Полное собрание стихотворений - Анненский Иннокентий Федорович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/37
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
29
К портрету Достоевского
В нем Совесть сделалась пророком и поэтом,
И Карамазовы и бесы жили в нем,-
Но что для нас теперь сияет мягким светом,
То было для него мучительным огнем.
К портрету
Тоска глядеть, как сходит глянец с благ,
И знать, что все ж вконец не опротивят,
Но горе тем, кто слышит, как в словах
Заигранные клавиши фальшивят..
Майская гроза
Среди полуденной истомы
Покрылась ватой бирюза...
Люблю сквозь первые симптомы
Тебя угадывать, гроза...
На пыльный путь ракиты гнутся,
Стал ярче спешный звон подков,
Нет-нет – и печи распахнутся
Средь потемневших облаков.
А вот и вихрь, и помутненье,
И духота, и сизый пар...
Минута – с неба наводненье;
Еще минута – там пожар.
И из угла моей кибитки
В туманной сетке дождевой
Я вижу только лоск накидки
Да черный шлык над головой.
Но вот уж тучи будто выше,
Пробились жаркие лучи,
И мягко прыгают по крыше
Златые капли, как мячи.
И тех уж нет... В огне лазури
Закинут за спину один,
Воспоминаньем майской бури
Дымится черный виксатин.
Когда бы бури пролетали
И все так быстро и светло...
Но не умчит к лазурной дали
Грозой разбитое крыло.
Любовь к прошлому
Сыну
Ты любишь прошлое, и я его люблю,
Но любим мы его по-разному с тобою,
Сам бог отвел часы прибою и отбою,
Цветам дал яркий миг и скучный век стеблю.
Ты не придашь мечтой красы воспоминаньям —
Их надо выстрадать, и дать им отойти,
Чтоб жгли нас издали мучительным сознаньем
Покатой легкости дальнейшего пути.
Не торопись, побудь еще в обманах мая,
Пока дрожащих ног покатость, увлекая,
К скамейке пошлого на отдых не сманит —
Наш юных не берет заржавленный магнит...
Что счастье?
Что счастье? Чад безумной речи?
Одна минута на пути,
Где с поцелуем жадной встречи
Слилось неслышное прости?
Или оно в дожде осеннем?
В возврате дня? В смыканьи вежд?
В благах, которых мы не ценим
За неприглядность их одежд?
Ты говоришь... Вот счастья бьется
К цветку прильнувшее крыло,
Но миг – и ввысь оно взовьется,
Невозвратимо и светло.
А сердцу, может быть, милей
Высокомерие сознанья,
Милее мука, если в ней
Есть тонкий яд воспоминанья.
«Нет, мне не жаль цветка, когда его сорвали...»
Нет, мне не жаль цветка, когда его сорвали,
Чтоб он завял в моем сверкающем бокале.
Сыпучей черноты меж розовых червей,
Откуда вырван он,– что может быть мертвей?
И нежных глаз моих миражною мечтою,
Неужто я пятна багрового не стою,
Пятна, горящего в пустыне голубой,
Чтоб каждый чувствовал себя одним собой?
Увы, и та мечта, которая соткала
Томление цветка с сверканием бокала,
Погибнет вместе с ним, припав к его стеблю,
Уж я забыл ее,– другую я люблю...
Кому-то новое готовлю я страданье,
Когда не все мечты лишь скука выжиданья.
Сирень на камне
Клубятся тучи сизоцветно.
Мой путь далек, мой путь уныл.
А даль так мутно-безответна
Из края серого могил.
Вот кем-то врезан крест замшенный
В плите надгробной, и, как тень,
Сквозь камень, Лазарь воскрешенный,
Пробилась чахлая сирень.
Листы пожелкли обгорели...
То гнет ли неба, камня ль гнет,-
Но говорят, что и в апреле
Сирень могилы не цветет.
Да и зачем? Цветы так зыбки,
Так нежны в холоде плиты,
И лег бы тенью свет улыбки
На изможденные черты.
А в стражах бледного Эреба
Окаменело столько мук...
Роса, и та для них недуг,
И смерть их – голубое небо.
Уж вечер близко. И пути
Передо мной еще так много,
Но просто силы нет сойти
С завороженного порога.
И жизни ль дерзостный побег,
Плита ль пробитая жалка мне,-
Дрожат листы кустов-калек,
Темнее крест на старом камне.
Петербург
Желтый пар петербургской зимы,
Желтый снег, облипающий плиты...
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
А что было у нас на земле,
Чем вознесся орел наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале,-
Завтра станет ребячьей забавой.
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Ни кремлей, ни чудее, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
29
- Предыдущая
- 29/37
- Следующая
