Дневник памяти - Спаркс Николас - Страница 22

• Предыдущая
• 22/32
• Следующая

Автомобиль приблизился… Проехал мимо… Элли последний раз махнула рукой, мелькнуло ее грустное лицо. «Не уезжай!» – чуть не крикнул Ной, глядя на набирающую скорость машину. Промолчал. Через минуту только отпечатки протекторов в пыли напоминали о том, что Элли была здесь.

Ной долго стоял на дороге. Стремительно появилась, стремительно исчезла… Навсегда. В этот раз навсегда.

Он закрыл глаза и снова увидел, как уезжает Элли. Вот она машет рукой, вот медленно трогается машина, увозя с собой его сердце… Элли, как и ее мать, никогда не оборачивалась.

Слезы на глазах мешали различать дорогу, но Элли упрямо ехала вперед, надеясь, что как-нибудь доберется до отеля. Она опустила стекло, чтобы проветриться и прийти в себя. Это мало помогло. Да что там – совсем не помогло.

Усталость. Страшная усталость, и совсем нет сил на разговор с Лоном. Что же ему сказать? Может, нужные слова сами придут в голову, когда они увидят друг друга?

Хорошо бы.

Доехав до моста, Элли почувствовала себя лучше. Не совсем в форме, конечно, но уже в силах встретиться с женихом. Во всяком случае, ей так казалось.

Дорога была свободна, и Элли не спеша ехала по улицам Нью-Берна, рассматривая прохожих. На заправке механик заглядывает под капот новенького автомобиля, а хозяин машины стоит рядом. Две женщины с колясками идут по улице и оживленно обсуждают выставленные в витринах наряды. Куда-то спешит хорошо одетый мужчина с портфелем в руке.

За поворотом пол-улицы перегородил грузовик, его разгружает молодой парень. Элли что-то в повадке парня напомнило Ноя, когда тот вытаскивал садки с крабами.

Она остановилась на красный свет. В конце улицы показался отель. Загорелся зеленый, Элли глубоко вздохнула и медленно доехала до гостиничной стоянки. Зарулив внутрь, она тут же увидела автомобиль Лона – прямо у ворот. И хотя рядом было свободное место, Элли решила поставить свою машину подальше.

Она повернула ключ, мотор послушно заглох. Вынула из бардачка зеркальце и расческу (и то и другое лежало поверх карты Северной Каролины), посмотрела на себя. Глаза распухшие, красные… Элли снова пожалела, что не захватила никакой косметики, хотя такое вряд ли закрасишь. Она попыталась зачесать волосы на одну сторону, на другую, поняла, что толку никакого, и бросила расческу.

Элли расстегнула сумочку и в который раз вытащила статью, что привела ее сюда. Как много случилось с тех пор! Не верится, что прошло всего три недели и что в Нью-Берн она приехала лишь позавчера. Казалось, что тот первый ужин у Ноя был давным-давно.

В кронах деревьев чирикали птицы. Облака разошлись, в прогалах между ними ярко голубело небо. Солнце скрывала дымка, но Элли знала, что скоро она рассеется и день будет просто замечательный.

Именно такой, какой хочется провести вместе с Ноем… Элли вспомнила про письма, что оставила ей мать, и взяла пожелтевшую пачку.

Стянула резинку и начала распечатывать первое письмо, однако затем остановилась, призадумавшись. Элли почти наверняка догадывалась, что там написано – повседневные новости, какие-то воспоминания лета, может быть, вопросы к ней, к Элли. Ведь тогда Ной еще ждал от нее ответа. Интереснее было бы прочесть последнее письмо, то, что лежало в самом низу стопки. Прощальное письмо. Какие слова выбрал для него Ной?

Конверт очень тонкий. Одна-две странички, не больше. Элли перевернула письмо. Без подписи, только адрес Ноя в Нью-Джерси. Она задержала дыхание и ногтем вскрыла конверт.

Март 1935-го. Два с половиной года он писал ей, не получая ответа.

Элли представила Ноя – как он сидит за ободранным столом, обдумывая письмо и зная, что оно последнее, – и ей показалось, что она видит на бумаге следы слез. Или просто воображение разыгралось?

Элли развернула листок и при свете неяркого утреннего солнца прочла:

Дорогая моя Элли!

