Долго и упорно пытался убить свою мать Нерон. Задача эта оказалась не из легких, поскольку мать мало в чем уступала своему царственному сыну. Хорошо зная, на что он способен, всякий раз перед едой она принимала противоядие. Тогда император через посредников вступил в переговоры с подрядчиком, занимавшимся перестройкой дворца, в котором жила его мать. Хитрый замысел состоял в том, чтобы потолок в ее спальне мог внезапно опускаться при помощи сложного устройства. Работы были в самом разгаре, когда подрядчик, не выдержав бремени, которое налагало на него сохранение тайны, стал делиться ею с другими.

Узнав об этом, мать сочла за благо покинуть своего «любящего сына», который тут же предоставил в ее распоряжение корабль. Конструкция корабля была задумана таким образом, что в открытом море он распадался на части. Это и произошло, но мать императора и здесь умудрилась спастись, ухватившись за какой-то из деревянных обломков. Можно представить себе досаду Нерона, когда он узнал об этом. В конце концов ему не оставалось ничего другого, как подослать наемного убийцу на виллу, где скрывалась его мать, полагавшая, очевидно, что уж теперь-то сын не доберется до нее.

Другой римский император, Вителлий, уморил свою мать голодом. Сделал он это лишь потому, что некая пророчица предсказала, что власть его будет долгой и прочной, если он переживет свою мать.

Как и во всякой борьбе, в борьбе за власть преимущество получает тот, кто держит инициативу в своих руках. И естественно, умудренные отрицательным опытом своих убитых предшественников, правители старались нанести удар первыми.

Когда персидский царь Камбис, обуреваемый страхом и подозрительностью, поспешил застрелить своего сына, он сделал это, только чтобы стрела, пущенная рукой сына, не опередила его замысел. С той же поспешностью римский император Тиберий, напуганный популярностью, которой пользовались в народе его внуки, объявил их врагами, а затем отправил в ссылку и уморил там голодом.

Подобные убийства были обычны в той борьбе за власть, которая беспрестанно шла между царствующими отцами и их детьми. И достаточно было малейшего повода, самого ничтожного подозрения, чтобы топор палача, с самого рождения занесенный над головой наследника, опустился.

Когда султан Сулейман Великолепный узнал, что янычары, опора его силы и власти, благосклонны к его сыну и наследнику Мустафе, он отправил к нему гонца с требованием, чтобы тот немедленно явился ко двору.

Предчувствуя недоброе, друзья Мустафы уговаривали его бежать. «Я должен повиноваться отцу, — возразил Мустафа. — Я не знаю за собой никакой вины».

Сын султана еще не был изощрен в политике и потому полагал, что между виной и наказанием непременно должна быть прямая связь.

В шатре султана кроме отца Мустафа увидел еще трех каких-то незнакомых людей. Едва он хотел приблизиться к трону, как они вдруг бросились на него… Несколько минут султан с удовольствием наблюдал, как сын его отчаянно боролся за свою жизнь и как в конце концов был убит у него на глазах.

Сулейман Великолепный (1495— 1566), турецкий султан

Его путь к утверждению власти лежал через беспощадные убийства отца, братьев, родных сыновей и внуков

Предвидя для себя ту же участь, другой сын султана, Баязид, попытался оказать отцу вооруженное сопротивление, был разбит и бежал в Персию. Но Сулейману была слишком дорога его плоть. Он заплатил персидскому шаху огромный выкуп — 400 000 дукатов только для того, чтобы и этот сын был удавлен у него на глазах. А после него той же веревкой один за другим были удавлены пятеро его малолетних детей, внуков султана.

В системе наследственной власти убийства стали в какой-то степени неизбежным элементом. Либо сын успевал убить отца, либо отцу удавалось опередить его, и тогда он убивал сына.

По приказу Сулеймана Великолепного его старшего сына и наследника Мустафу убивают у него на глазах

Подобные убийства были обычны в той борьбе за власть, которая беспрестанно шла между царствующими отцами и их детьми

В длинной череде детей, замышлявших на своих отцов, можно видеть молодого человека с бледным лицом и высоким выпуклым лбом. Он пытается говорить громко, но голос его звучит глухо, он хочет казаться решительным, но его выдает затравленный взгляд человека, который привык никому не верить. Это единственный, но нелюбимый сын царя Петра I. Отец знает о каждом сказанном им слове, о каждом шаге. «У меня есть много оснований полагать, — пишет царь сыну, — что, если ты меня переживешь, все, что мною создано, ниспровергнешь». Но сын не пережил его. Обвиненный в заговоре и покушении на жизнь отца, царевич Алексей был казнен.

Его судьба вечным напоминанием стояла перед глазами других наследников российского престола.

Сын императрицы Екатерины II Павел, окруженный соглядатаями и шпионами, имел достаточно оснований опасаться за свою жизнь. При дворе поговаривали, что мать была бы не прочь избавиться от него. Слухи эти, несомненно, доходили и до Павла.

Прошли долгие годы, прежде чем сорокадвухлетний Павел стал наконец императором. Умирающая императрица, тяжело дыша, лежала в постели, а в соседней комнате Павел нетерпеливо разбирал ее бумаги, судорожно рылся в шкафах и столах ее кабинета. Наконец ему попался большой пакет, перевязанный лентой. Присутствовавший при этом граф Безбородко кивнул головой, и через секунду пакет пылал в камине. Так было уничтожено завещание Екатерины. Согласно ее последней воле, в которую был посвящен граф Безбородко, наследовать ей якобы должен был не Павел, а сын его, Александр.

Гонимый некогда своей матерью, Павел, взойдя на трон, в свою очередь стал преследователем и врагом своих детей. Страхи и подозрения неотступно терзали Павла. То ему казалось, что жена его хочет царствовать вместо него, то, что сыновья замышляют против него зло. При дворе ходили упорные слухи, что император намерен арестовать своих сыновей и заключить Александра в Шлиссельбургскую, а Константина — в Петропавловскую крепость. Эти слухи ускорили ход событий. Смутно чувствуя, что надвигается что-то неотвратимое, 11 марта — в день, который оказался последним днем его царствования, Павел велел позвать к себе двух старших сыновей. Они явились, любящие, доброжелательные, как всегда. Отец приказал привести их к присяге. И они, присягавшие уже при вступлении его на царство, ничуть не удивились, с готовностью целовали крест, клянясь (во второй раз!) в верности императору. Искренность сыновей развеяла, казалось, смутную тревогу, которая подступала к его сердцу. Павел разрешил им даже присутствовать за ужином, чего давно не случалось. Император был странно оживлен, даже шутил. Александр и Константин вежливо улыбались. И вдруг, когда вставали из-за стола, Павел произнес странную фразу, поразившую всех присутствовавших: «Чему быть, того не миновать». С этими словами он ушел к себе в спальню, чтобы уже не выйти оттуда живым.

• Предыдущая
• 38/92
• Следующая