Люда Влассовская - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/54
• Следующая

Хмурое, суровое лицо старого горца разом прояснилось. Он встал со своего места, подошел ко мне и, положив мне на голову свою морщинистую, сухую руку, произнес торжественно и важно:

— Да хранит тебя Аллах! Да просветит он ум твой, да укрепит тебя, мудрая девушка, отмеченная пророком!

— Ага Магомет, — произнесла я, смущенная его похвалой, — ни мудрости, ни ума во мне нет, и если я облегчала страдания Андро, то только потому, что Господь помогал мне в этом.

— Аллах один у магометан и у русских, и велика сила Его во всякое время! — набожно произнес старый татарин. — Жизнь Израила в руках Аллаха и Магомета, пророка Его! Я приехал к кунаку Георгию за лекарем в Мцхет… Кунак Георгий привез меня в Гори к русской девушке, умеющей целить раны… Он сказал мне, что русская девушка ухаживала за больным Андро и возьмется ухаживать за умирающим беком… и принесет ему облегчение.

— Сам Бог спас Андро… Я только оберегала его покой, насколько могла, — возразила я.

— Молчите, Люда, — шепнул мне князь Джаваха, — не отнимайте надежды у старика. Видите, как он верит в вас. Собирайтесь-ка в дорогу, дитя мое, и да поможет вам Бог. Больной Израил — мой друг и брат, и вы замените ему меня, так как сам я пока не могу оставить полка, но скоро я приеду за вами.

Князь Никанор Владимирович неохотно отпускал меня.

— Я готов выписать лучшего врача из Тифлиса, — говорил он сварливо, — лишь бы Люда не ехала в это глухое татарское захолустье! Что может сделать она — слабенькая девушка, когда, может быть, дни бека Израила уже сочтены?

Но Хаджи-Магомет и слушать не хотел об иной помощи.

— Я хочу, чтобы русская девушка помогла Израилу, и я верю, волей Аллаха, она поможет ему, потому что я вижу печать Аллаха на ее челе.

— Поезжайте, Люда, — уговаривал меня в свою очередь князь Георгий, — вероятно, судьба покровительствует вам в деле лечения. Вы отходили Андро, стоявшего на краю могилы. Князь Кашидзе писал мне о случае с внуком и о вашем уходе за ним. Лучшей лекарки бек Израил не может иметь.

Мне оставалось только согласиться. Сборы в дорогу были недолги. После ужина Тамара помогла мне одеться в ее платье (в моем городском костюме было очень неудобно пускаться в путь), и мы все вышли на крыльцо — и хозяева, и гости. Нас ожидали три лошади, которых водили в поводу слуги Кашидзе. Мне дали смирного и выносливого коня, на котором я должна была совершить мой путь в горы.

В национальном татарском костюме, принадлежащем княжне Тамаре, я очень мало походила на прежнюю Люду Влассовскую, и, наверное, мои подруги-институтки не узнали бы своей Галочки в этом молоденьком джигите в голубых шароварах и белом бешмете, туго подпоясанном чеканным чернью золотым поясом с пристегнутым к нему серебряным кинжалом. Только низенькая, надвинутая на лоб грузинская шапочка с пришитой к ней прозрачной фатой говорила за то, что я была не горец-джигит, а девушка.

— Душечка mademoiselle! Красавица! Прелесть моя! — прыгала вокруг княжна Тамара. — Ну вот вы и настоящая горянка! И какая красавица вдобавок!.. Мне будет скучно без вас, душечка! — через минуту шептала она уже сквозь слезы.

— Не тоскуй, княжна, — вмешался дед Магомет, приглаживая рукой черные кудри девочки, — твоя подруга скоро вернется волей Аллаха в ваш дом.

— Береги ее хорошенько, дедушка Магомет! — серьезно произнесла девочка тоном взрослой.

— Аллах сбережет ее лучше меня! — торжественно отвечал старик.

— Прощай, Тамара! Прощай, моя дикарочка. Я надеюсь, что ты будешь умницей без меня, — прибавила я, целуя моего юного друга.

— Я надеюсь, mademoiselle! Только не гостите слишком долго в ауле Бестуди! Мы соскучимся без вас.

— Прощайте, Андро, — обратилась я к мальчику, вышедшему также на крыльцо, под руку с дедом, проводить меня.

— Прощайте, mademoiselle Люда! — тихо произнес он, пожимая мою руку. — О, как грустно, что вы уезжаете от нас!

— Я скоро вернусь, Андро.

— Когда вы вернетесь, розы уже отцветут, наверное! — меланхолически произнес мальчик.

— И ваши больные глаза снова поправятся к тому времени, Андро! — весело произнесла я, желая рассеять его грусть.

