Дети Хаоса - Дункан Дэйв - Страница 23

Пока Бенард раздумывал, дождаться Ингельд или отправиться домой спать, чей-то острый ноготь ткнул его в бок. Он опустил глаза и рассмеялся.

– Двенадцать благословений, старая матушка. – Он нежно обнял старуху.

Молит была доверенной служанкой Ингельд. На ее морщинистом лице появилась улыбка, беззубая и добрая, но не слишком широкая – не то паренек еще решит, будто все в полном порядке.

– Нам сказали, ты умер от тяжелой болезни.

– Прошло не так много времени!

– Очень много. – Улыбка погасла. – Леди велела тебе идти к олеандрам и подождать ее там.

Бенард удивился.

– Спасибо, старая матушка.

Тонкими, слабыми пальцами она схватила его за запястье. Затянутые пеленой глаза смотрели на него с беспокойством.

– Будь осторожен, дружок.

– Конечно! Я всегда осторожен.

Он отошел, стараясь никому не попадаться на глаза, но и не прятаться.

Ингельд, судя по всему, выдала эти указания до начала церемонии. Ей тогда еще не доложили, что произошло на аудиенции. Как же она узнала, что он к ней придет?

Глупый вопрос.

Зловещий ответ.

В былые времена Катрат и его банда любителей швырять камни так часто охотились на Бенарда Селебра, что тот изучил дворец как свои пять пальцев. Он выбрался на крышу, где лежали матрасы, на которых спали слуги. Оттуда он легко спрыгнул в заросший деревьями парк, куда не допускались мужчины, хотя придворная молодежь знала, что это – Место-Где-Делают-Детей. По идее его могли увидеть стражники на крыше, но они – всего лишь вооруженные люди, а не веристы, и в такую жару не слишком внимательны.

В углу росло огромное олеандровое дерево. Сжимая доску с рисунком в одной руке, Бенард подпрыгнул, ухватился за ветку другой рукой и залез наверх, спрятавшись среди листьев. Ветви переплетались с соседним олеандром, давая возможность спокойно перебраться через стену, ощетинившуюся бронзовыми зубцами. Бенард ловко приземлился в траву и оказался в еще более укромном садике, откуда направился к незаметным, но очень надежным воротам в углу.

Разумеется, они были закрыты на засов, но Бенард хорошо его знал. Положив руку на деревянную поверхность ворот, он зажмурился и обратился с безмолвной молитвой к Анзиэль, стараясь нарисовать перед мысленным взором маленький уединенный сад. Убедившись, что там никого нет, он поведал Ей о красоте, которую ищет, и попросил открыть ему путь. Это оказалось немного труднее, чем он рассчитывал, однако вскоре бронзовая задвижка сдвинулась в сторону; он осторожно открыл, а потом закрыл за собой ворота, прекрасно зная, как скрипят петли. Затем прошел по цветочной лужайке между двумя тенистыми прудами, где задумчиво плавали в тишине золотые рыбки, и шагнул в комнату миледи Ингельд.

Она была государственным и религиозным лицом, и потому ее частная жизнь редко оставалась частной, вот почему комната была очень большой, соответствующей статусу хозяйки, и имела пятиугольную форму – знак того, что она священна. Слуги купали ее в громадной ванне из черного гранита, Ингельд стояла на специальном помосте во время аудиенций, и даже дети, которых она зачала и произвела на свет на огромной спальной платформе, принадлежали государству. Пять стройных колонн, окружавших пятиугольный очаг, соединялись под потолком, превращаясь в трубу, уходившую к высокой крыше. Несмотря на жаркий день, в маленькой жаровне Веслих тлели угли.

Невероятная красота, а также воспоминания, с ней связанные, сделали эту комнату самой любимой комнатой Бенарда во всем До деке. Хотя стили отличались, тонкий вкус и изящество этих покоев отдаленно напоминали ему дворец отца в Селебре. Табурет из бальзамника, стол с алебастровыми кувшинчиками для мазей, инкрустированные камнями сундуки – здесь было собрано много великолепных вещиц, красоту которых подчеркивал простор. Летом тут царила прохлада, потому что одна сторона выходила на цветущий сад с шелковистыми прудами, а зимой за массивными дверями из отделанного бронзой дерева было тепло и уютно; яркие ковры покрывали холодные плитки на полу, а в громадном очаге ревел огонь, бросая вызов ледяным бурям – идеальное место для Ингельд. Мягкие циновки из шерсти горных коз устилали спальную платформу. В комнате витал едва различимый аромат Ингельд. Бенард обратил внимание на капельки воды внутри ванны и в выложенном плитками желобе, куда ее сливали. Значит, Ингельд искупалась, прежде чем отправиться на встречу с богиней.

