Ведьмино отродье - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 24

— Юю! — раздалось с берега. — Юю!

Они оглянулись. Вверху, над обрывом стояли две няньки, они махали лапами, звали к себе. Юю вскочила и сказала Рыжему:

— Простите… Нет, прощайте! — потом поспешно схватила коньки и перекинула их через плечо.

Рыжий рванулся вслед за ней.

— Я с вами!

— Нет, ни за что! — воскликнула Юю. — Отстаньте от меня!

— Но почему? Да что я вам…

И Рыжий замолчал. Юю моргала — быстро-быстро; еще немного, и она расплачется…

— Юю! Юю! — опять кричали с берега.

— А завтра вы… — сказал было…

— Нет! Нет! — закричала княжна. — Дикарь! Трус! Негодяй! — и тут она расплакалась и замотала головой…

— Юю! — опять кричат.

— Бегу!

И побежала, медленно и неуклюже. Еще бы! Бегать на двоих — это не так-то просто. Но им, княжнам… Р-ра! Р-ра! Рыжий, опомнившись, вскочил и закричал:

— Постой! Куда ты? Погоди! Я… Я…

Она остановилась, оглянулась… и погрозила ему кулачком! И снова побежала. А вот она уже и подбежала к своим нянькам, вот что-то им отрывисто сказала, махнула лапой — и вот они уже все вместе скрылись за холмом. Рыжий стоял не шевелясь, смотрел на опустевший берег. Что с ней случилось, думал он, почему она вдруг убежала? А думать, что она ему — или он ей — не пара, он уже не хотел. И правильно! Она ж вовсе не глупая и не надменная. Она…

Ушла, а он остался. Проехал взад-вперед, сел, опустив голову… И так и просидел до самой темноты. Шел мелкий дождь, глухо трещал набухший лед. Рыжий промок, дрожал, он… Ведьмино отродье, вот кто он! Везде чужой и все его чураются. Вот и княжна — она не просто так ушла, а… Да, она его боялась! Но почему? Что он ей такого сказал? Чем напугал? Ведь поначалу все так было хорошо! Р-ра! Если б знать, так он бы… он…

А! Что теперь! Теперь уже точно все кончено. Теперь уже не жди ее и не ищи, и вообще ни на что не надейся. И вот примерно с такими вот мыслями, понурый, мокрый, злой Рыжий вошел в казарму, прошел мимо притихших лучших, с шумом пал на тюфяк, зажмурился… И тотчас:

— Вот и все, — сказал ему Овчар. — Уехала.

— Кто?! — Рыжий подскочил.

— Княжна. В Фурляндию. Там замуж у нее… Эй, ты куда? Князь приказал, чтоб ты…

Рыжий не слушал — выбежал. С крыльца — во двор, в грязь, в тьму. Жизнь — грязь, жизнь — тьма, ар-р, р-ра! Скорей! Так вот оно в чем дело! Вот почему ты трус, дикарь, вот почему она… Догнать, догнать! Ар-р! Р-ра! И — вдоль заборов, вдоль, вдоль, вдоль — на четырех, галопом, по-бойцовски. Тьма, брызги, грязь, к заставе, ар-р, и мимо стражи — р-ра, не троньте, прочь — и за город, и снова в грязь, и по глубокой колее, и…

Замер. Перекресток. Куда теперь — налево, прямо? Лил дождь, дорога превратилась в месиво, следов не взять. А так, чтоб наобум… Нет, так нельзя, нужно только по следу! Но где он, этот след? Рыжий сел прямо в грязь, ощетинился. Да, говорили, что Фурляндия — это богатая страна; там лучше, там сытней, там солнце ярче, там… Но где все это «там», где эта злополучная Фурляндия — на севере, на юге? Он гневно рыкнул, подскочил…

И вдруг…

Что это? Гр-рохот! Гр-ром! Он оглянулся и прислушался… Да! Началось — там, на реке. Так как же теперь быть? Куда ему теперь — туда или туда? Он заметался взад, вперед, и…

Да! Туда конечно же, туда! Тьма, ливень, грязь. Скорей! Скорей! Наддай, еще наддай!..

…И все же не успел. Когда он прибежал к реке, лед уже тронулся. А Незнакомец…

— Стой! — крикнул Рыжий. — Стой! Подожди меня! И я…

Треск, гром в ответ. Река бурлила, клокотала. Он бросился к воде, упал…

И — тьма в глазах. И тишина. Тепло. И…

Свет. И легкие шаги. Дорожка вдоль кустов, а на тех кустах растут какие-то странные цветы. Их много-много, мелких-мелких. Наверное, это и есть та самая сирень. А по дорожке идут две те самые няньки… и с ними княжна. На этот раз на ней прозрачная, как зимний лед, попонка. Они идут, молчат. Княжна очень печальна. А вот перед ними дворец — огромный, каменный. Они входят в него…

А там толпа. И какая она необычная: все, даже воины, в попонках. И длинный-длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, на том столе невиданные яства. Из-за стола выходит рослый, длинноухий, весь в побрякушках князь… Нет, даже принц! Или совсем король. Юю, оставив нянек позади, подходит к тому королю и прижимается своей щекой к его щеке и жмурится…

А все вокруг кричат: «Гип-гип! Гип-гип!»

