Дверь во тьму (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/71
- Следующая
Я молчал.
— Тебя всегда предавали? Или ты предавал сам? А, Данька?
— У меня не было друзей, — с трудом выговорил я. — У меня никогда не было настоящих друзей.
Летящий-Лэн засмеялся.
— У кого они есть, Данька… Впрочем, ты сказал правду. Смелый поступок.
— Со своим страхом нужно быть смелым.
— Хорошие слова. Что ж, попробуй.
Лязгнул металл, и что-то просвистело в воздухе рядом с моим лицом. Я отшатнулся, но слишком поздно. Щека стала мокрой и липкой, а по полу забарабанили капли.
— Чуть точнее, — прозвучало из темноты, — и тебе конец.
Прижимая ладонь к лицу и стискивая в другой руке Меч, я отступил. Щека болела толчками — то сильнее, то слабее.
— Тебе конец, — повторили из темноты. — Ты не видишь меня, а я тебя вижу. Даже Настоящий меч тебе не поможет.
Снова свист рассекаемого воздуха, но на этот раз я успел пригнуться. Враг был где-то рядом. Придуманный мною враг, который убивал не хуже настоящего…
Я потянул рукоять, и клинок выскользнул из ножен. Настоящий меч был виден сквозь тьму — тонкая светлая полоса.
— Решил попробовать? — подбодрили меня из темноты. — Ну что ж, давай… Не промахнись.
Я слышал, где он стоит. Прекрасно слышал. Словно Летящий-Лэн хотел, чтобы я его ударил.
— Не промахнусь, — пообещал я. — Мне будет трудно не попасть.
Развернувшись спиной к своему страху, я поднял Настоящий меч. И ударил — не целясь. Трудно промахнуться по темноте.
Раздался треск, словно бритвой полоснули по бумаге. И в глаза мне ударил свет. Я зажмурился, невольно прикрываясь руками и все же видя своим Настоящим взглядом, как клочья тьмы съеживаются и исчезают. Последней погасла тьма на том месте, где стоял Летящий-Лэн.
По полу тихо стучали капли. Кровь — она не красная, она черная. В ней есть тьма. В ней всегда была тьма.
Комната, в которой я стоял, была последней. Никакого выхода — лишь дыра в потолке, узкий и длинный колодец, в конце которого дрожала искорка света.
Я посмотрел на меч в своих руках — Настоящий меч. По светлому клинку струились белые ветвистые разряды. Капля крови, упавшая на него, зашипела, сгорая.
— Ты мне пока не нужен, — сказал я мечу, И тот послушно исчез. Лишь ножны остались на поясе. Я взмахнул руками, расправляя Крыло. По комнате прошел ветер, сметая к стенам пыль.
Здесь не было никаких воздушных потоков, и взлетать было трудно. Но я взлетел, отдавая Крылу остатки сил. Странно, их оказалось так мало…
Я так и не поднялся к концу колодца. Где-то на полпути стены сомкнулись вокруг меня — и растаяли. Не успев толком сложить Крыло, я вывалился в комнату оружейника — не то через потолок, не то через стену. Хорошо, что Крыло смягчает удары.
Оружейник сидел у стола, глядя на Котенка. Тот по-прежнему лежал перед ним. Кажется, они о чем-то разговаривали.
Лэн спал на диване, подложив под голову руки. Ни в какой Лабиринт он за мной не спускался, и, сообразив это, я окончательно расслабился.
— Рад за тебя, мальчик, — сказал оружейник. Он ничуть не удивился моему появлению, голос его был спокойным и чуть печальным.
— Я победил, — сказал я, садясь рядом с Лэном.
— Понимаю. Иначе ты не вернулся бы — спокойно подтвердил торговец.
Я потрогал лицо. Крови там уже не было, ни капли. Но через щеку тянулся шрам — Тонкий, словно бы заживший давным-давно.
— Трудно пришлось? — поинтересовался оружейник.
Я кивнул. Мне почему-то казалось, что он примется расспрашивать меня, но он не сказал больше ни слова. Просто сидел и смотрел то на меня, то на ножны Настоящего меча.
Пихнув Лэна в плечо, я встал и посмотрел на Котенка. Тот отвернулся.
— Пойдем домой, — сказал я.
Всю дорогу Лэн расспрашивал меня о Лабиринте. А когда понял, что я не хочу говорить, надулся и замолчал. Котенок бежал рядом, непривычно тихий и молчаливый.
