Статский советник - Акунин Борис - Страница 6
- Предыдущая
- 6/62
- Следующая
Эраст Петрович посмотрел вокруг, да и остановился, несколько даже ослепнув от сияния.
– Красота какая! – воскликнул поручик Смольянинов, но застыдился чрезмерной восторженности и счел нужным снисходительно добавить. – Экие, право, метаморфозы… Мы сейчас куда, господин статский советник?
– В Охранное отделение. Погода и в самом деле славная. Д-давайте пройдемся.
Фандорин отпустил возок обратно в генерал-губернаторову конюшню, и пять минут спустя чиновник особых поручений и его румяный спутник шагали по Тверскому бульвару, где уже вовсю прогуливалась ошалевшая от нежданной природной амнистии публика, хотя дворники еще только начали расчищать аллеи от снега.
Эраст Петрович то и дело ловил на себе взгляды – то испуганные, то сочувственные, то просто любопытствующие, и не сразу понял, в чем дело. Ах да, ведь сбоку и чуть сзади вышагивает молодец в синей жандармской шинели, при кобуре и шашке. Со стороны можно подумать, что приличного на вид господина в меховом плаще и замшевом цилиндре сопровождают под конвоем. Двое встречных студентов-технологов, Фандорину вовсе незнакомых, «арестанту» кивнули, а на «конвоира» посмотрели с ненавистью и презрением. Эраст Петрович оглянулся на поручика, но тот был все так же улыбчив и враждебности молодых людей, похоже, не заметил.
– Смольянинов, вы, очевидно, несколько дней проведете со мной. Не носите мундир, это может повредить делу. Ходите в штатском. И кстати, давно хотел вас с-спросить… Как получилось, что вы оказались в Жандармском корпусе? Ведь ваш отец, кажется, тайный советник? Могли бы служить в г-гвардии.
Поручик воспринял вопрос как приглашение сократить почтительную дистанцию, в один прыжок догнал чиновника и зашагал с ним плечо к плечу.
– Да что там хорошего в гвардии, – охотно откликнулся Смольянинов. – Парады да попойки, скука. А в жандармском служить одно удовольствие. Секретные задания, выслеживание опасных преступников, бывают и перестрелки. В прошлом году анархист в Новогирееве на даче засел, помните? Целых три часа отстреливался, двоих наших ранил. Меня тоже чуть не задел, пуля совсем близко от щеки вжикнула. Еще бы полдюйма, и шрам остался.
Последние слова были произнесены с явным сожалением об упущенной возможности.
– А не задевает вас то… неприязненное отношение, с к-которым к синим мундирам относятся в обществе, особенно в кругу ваших сверстников?
Эраст Петрович посмотрел на спутника с особенным интересом, но взгляд Смольянинова был по-прежнему безмятежен.
– Я на это внимания не обращаю, потому что служу России и совесть моя чиста. А предубеждение против чинов Жандармского корпуса рассеется, когда все поймут, как много мы делаем для защиты государства и жертв насилия. Вы ведь знаете, что эмблема, назначенная Корпусу императором Николаем Павловичем, – белый платок для утирания слез несчастных и страждущих.
Такой простодушный энтузиазм заставил статского советника вновь взглянуть на поручика, и тот заговорил еще горячее:
– Нашу службу считают зазорной, потому что о ней мало знают. А между прочим, попасть в жандармские офицеры совсем непросто. Во-первых, принимают только потомственных дворян, потому что мы – главные защитники престола. Во-вторых, отбирают самых достойных и образованных из армейских офицеров, только тех, кто закончил училище не ниже, чем по первому разряду. Чтоб ни одного пятнышка по службе и упаси боже никаких долгов. У жандарма должны быть чистые руки. Знаете, какие экзамены мне пришлось выдержать? Ужас! Я за сочинение на тему «Россия в XX веке» высший балл получил, а все равно почти год очереди на курсы дожидался, и после окончания курсов еще четыре месяца вакансии ждал. В Московское управление меня, правда, папа устроил…
Этого Смольянинов мог бы и не добавлять, так что Эраст Петрович оценил честность молодого человека по достоинству.
– Ну и какое же будущее ожидает Россию в XX веке? – спросил Фандорин, покосившись на защитника престола с явной симпатией.