И тотчас начинает играть музыка. Толпа выходит, строится, и у них начинаются танцы. Танцуют они парами. Юю и длинноухий впереди. И он смеется, и она смеется. И все смеются — им всем весело, всем, даже нянькам. И только одному тебе…

Когда он наконец открыл глаза, уже был день… Нет, уже даже вечерело. Над головой белел высокий потолок, в окно светило солнце. Где это он? И что это с ним, почему он так слаб? И кто это накрыл его длинной, теплой попонкой? Да и тюфяк под ним какой-то не такой. Рыжий ощупал его лапами… Да, верно, это не его казарменный тюфяк, а мягкий, пышно взбитый. Рыжий поднялся, сел и осмотрелся. Ага, вот оно что: он в светлой и просторной комнате, один. Напротив него низкий стол, а на столе лежит гусиное перо, а рядом с ним свиток пергамента, густо исписанный значками. Пол чистый, крашеный. Сундук в углу. И больше ничего здесь нет. А за окном видны крыши домов, а дальше — пристань и река. Да, значит, так оно и есть; он на Верху, у Лягаша. Но как же он попал сюда? Лягаш не мог его принять, ведь он еще в отъезде. А князь? У князя, говорят, совсем не так — у него на окне занавеска, а пол устелен шкурой чудо-зверя, а в углу стоит стяг наиглавный, походный. А здесь… Так, вспоминай! Ночь была, грохот, ледоход. Ты закричал и кинулся к воде, упал. И сразу все исчезло. Потом был сон. А после было что? Ты сам пришел сюда или тебя несли? Или…

Шаги! Рыжий поспешно лег, закрыл глаза, насторожился… Да, точно это князь. Вот он вошел. Вот подошел, остановился возле тюфяка. Стоял, стоял… И вдруг сел рядом и сказал:

— Не притворяйся.

Рыжий открыл глаза. Князь, помолчав, сказал:

— Ну, говори.

— О чем?

— Да про Фурляндию, — устало сказал князь. — Всю ночь кричал, спать не давал. Ну, что теперь молчишь?

Р-ра! Значит, бредил. И, значит, мог все, что попало, выболтать, и даже про Подводного… Нет! Это никогда! И Рыжий, прикусив губу, сказал:

— Но я ведь ничего о той Фурляндии не знаю. А что в бреду молол, так это мало ли…

— Нет, — тихо сказал князь. — То был не бред, а сон.

— Сон?

— Да.

Ну, вот, подумалось, час от часу не легче! А вслух сказал:

— Не может того быть! Я снов с рождения не видел: я ж как и все, я не отмеченный. Бред это был. Бред, бред!

А князь:

— Ты не виляй! Сон, я сказал. И если бы простой, про что-нибудь другое. А так он был… Да ты сам знаешь — про Фурляндию. А я только вчера отправил туда дочь. И, значит, я просто обязан знать, чего ты там, в этой Фурляндии, видел. Ну! Слушаю!

Князь замолчал. Князь пристально смотрел на Рыжего. Еще бы! Ведь сон для них, для неотмеченных, это такая редкость и такая важность! Сон, думают они, показывает то, что будет завтра. Сон помогает и предупреждает. Сны видеть — это знак. А потому…

— Ну! — сказал князь. — Мне еще долго ждать?! Говори!

И Рыжий… рассказал, как мог, свой странный ночной сон, стараясь не сбиваться, не спешить и ничего не упускать. Хоть горько было, страшно, гадко, противно и, главное, очень обидно! Вот оттого, рассказывая сон, он то кривился, то сопел, то морщился. А князь — тот слушал, словно каменный, лишь брови у него сходились, расходились. Когда же Рыжий замолчал, князь поднял голову, принюхался, задумался… и наконец сказал:

— Так, говоришь, дворец под красной крышей? И длинноухий? Весьма любопытно!

— Что?

— Да хотя бы то, что так оно там все и есть на самом деле. Ты как в окно подглядывал. Вот это сон! Настоящий! — князь усмехнулся, помолчал, а потом, как бы между прочим, добавил: — Да и чему тут удивляться? Весь, значит, в бабушку.