Мама Стифлера - Раевская Лидия Вячеславовна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/107
• Следующая

Единственное, аборигены стали замечать, что запах пиздятины в квартале стал слабее, а потом вообще пропал.

Местное население возрадовалось, но ни с чем это приятное открытие не связало.

А зря.

Ибо Динозавр слёг в постель с явным намерением умереть от цирроза печени.

Врача к Динозавру вызывать не стали, поэтому просто накрыли её старым тулупом, и старательно не замечали.

На пятый день Динозавр умер. Как, впрочем, и ожидалось.

Ранним зимним утром Баклажан почувствовал, что он изрядно околел.

Виной тому стало отсутствие в доме отопления, по причине трёхлетней неуплаты коммунальных платежей.

Баклажан замёрз, и оттого проснулся.

В доме было тихо.

Безмятежно спала Тамагочи, трогательно зажав между коленей приметную голову Писи. Спокойным сном почивал Бородулька, обнимая во сне спортивную сумку с мандаринами, которой он разжился накануне, оглушив совком очередного охотника до Тамагочиных прелестей…

Громко храпела мама Дуся, уронив на пол тряпку, которую она подкладывала на ночь в трусы, поскольку страдала ночным недержанием мочи, а иногда и не только…

Тихо и безмолвно лежала в углу Динозавр, выставив из-под тулупа грязные конечности в дырявых носках разного цвета и размера.

А Баклажан мёрз.

"Нахуй Дине тулуп?" — подумал предприимчивый сожитель, и стал подкрадываться к Динозавру, аки тать в ночи.

"Ей похуй, а у меня яйца окоченели…" — ободряюще шептал себе под нос Баклажан, аккуратно стаскивая с Дины тулуп.

"Бум!" — громко стукнула об пол голова Динозавра.

"Еба-а-а-ать…" — слева направо перекрестился Баклажан, и сразу вспотел.

Динозавр была мертва.

Это Толик понял сразу. Он три года санитаром в морге работал, пока его не выгнали за излишнюю предприимчивость. Санитар Баклажан быстро высрал для чего к нему в морг периодически стучат старые ведьмы, и просят отдать им то рукав от одежды покойника, то кусочек мыла, которым трупы мыли. "Колдуют, бляди!" — смекнул Баклажан, — "По заказу, небось, работают. Порчу Вуду на алигархов пузатых наводят. Денег по любому имеют. С хуя ли я им бесплатно всё отдавать буду?" И открыл свой маленький бизнес. У него и прайс-лист имелся. В единственном экземпляре, написанный от руки:

"1. Одежда трупная — одна штука, тыща рублей,

2. Зуп покойника — одна штука, пятьсот рублей; оптом — сто рублей за зуп,

3. Кусок покойника, общим весом не более трёхсот граммов — три тыщи рублей…"

Бизнес развивался, приносил доход, и Баклажана сгубила элементарная жадность.

Толик решил не мелочиться, а продавать трупы целиком.

И спалился на первом же трупе, который он попытался продать родственникам трупа, со знанием дела поясняя, что по кускам он им обойдётся дороже.

С тех пор нос Баклажана лишился костей, и свисал игривым хоботком, придавая фиолетовому Толикову лицу некую пикантность и готичность.

И сейчас Толик, подёргав носом-хоботком, совершенно точно определил, что Динозавр почил в бозе. Причём, как минимум, дня три назад, если судить по запаху.

С минуту Баклажан мучительно соображал что ему делать, а потом решил разбудить всех домашних, чтобы думалось веселее и интенсивнее.

— ДИНА ПОМЕРЛА!!! — завопил Толик, скорбно простирая руки над головой, и размахивая тулупом, — ВСТАВАЙТЕ, БЛЯДИ!!!

Первой, разумеется, услышав знакомый зов, проснулась Тамагочи.

Одновременно с ней очнулся Пися, и, не разобравшись спросонок что к чему, сунул палец в Тамагочин анус.

Третьим пробудился Бородулькин, и крепко прижал к себе сумку с мандаринами.

Мама Дуся на сыновий зов отреагировала недержанием мочи, но глаза не открыла.

— Дина померла… — потупив взор, снова доложил Баклажан, и шмыгнул носом, — Воняет уж…

Маша-Тамагочи подошла к лежащему на полу трупу, бесстрашно наклонилась над ним, и незамедлительно проблевалась мандаринами. Что не ускользнуло от острого взгляда Бородульки.

— Крысишь, падла?! — взревел Борода, и хищно скрючил пальцы.

