Человек случайностей - Мердок Айрис - Страница 84

Он написал Мэтью, но ответа не получил. Подсознательно тянуло увидеться с ним, объяснить, почему так поступил, но Людвиг не хотел навязываться: ведь Мэтью сейчас, наверно, почти все время проводит с Мэвис. И огорчало то, что Мэтью, прежде всегда свободный, очень изменился. Людвиг подозревал, что магическая притягательность Мэтью могла ослабеть. Предчувствовал, что человек, чей ум был для него непререкаемым авторитетом, впал в отчаяние. Вряд ли Мэтью сейчас годится в советчики, так что дальше придется пробиваться без помощи лоцмана.

Но в каком направлении? Колледж опустел, все разъехались на каникулы. Оксфорд без студентов, захваченный толпами туристов, казался каким-то нереальным. От его вековой красоты на Людвига веяло холодом. Он пытался работать, но не было желания. Сидя в библиотеке, Людвиг впадал в дремоту, наполненную страшными призраками. Возможна ли прежняя цельность, или отныне он обречен отказаться от одной половины своего «я» ради того, чтобы сохранить другую?

Ему не давала покоя мысль, что в любую минуту можно автобусом доехать до вокзала и сесть в лондонский поезд. И еще сегодня вечером он обнимал бы Грейс. Оставаясь на месте, он слушался приказа, который, как ему казалось, приведет к спасению. Но неужели, чтобы поступать в соответствии с законами, нужно так терзать самого себя?

Часы на колледже Мертона пробили три четверти, и полый звук последнего удара растаял в бесконечности. Человеческая жизнь всегда балансирует на грани распада, и от этого любой поступок лишается смысла. Людвиг ощущал свою молодость, ощущал физически, словно все его тело превратилось в какой-то начиненный энергией, раскаленный снаряд. Но сам он вертелся и метался внутри этого снаряда. Решение, принятое сейчас, окажет влияние на всю его жизнь, на ее ценность, на самые глубокие ее слои. От сегодняшнего выбора зависит его будущее. Самые разнообразные сорока– и пятидесятилетние Людвиги смотрели на него печальным, даже, может быть, циничным взглядом. Так какому же из этих бледных очертаний дать право на жизнь? Кем быть?

Столько прекрасных вещей он получил даром, мог черпать из источников счастья, источников добра. Неужели он их недостоин, потому что, отчаявшись от укоров совести, собирается от них отказаться? Неразумно жертвовать своей карьерой из-за таких болезненных, бессмысленных ощущений. Или из-за отца, считающего, что он хочет избежать выполнения своего долга. Или из-за того, что ему видится что-то подозрительное в собственном прошлом, хотя для таких подозрений нет никаких оснований. А тем временем он дал клятву молодой девушке, такую клятву, серьезней которой не может быть. И любил ее. И больше всего в жизни хотел сейчас оказаться в ее объятиях. Людвиг с болью отвернулся от окна, откуда сквозь зеленую арку проникал свет, несущий в себе дыхание времени. Только бы промедление не вызвало никаких последствий. О, если бы время остановилось или хотя бы чуть замедлился неумолимый ход часов. Он мог бы вздохнуть свободно, хотя бы на какое-то время. А может, еще и сейчас не поздно сделать что-то, чтобы все снова пришло в норму?

– Прошу прощения, – сказал полицейский, – я ищу мистера Гибсона Грея.

– Это я, – сказал Гарс.

При виде полицейского Гарс испугался и почувствовал себя виноватым. Но в чем? Что он мог совершить? Что случилось? Первая мысль – отец. Умер или совершил какое-нибудь страшное преступление.

– Разрешите войти? – спросил полицейский. – У меня к вам разговор.

– Идемте наверх.

В той комнате, куда они зашли, с большими грязными, голыми окнами, воздух был полон танцующих пылинок, солнце безжалостно освещало доски пола, серый матрац, комод с выдвинутыми ящиками, рюкзак, разбросанные книги и груду несвежего белья. Пахло грязными носками.