Мы поужинали в «Заведении» к восторгу очередной порции зевак. На этот раз котенок не стал их мучить — оживленно беседовал с Магдой и заказывал то новую порцию рыбы, то блюдце сметаны. Потом мы поднялись в свою комнату, и обиженный Лэн, не снимая Крыла, завалился на кровать. Котенок устроился у него в ногах.
Минут пять мы молчали. Лэн уснул — у него с этим никогда не было проблем. А мы с Котенком сидели в полумраке — лишь из окна падал тусклый фонарный свет.
Первым сдался Котенок.
— Данька, ты сердишься на меня?
— Нет, — честно ответил я. — Я рад, что у меня есть Настоящий меч.
— Тогда почему…
— А почему ты мне все не рассказал с самого начала? — спросил я.
Котенок начал нервно умываться. Потом спросил:
— Ты когда понял?
— Когда ты с оружейником разговаривал.
— И что понял? — Котенок явно не терял надежды.
— Ты не случайно меня притащил в этот мир. Ты знал, что здесь нет солнца. И хотел, чтобы я ввязался в войну с Летящими!
— Я не сразу это узнал, — тихо ответил Котенок. — Веришь?
— Как это — не сразу?
— Данька, я же не мальчик. Я вообще не человек. Я просто Настоящий свет, отраженный Настоящим зеркалом и принявший форму.
— Ну и что?
— Ты не обидишься, если я все расскажу?
— А это мы посмотрим! Рассказывай!
— Когда в какой-то мире исчезает Свет, это беда для всех миров. И для обычных, и для тех, где с Настоящим светом тоже не все в порядке.
— Это ты про наш мир, что ли?
Котенок кивнул и поморщился. Потом, словно набравшись смелости, продолжил:
— Данька, Настоящий свет — это вовсе не добрый волшебник, или бог, или что-нибудь такое, разумное. Это просто одна из трех сил.
— Из трех? — Почему-то я удивился именно этому.
— Ну да. Свет, Тьма и Сумрак…
— А это еще что такое?
— Неважно, Данька, ты с ним здесь вряд ли встретишься… Свет — это просто сила, и Тьма — тоже сила. И ничего в них нет ни доброго, ни злого. И солнце в этом мире могло бы гореть по-прежнему, хоть это был бы мир Тьмы. Но получилось так, что здесь все началось с погасшего солнца. Значит, нужно было немножко солнечного света из другого мира… и нужен человек из этого мира.
— А человек-то зачем?
— Ты что, думаешь, я могу в одиночку здесь все осветить? Ха! Ты должен помочь людям, которые здесь живут. Тогда придет и мой черед.
— А что ты сделаешь?
— Не знаю. Я просто инструмент, Данька! Я инструмент Света, которым он борется с Тьмой. Я, конечно, могу делать что хочу. Вот только сам я из Настоящего света и потому хочу лишь того, что хочет Свет.
— И давно ты это понял? — тихо спросил я.
— Недавно. Я же расту, умнею… понемножку. А я хоть и из Света, но форму-то мне дал ты. И Зеркало было человеческим. Так что я не вещи смотрю по-вашему.
— А кто тогда я, Котенок? Если ты инструмент Света, то я что, инструмент инструмента?
Котенок захихикал.
— Тоже мне, молоток… Нет, Данька, ты человек. А это совсем другое. Это ты решаешь, что тебе больше нравится — Свет или Тьма. И начинаешь бороться — на той или на другой стороне. Я твой помощник, и ты на стороне Света, а где-то здесь…
Котенок замолчал, словно подавился последней фразой.
— … есть человек, у которого в помощниках Тьма, — докончил я. — Так? И я должен его убить. Так?
— Оба раза «так», — буркнул Котенок. — Только не все так просто. Тьма не с одним человеком. И ее так просто не убьешь. Ты должен поделить людей между Светом и Тьмой. И помочь победить тем, что за Свет.
— Они и так поделены!
— Да? Ты считаешь, что Крылатые — это те, кто за Свет?
Я вспомнил Клуб Старших. И как мне выкалывали глаза…
— А что же тогда? — спросил я. — Кого мне звать на сторону Света? Торговцев, что ли? Им вообще все по фигу!
— Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать, — твердо сказал Котенок. — Это кто-то из людей сказал. И сказал правильно. Если Крылатые считают, что они на стороне добра, на стороне Света — заставь их быть добрыми!
— Ни черта себе! Заставить быть добрыми?
— Да! Заставь из говорить о Свете, чтобы они поверили в него! Заставь их не просто называть себя хорошими и добрыми! Заставь их стать такими!
- Предыдущая
- 31/71
- Следующая