Внеклассное чтение. Том 2 - Акунин Борис - Страница 50

• Предыдущая
• 50/55
• Следующая

В десятку!

– А Зятькова из «Честного банка» вы знали?

Инга сердито всплеснула руками:

– Ещё бы мне его не знать! Подлец, каких мало! Сколько раз дома бывал, увивался вокруг Мирата, а потом даже не предупредил, что собирается банкротиться. У нас там знаете сколько денег пропало? Мират пробовал Зятькова урезонить: верни, мол, хоть часть. Ведь миллионы в оффшоры перевёл, вилла у него в Канне, «мерседес» на племянницу записан. Какой там! Но ничего, нашлись кредиторы пожестче Мирата – взорвали Зятькова вместе с «мерседесом».

Дальше – ясно, покивал сам себе Фандорин. Дошла очередь до одноклассника. Дело здесь не в старой вражде, а в Ильичевском комбинате. Куценко решил отобрать у Ястыкова куш, который тот долго и тщательно подготавливал для себя. При этом Мират Виленович отлично понимал, что Ясь будет драться за такую добычу не на жизнь, а на смерть. Вот и решил нанести упреждающий удар. Только Олег Станиславович оказался предусмотрительней Зальцмана и Зятькова – отнёсся к нелепому приговору всерьёз, пустил по следу Жанну, ну а дальнейшее развитие событий известно, потому что в них президент «Страны советов» принимал личное и весьма активное участие…

– Что с вами? – спросила Инга. – Что вы всё шепчете?

– Скажите, а когда у Мирата Виленовича возникла идея купить Ильичевский химкомбинат?

– Впервые я об этом услышала с полгода назад. Может, чуть меньше. Так увлёкся этой идеей! Знаете, он, когда ему западёт что-нибудь в голову, становится просто как бульдозер – движется только прямо и всё сметает на своём пути. Но с комбинатом получилось иначе. – Инга всхлипнула. – В августе нашлась Мирочка, и Мирата стало просто не узнать. Он помягчел, стал чаще бывать дома. Даже на телевидение с ней, бедняжкой, ходил.

И хозяйка горько заплакала, уже не следя за сохранностью ресниц.

Николас же замер на месте, осенённый новым озарением, и тихо-тихо спросил:

– Скажите, а он вам раньше говорил, что ищет дочь?

– Нет. Он иногда бывает такой дурачок, только я это знаю. Боялся, что я буду на него сердиться. За что? За грехи молодости? Да и какие это грехи…

То есть о существовании Миранды вы узнали лишь в августе?

– Да, в самом конце.

Ай да Куценко!

К тому времени Мирату Виленовичу, надо думать, доложили, что убрать осторожного Ястыкова, опекаемого Жанной, будет непросто, и он разработал этюд поизящней.

Подыскал девочку ангельской внешности, чтоб хорошо смотрелась на телеэкране и на страницах таблоидов. Добросовестно разыграл роль счастливого отца. Безошибочный сюжет, воплощённая масс-медиальная мечта! Маленькая Золушка, добрая фея, богатые тоже плачут – и всё, как говорится, в одном флаконе. Можно не сомневаться, что у них с Игорьком уже заготовлен целый пиаровский букет по поводу похищения и убийства бедной сиротки.

Зная повадки своего оппонента, Мират Виленович сам приготовил ему подставку – тaкую, мимо которой пройти было невозможно. А любимую супругу на всякий случай подстраховал – завёл «цыпулю» на стороне, чтоб имитировать своё к жене охлаждение.

Не человек, а шахматный компьютер. – Вам нехорошо? – испуганно уставилась на него Инга. – У вас такое странное лицо.

Это у вас, госпожа Куценко, лицо странное, подумал Фандорин. Прежнее, со школьной фотографии, было не таким красивым, но куда как лучше этой кукольной мордашки.

И в эту секунду магистру истории было третье озарение, самое жуткое из всех.

Выйдя из ворот усадьбы, он молча положил в багажник «волги» дешёвый чемоданчик с яркими наклейками.

В машине играла музыка. Мира сидела, забившись в угол, во все глаза смотрела на Николаса.

– Что, просто отдали вещи, и всё? – спросила она со страхом в голосе.

– Поехали, – велел он шофёру и отвернулся, потому что не хватало мужества смотреть ей в лицо. – …Там одна Инга. Отдала – даже не спросила, зачем мне твои вещи. Сказала, Мирату будет тяжело их видеть… Она думает, тебя убили.

«На ковре-вертолёте мимо ра-ду-ги мы летим, а вы ползёте, чудаки вы, дураки!» – пело радио. Хорошо, что громко – водителю слышать разговор было ни к чему.