– Самое великое! Нужно только перенаправить настроение просвещенной части общества от разрушительности к созиданию, а непросвещенную часть общества следует образовывать и постепенно воспитывать в ней чувство самоуважения и достоинства. Это самое главное! Если этого не сделать, то Россию ожидают самые чудовищные испытания…
Однако какие именно испытания ожидают Россию, Эраст Петрович так и не узнал, потому что уже свернули в Большой Гнездниковский, и впереди показался неприметный двухэтажный дом зеленого цвета, в котором располагалось Московское охранное отделение.
Человеку, не сведущему в хитросплетениях ветвей древа русской государственности, непросто было бы разобраться, в чем состоит различие между Охранным отделением и Губернским жандармским управлением. Формально первому надлежало заниматься розыском политических преступников, а второму – дознанием, но, поскольку в секретных расследованиях розыск от дознания бывает неотделим, оба ведомства делали одну и ту же работу: истребляли революционную язву всеми предусмотренными и непредусмотренными законом способами. И жандармы, и «охранники» были людьми серьезными, многократно проверенными, допущенными к сокровеннейшим тайнам, однако же Управление подчинялось штабу Отдельного жандармского корпуса, а Отделение – Департаменту полиции. Путаница усугублялась еще и тем, что руководящие чины Охранного нередко числились по Жандармскому корпусу, а в жандармских управлениях служили статские чиновники, вышедшие из Департамента. Очевидно, в свое время кто-то мудрый, опытный, придерживающийся не слишком лестного мнения о людской природе, рассудил, что одного надзирающего и приглядывающего ока для беспокойной империи маловато. Ведь недаром и человекам Господь выделил не по одной зенице, а по две. Двумя глазами и крамолу выглядывать сподручней, и риска меньше, что одинокое око слишком много о себе возомнит. Поэтому по давней традиции отношения между двумя ответвлениями тайной полиции складывались ревнивые и неприязненные, что свыше не только дозволялось, но даже, пожалуй, и поощрялось.
В Москве извечная вражда между жандармами и «охранниками» до некоторой степени смягчалась единоначалием – и те, и другие подчинялись городскому обер-полицеймейстеру, – но здесь у обитателей зеленого дома имелось некоторое преимущество: обладая более мощной агентурной сетью, они лучше, чем их синемундирные коллеги, были осведомлены о жизни и настроениях большого города, а для начальства кто осведомленней, тот и ценнее. О некотором превосходстве Охранного косвенно свидетельствовала и сама дислокация Отделения – в непосредственной близости от резиденции обер-полицеймейстера, только пройти закрытым двором из одного черного хода в другой, а с Малой Никитской до полицмейстерова дома на Тверском бульваре было не менее четверти часа быстрого ходу.
Однако из-за затянувшегося отсутствия главного полицейского начальства хрупкое равновесие между Малой Никитской и Гнездниковским нарушилось, о чем Эрасту Петровичу было хорошо известно. Поэтому инсинуации Сверчинского в адрес подполковника Бурляева и его подчиненных следовало воспринимать с известной долей осторожности.
Фандорин толкнул неказистую дверь и оказался в темноватой передней с низким, потрескавшимся потолком. Не задерживаясь, статский советник кивнул молчаливому человеку в штатском (тот ответил почтительным поклоном) и по старинной витой лестнице поднялся на второй этаж. Смольянинов, придерживая шашку, грохотал следом.
Наверху обстановка была совсем иная: широкий светлый коридор с ковровой дорожкой, деловитый стук пишущих машин из-за обитых кожей дверей, на стенах бонтонные гравюры с видами старой Москвы.
Жандармский поручик, видимо, оказался на враждебной территории впервые и оглядывался с нескрываемым любопытством.
– Посидите тут, – показал ему Эраст Петрович на ряд стульев, а сам вошел в кабинет начальника.
– Рад вас видеть в добром здравии! – подполковник выскочил из-за стола и с преувеличенным оживлением бросился жать гостю руку, хотя они расстались каких-нибудь два часа назад, и статский советник, кажется, не давал ни малейших оснований тревожиться о своем здоровье.
- Предыдущая
- 6/62
- Следующая