— Иди нахуй, — скорбно воззвал к брату Баклажан, — с мандаринами потом разберёшься. Думай, чё делать будем?

Бородулькин расслабился, и почесал болячку на подбородке:

— Хоронить надо…

Баклажан исподлобья взглянул на Бородулькина, и спросил:

— А на что хоронить будем, а? У тебя бабки есть?

— У меня мандарины есть, — быстро ответил Бородулькин, и добавил: — Но я их на поминки не дам. Я их за бокс плана загнать хотел.

Баклажан понял, что от брата путных советов не дождёшься, и повернулся к Писе:

— Ну что, залупа молдавская, скажешь?

Пися замычал, и стал быстро колотить рукой по воздуху.

— Чё мычишь, блядина? — задал Толик риторический вопрос, и ещё раз взглянул на Динин труп.

Пися не унимался, а подскочил к шкафу, и принялся стучать по его рассохшейся дверце, издавая не поддающиеся расшифровке звуковые сигналы.

Баклажан нахмурился:

— Что ты хочешь? Шкаф ломать?

Пися закивал лысой головой, и лёг на пол, сложив на груди руки.

Толик напрягся:

— Ты предлагаешь Дину в шкаф спрятать, мудило?!

Пися замотал башкой, и снова застучал по шкафу кулаками.

Тамагочи прекратила блевать, утёрла губы рукавом, и перевела:

— Пися говорит, что может из шкафа гроб сколотить, если надо.

— Оно, конечно, дело хорошее… — пожевал губами Баклажан, и поинтересовался: — А могильщикам чем платить? А поминки? Водку на что покупать?

Услышав знакомое слово "водка", очнулась мама Дуся, каркнула: "Нету водки! Всё выжрали вчера, уроды!" — и обильно ссыкнула вдогонку.

Денежный вопрос стал остро.

А тем временем рассвело…

В восемь часов утра во двор выползло всё семейство в полном составе, включая сумку с мандаринами.

— Люди! — хором кричало семейство, — У нас горе! Дина померла, Царствие ей Небесное! Подайте по-соседски кто сколько может! Господь не забудет вашей доброты!

Баклажан при этом размашисто крестился слева направо, и мял в руках несвежий носовой платок, подозрительно напоминающий видом и запахом мамы Дусину ночную тряпку.

Во двор мало-помалу начал стекаться ручеёк сердобольных соседей.

Каждый из них подходил к Баклажану, крепко обнимал его, и бубнил ему в ухо:

— Ты это… Держись, браток… Мы того… Чем можем — поможем… Ну, как же так, а? Ведь ещё не старая баба была… Ей же и полтинника, небось, не стукнуло…

Баклажан перестал изображать безутешного вдовца, и завопил:

— Какой полтинник?! Да Динке двадцать пять всего было!!!!

Соседи отпрянули от Толика, и тоже синхронно перекрестились.

Тамагочи тем временем деловито собирала протянутые рубли, прятала их в лифчик, а Пися поочерёдно целовал руки каждому дающему. За что пару раз выхватил с кулака по лысине.

Бородулькин скорбно обжимался с мандариновой сумкой, а мама Дуся непрерывно ссалась в спортивные штаны, и протяжно охала.

Денежный вопрос медленно, но верно решался.

Ещё через два часа, Пися, как и было обещано, сколотил на скорую руку гроб.

Гроб вышел крепкий, добротный, лакированный…

Общее впечатление портила только фраза "Баклажан пидорас!" — накарябанная на бывшей дверце шкафа рукой неизвестного врага, и сильно бьющая в глаза с полированной крышки гроба.

Но Дине было уже всё равно.

Дина безучастно лежала в углу, источая миазмы, и ждала погребения.

— Мать, пора готовить усопшую! — величественно произнес вдовец Баклажан, и дал матери увесистого поджопника.

Мама Дуся засеменила к Динозавру, промокая глаза своей незаменимой тряпкой, и наклонилась над трупом.

И тут произошло ужасное.

Труп Дины напрягся и пёрнул.

Пися закатил глаза, и потерял сознание.

Баклажан с размаху осел в гроб, и беззвучно зачавкал ртом.

Тамагочи взвизгнула, и проблевалась остатками мандаринов.

Бородулькин автоматически дал в ебало Тамагочи, и сел жопой в мандариновую блевоту.

Мама Дуся обильно помочилась в спортивные штаны, и громко рыгнула.

Если кто не понял — семейство было шокировано.

• Предыдущая
• 32/107
• Следующая