Трудно писать тебе, прошлой ночью я совсем не спал – осознал наконец, что между нами все кончено. Это очень странное чувство, никак не могу к нему привыкнуть, хотя, оглядываясь назад, понимаю, что иначе и быть не могло.

Мы слишком далеки друг от друга, принадлежим к разным мирам, и все-таки именно с тобой я узнал, что такое любовь, почувствовал, как это бывает, когда незнакомый человек вдруг становится дороже всех на свете. После нашего знакомства я изменился, стал лучше и всю жизнь буду благодарить тебя за это.

Я не ропщу. Напротив, я твердо знаю, что наша встреча была не напрасной, и я рад, что мы были вместе, пусть и не очень долго. Если когда-нибудь, в следующей жизни, в далеком-далеком будущем, мы встретимся вновь, я улыбнусь тебе и вспомню наше лето. Мы многому научились тогда друг от друга, а главное – научились любить. И может быть, на самый короткий миг ты почувствуешь то же, что и я, и улыбнешься мне, вспомнив все, что мы пережили вдвоем.

Я люблю тебя, Элли!

Ной.

Элли прочла письмо трижды, медленно, не торопясь, потом сложила и убрала в конверт. Снова представила, как Ной писал эти строки, и с трудом поборола желание перечитать их в четвертый раз. Нет, хватит. Пора идти – ее ждет Лон.

Ноги казались ватными. Элли вылезла из машины, немного постояла, сделала глубокий вдох и пошла по направлению к отелю. Она так и не решила, что скажет жениху.

Ответ явился, только когда она потянула на себя входную дверь и увидела Лона, который молча ожидал ее в холле отеля.

Вот и конец истории. Я закрываю блокнот, снимаю очки и вытираю глаза. Уставшие и покрасневшие, они пока что меня не подводят. Впрочем, скоро и они сдадут, я знаю. Что ж, все мы не вечны. Я поворачиваюсь к хозяйке комнаты, а она смотрит в другую сторону. Там, за окном, гуляют с пациентами посетители – друзья или родственники.

Я тоже смотрю во двор. За те годы, что я провел здесь, картина за окном ни разу не менялась. Посетители начинают съезжаться после завтрака. Взрослые дети, одни или с семьями, посещают своих стариков. Привозят подарки, фотографии, сидят на скамеечках или гуляют по дорожкам парка, олицетворяющего тут природу.

Кто-то гостит весь день, но большинство отбывает через пару часов, и мне всегда жалко тех, кого они здесь оставляют. Иногда я пытаюсь угадать, что чувствуют мои друзья, провожая родных. С расспросами, однако же, не лезу. У всех есть свои секреты.

Сейчас я расскажу вам один из моих.

Я кладу блокнот и лупу на стол, кости тут же отзываются на движение болью. Я так и не согрелся, несмотря на то что сижу на ярком солнышке. Неудивительно – последние годы мое тело живет по собственным правилам.

Но мне везет. Люди, которые здесь работают, хорошо знают мои болячки и всегда помогают, как могут. Оставляют мне на прикроватном столике горячий чай. Я берусь за чайник обеими руками. Тяжело самому наливать его в кружку, и все же я справляюсь, потому что необходимо согреться, и, кроме того, надеюсь, что движения, пусть и самые простые, не дадут мне окончательно раскиснуть. Потому что, чего уж скрывать, я превращаюсь в самую настоящую развалину. Ржавею, как брошенная в болоте старая машина.

Сегодня, как и каждое утро, я читал ей, потому что так надо. Нет, не из чувства долга – хотя многие именно так и считают, – у меня есть для этих чтений другая, более романтическая причина. Возможно, стоило бы открыть ее вам прямо сейчас… Нет, пока еще рано об этом говорить, подождем хотя бы до обеда. Посмотрим, как все пойдет сегодня, есть у меня надежда, что…

Мы проводим вдвоем каждый день. День, не ночь. Врачи запрещают нам ночевать вместе, объясняют причины. Я соглашаюсь с ними и все равно время от времени нарушаю правила. Встаю посреди ночи, иду в ее комнату и смотрю, как она спит. Никто об этом и не догадывается. Я просто стою и смотрю, как она дышит, и думаю, что, если бы не встретил ее, вообще никогда не женился бы. А глядя на лицо, которое знаю лучше, чем свое собственное, чувствую, что и я очень много значил для нее. Даже объяснить не могу, как мне это важно.

• Предыдущая
• 22/32
• Следующая