Каждое утро Гарс шел в квартирное бюро для бедняков. То, что он там делал, все больше казалось главным занятием в жизни, а не чем-то временным. Серьезные и заметные результаты такой деятельности приносили определенное удовлетворение. Приятно было видеть выражение облегчения в глазах людей, находившихся на пределе сил. Но все равно он чувствовал себя неудачником, ощущал недовольство и даже, к своему удивлению, одиночество. Раньше, когда в нем было больше сил для сопротивления (или так ему сейчас казалось), когда он был еще полон надежд, даже не подозревал, что одиночество может оказаться чем-то нежеланным. Сейчас же ощущался смутный, но очевидный недостаток более приземленных контактов с людьми.

Спасение жизни Шарлотты наполнило его радостью, как неожиданно полученный подарок. Как хорошо, повторял он, когда вспоминал. Разумеется, он не ждал от нее никакой благодарности, не считал, что после этого между ними должна возникнуть какая-то особая дружба, просто это было его небольшое личное достижение. Размышлял он и о том, не является ли это событие знаком того, что дорога им выбрана правильно. И тут погибла Дорина.

Гарсу было десять лет, когда утонула мать. Он тогда был в школе, далеко от дома. Пережитое потрясение стоило ему нескольких лет жизни. Он помнил раннее детство, вечный балаган в доме, обаятельную богемность матери, порывистость отца. Остин был то резким, то нежным, мог неожиданно заплакать. Ссор и криков хватало. Детям такая широта чувств не вредит, если за ними стоит настоящая любовь. Умный, рано развившийся мальчик боролся с отцом и руководил матерью. Был, как говорится, пупом земли. И тут вдруг в один миг мать, отец, весь его мир исчезли в черном мраке, невозвратно уйдя в прошлое. Когда снова зажегся свет, оказалось, что отец стал старым и чужим.

Потрясенному Гарсу казалось теперь, что он был влюблен в Дорину. Неужели, уговаривая себя, что Дорина – табу, он тем самым просто сдерживал свое влечение к ней? В снах ему являлась женщина, похожая одновременно и на Дорину, и на Бетти. Тогда он начал вспоминать. Похороны матери, плачущего отца, его дрожащие руки. Его тоску, тщетные сожаления, начало одиночества и подлинного страха. Значит, именно в те годы, которые теперь виделись как сквозь мглу, порывистый, любящий, дерзкий отец превратился в нынешнего чудаковатого Остина. Дорина была своего рода продуктом тех горестных лет, неким утешением, но в то же время и воплощением всех тех ужасных мыслей, раненным, подстреленным ангелом, хоть и оторванным от своих истоков, но по-прежнему остающимся бесплотным духом. Гарс частично постиг тайну страсти своего отца, поток прошлого захлестнул его, и сейчас его глаза могли снова наполниться слезами.

После всего этого, хотя по-прежнему грустил, он опять начал интересоваться собой.

В пыльном солнечном столбе посреди неприбранной комнаты Гарс стоял лицом к лицу с представителем закона. Может, отец умер, может, случилось нечто более страшное? Сыновняя любовь овладела им с такой же силой, как и воспоминания.

– Я вот по какому делу, – произнес полицейский. – Вам знаком этот чемодан?

Темный кожаный чемоданчик. Офицер подержал его еще немного и бросил на кровать. Тот самый чемодан, который у него украли в день приезда.

– Это мой чемодан! Значит, нашелся!

– Для того чтобы убедиться, что вещь принадлежит вам, назовите предметы, лежащие в нем.

– Хорошо, если там внутри вообще хоть что-то осталось, – воскликнул Гарс. – Ну… там… там был… темный несессер, в нем зубная щетка такого серебристого цвета…

– Что еще?

– Ну хорошо, там… если не пропала… э-э… рукопись… под названием… э-э… «Живительная кровь ночи». – Гарс покраснел.

– Совершенно верно, – сказал полицейский. – Сейчас откроем… Роман под названием «Живительная кровь ночи». Ваша рукопись, правда? Еще одной такой быть не может. Есть еще несколько вещей и туалетные принадлежности. Ничего не пропало?

– Электробритва, фотоаппарат, не вижу их, и еще пропали некоторые вещи. Пустяки. Как вам удалось найти чемодан?

– Валялся на стройке. К счастью, внутри был ваш лондонский адрес. Дамы, которые теперь там живут, сказали, где вас можно найти.

– Дамы? А… ну да, большое вам спасибо. Я уже не надеялся, что найдется.