– А… он? Он где?

– Уехал на химкомбинат, – кашлянув, ответил Фандорин.

И наступило молчание. Минут, наверное, через пять Миранда произнесла неестественно спокойным тоном, словно пытаясь уяснить условия задачки:

– Значит, так. Сначала у меня никого не было. Потом у меня появился отец. Потом оказалось, что мой отец – гнойный урод, который променял свою дочь на гребаный химкомбинат.

– «Гребаный» – скверное слово, ещё хуже, чем простой мат, – сказал Николас, потому что ещё не решил, нужно ли говорить девочке правду.

Осторожно посмотрел на неё, увидел воспаленно блестящие сухие глаза. Понял, что нужно.

– Он безусловно урод, но всё же не до такой степени, чтоб променять собственную дочь на контрольный пакет акций. Куценко тебе не отец.

– А кто? – все тем же безразличным голосом поинтересовалась она.

– Он… шахматист, вот он кто. И, подсев к воспитаннице поближе, Фандорин объяснил ей смысл разработанного Миратом Виленовичем ферзевого гамбита, в котором Мире отводилась роль жертвенной пешки.

Удивительно, но зловещий рассказ подействовал на пешку живительным образом. Помертвевшее лицо девочки сначала обрело нормальный цвет, потом порозовело, а под конец запламенело яркими пятнами. Брови сдвинулись, ясный лоб нахмурился, а глаза смотрели уже совсем не жалобно.

– Ах, вот он со мной как! Ну, гад! – воскликнула она, сжав кулачки.

– И обманщик, – криво усмехнулся Фандорин. – Только, знаешь, с тобой он ещё поступил не самым худшим образом. Ты знаешь историю про то, как он добился Ингиной любви?

– Да, она мне рассказывала. Мы сидели вечером вдвоём, она выпила и рассказала. Объясняла мне, что такое большая любовь.

Николас передёрнулся:

– На мой вкус, чересчур большая. Я уверен, что и это была шахматная партия. Гарде королеве. Ему мало было… ну, вступить с ней в отношения. Похоже, она, действительно, была мечтой всей его жизни, но он хотел владеть не только её телом, но и душой. Очень трудно, почти невозможно заставить, чтоб тебя полюбили. Но Куценко волшебник, он сумел. Сначала, правда, пришлось королеву немножко изуродовать, но потом он это поправил, руки-то у него золотые. А что яичники вырезал, так это чтоб она только его одного любила, на детей не рассеивалась. Конечно, доказательств нет, но я уверен, что вся история со смертельной болезнью – выдумка. Сам, в собственной клинике, сделал анализы, сам поставил диагноз, сам оперировал. Просто чемпион мира по шахматам!

Девочка слушала с раскрытым ртом. Потом закрыла рот, постучала таксиста по плечу.

– Едем назад! Поворачивай!

Тот затормозил, раздражённо обернулся:

– Алё! Вы чего, с дуба попадали? Сговорились за три сотни до центра. А тут сюда поверни, торчи там полчаса, потом опять разворачивай. Так не пойдёт.

– Сто баксов, – сказала Мира. – И всё, засохни. Крути баранку!

Шофёр немедленно засох. Рванул с места, развернулся через двойную полосу – только камешки из-под колёс полетели.

– Что ты задумала? – всполошился Николас. – Ты хочешь вернуться в Утешительное? Но зачем?

– А чего это я должна уезжать из своего дома? – процедила она, сузив глаза. – Я законная дочь Мирата Виленовича Куценко, у меня и паспорт новый. Про нас с папочкой вся страна знает.

– Ты… Ты хочешь ему отомстить?

– Обманщикам и гадам спуску давать нельзя, – отрезала Миранда. – Что он, мразь, со мной хотел сделать? И сделал бы, если б не ты! А с Ингой? Изрезал лицо, утробу искромсал, да ещё мозги выпотрошил, в болонку превратил! Нельзя, чтоб такое даром сходило!

Фандорин схватил её за руку:

– Ты хочешь рассказать Инге? Не смей! Да она и не поверит!

– Конечно, не поверит. Сначала. А потом припомнит, как всё было, и задумается. Будет смотреть на него и гадать: правда или не правда? – Миранда мечтательно улыбнулась. – Он её одну любит, больше всего на свете? Так вот хрен ему. Ты сам меня учил, помнишь? Ну, когда мы про Джека Потрошителя спорили. Со злом надо бороться, пасовать перед ним нельзя.

• Предыдущая
• 50/55
• Следующая