Старая Барбале вынесла мешок с провизией и домашнюю аптечку и привязала то и другое к седлу Хаджи-Магомета.

Я, с помощью князя Георгия, вскочила на лошадь.

— Прощайте! Все прощайте! — стараясь быть веселой, говорила я.

— Храни вас Бог! — отвечали мне с крыльца провожатые.

Тамара сбежала со ступеней и повисла на моей шее.

Хаджи-Магомет дал знак трогаться, и наши лошади шагом одна за другой двинулись со двора.

Я оглянулась назад. Князь Кашидзе все еще стоял на крыльце с обоими детьми и старой Барбале. Я кивнула им головой, и вдруг сердце мое стеснилось в груди… Как мало времени провела я под гостеприимной для меня кровлей моих хозяев и как горячо успела привязаться к ним!..

И старый князь, и оба его внука были мне словно родные теперь…

«Когда вы вернетесь, mademoiselle, розы уже отцветут, наверное», — прозвучал в моих мыслях печальный голос Андро.

«Пусть отцветут розы, мой милый мальчик, — отвечало ему мое сердце, — но никогда, никогда уже не зачахнут те добрые семена, которые заброшены в твою юную душу!»

Мне вспомнилась невольно другая такая же ночь, когда я в сопровождении князя Георгия подъезжала к незнакомому мне дому Кашидзе. Теперь я со стесненным сердцем покидала на время этот дом, ставший мне таким родным и милым. Если б не желание угодить отцу моей Нины и не доброе дело, ожидавшее меня в чужом горном ауле, я бы никогда не решилась покинуть моих новых друзей — старого князя, Андро, Тамару…

Мы ехали около двух часов времени живописным берегом Куры. Мои спутники молчали, погруженные каждый в свои думы, я слегка дремала, вполне положившись на спокойствие и разум моего коня.

Не доезжая до Мцхета, князь Георгий покинул нас и ускакал в станицу. На прощание он крепко пожал мне руку и пожелал успеха.

Я и Хаджи-Магомет продолжали путь. Скоро низменная равнина Куры стала покрываться возвышенностями, и мало-помалу мы вступили в горы.

— Не устала ли, госпожа? Не хочет ли переночевать в духане? — нарушил наконец молчание Хаджи-Магомет.

Я действительно смертельно устала и сладко мечтала о мягкой постели в спокойной комнатке.

Через каких-нибудь полчаса мы достигли духана, приютившегося у самого подъема на кручу, и я, отказавшись от ужина и удалившись в крохотную комнатку для приезжих, уснула как убитая под незнакомой мне кровлей харчевни.

На заре Хаджи-Магомет разбудил меня и мы снова пустились в путь на отдохнувших за ночь конях. Я долго-долго не забуду этого утра.

Впереди, по бокам и сзади нас теснились горы. Их каменные громады, покрытые кустарниками, упирались, как мне казалось, в самое небо. Там и сям мелькали пестрые головки южных цветов самых нежных оттенков и колоритов. Солнце купалось в перловом облаке, даря свои улыбки горам и небу, земле и безднам, открывавшим свои чудовищные пасти по краям дороги.

— Положись на милость Аллаха и мудрость коня, — произнес Хаджи-Магомет, видя, как я со страхом кошусь на черные пропасти.

Мне было жутко ехать по этому непривычному для меня пути. Голова моя кружилась, сердце замирало.

Между тем Хаджи-Магомет, желая, должно быть, развлечь меня и отклонить мои мысли об опасности, нарушил молчание.

— Волей Аллаха, — начал он, — у старого Магомета были две дочери. Одна из них, старшая, Марием, презрела законы Аллаха и Магомета, пророка Его, и перешла в веру урусов. Знатной княгиней стала красавица Марием… Но недолго радовалась она своему счастью: черный ангел прилетел за нею и унес ее в чертоги Аллаха… Другая дочь, Бэлла, веселая птичка, радость очей моих, нашла себе счастье: сын знатного наиба, молодой бек Израил, пленился ею и взял ее в жены. Семь лет живут они душа в душу, но враг людей и Аллаха, дух мрака и злобы — шайтан позавидовал людскому счастью: он не дал им потомства… Семь лет живут молодые супруги, не имея детей… Старый наиб, отец бека, требует от сына, чтобы он взял себе еще другую жену из нашего или чужого аула, но Израил не хочет… Израил любит одну Бэллу и не возьмет иной жены… Старый наиб разгневался на сына, так разгневался, что прогнал его из своего поместья, и Хаджи-Магомет принял бека и дочь свою в своей скромной сакле… Теперь Израил болен, сильно болен, но всесильный Аллах сохранит его для его друзей!

• Предыдущая
• 45/54
• Следующая