Разноцветная глазурь украшала кирпичи стен, обрамленных на высоте плеч яркими фризами. Один из них, с изображением Двенадцати Светлых, написал Бенард, благодаря чему стал членом гильдии художников и приобщился к таинствам Анзиэль, а позже получил заказ на скульптуры для Пантеона.

Сейчас он смотрел на другую, мемориальную стену Ингельд, выполненную мастером О доком. Центральные фигуры изображали ее давно погибших родителей, и она утверждала, что сходство поразительное. Они умерли в тот день, когда Стралг захватил город. Нарса Нарсона, последнего консорта, в соответствии с сохранившимися легендами навеки запечатлели в черной мантии, с роскошной гривой седых волос, острым подбородком и упрямым выражением на лице. Леди Тиа была в ритуальном одеянии Жрицы огня. Ингельд рассказывала, что у нее с матерью одинаковые волосы – великолепного бронзового цвета, однако технология финифтевой росписи вынудила мастера сделать их сияющего золотого цвета. Ему даже пришлось использовать формулу трех обжигов, которой, как правило, пользовались горшечники.

Сбоку от нее стояли близнецы Финар и Фитель, улыбаясь и гордясь своим посвящением в Герои и новенькими медными ошейниками. Они были на шесть лет старше Катрата и в шестьдесят на шестьдесят раз достойнее того, чтобы память о них была увековечена, хотя одного изображения вполне хватило бы на обоих. Одок едва успел достать свою работу из печи для обжига, когда они ушли на войну и погибли, так и не успев на нее попасть.

На мемориальной стене Ингельд появилась новая картина, и Бенард подумал, что заблуждениям матерей нет границ. Хотя изображение ухмыляющегося Катрата в медном ошейнике вряд ли могло украсить какую-либо комнату, даже туалет, Бенарду пришлось признать, что старый мастер превзошел себя, поскольку это явно была работа О дока. Цвета фона прекрасно сочетались с цветом кожи; каждая складка накидки идеально ровной линией пересекала стыки плиток. А когда Бенард отошел на несколько шагов, чтобы полюбоваться картиной со стороны, он неохотно признал, что у юного дикаря действительно впечатляющее телосложение. Увеличить мышцы, чтобы они соответствовали мышцам взрослого мужчины, подправить черты лица со следами многочисленных драк, изобразить отвратительное высокомерие с таким же мастерством, как это сделал Одок… и Катрат станет прекрасной моделью для Ужасного Веру.

Охваченный отвращением, Бенард прислонил доску к стене под ногами Катрата, чтобы показать, насколько красивее был когда-то Хорольд, и подошел к спальной платформе. Сбросив сандалии Транта, он улегся на постель, и аромат Ингельд окутал его, пробудив ностальгические воспоминания, однако мерзкой вони Хорольда он не уловил. Это животное следовало держать в стойле с сухой соломой, большего он не заслужил. Бенард подумал, что Ингельд теперь не обязана исполнять роль жены чудовища, хотя задать ей подобный вопрос было немыслимо.

Он лежал и смотрел на свою работу, фриз с Двенадцатью Светлыми, и пришел к выводу, что она ему не нравится. Теперь Бенард всегда рисовал и лепил с натурщиков, а раньше полагался на воображение, и результат был грубым и неубедительным. Священная Веслих отличалась от остальных Светлых, потому что походила на Ингельд – великолепная, стройная, полная сил, точно живое пламя. Он несколько улучшил технику О дока, соединив медь с золотом, и получил более точный оттенок волос. Краски до сих пор не выцвели. Священный Веру был похож на лорда крови Стралга, каким Бенард увидел его в то страшное утро за воротами Селебры, пятнадцать лет назад. Другие боги имели едва заметное портретное сходство со знакомыми Бенарда.