По ком звенят кедры - Ивакин Алексей Геннадьевич - Страница 41

В «красивых» текстах большое внимание уделяется описанию цвета, окраски объектов. Там, как правило, присутствует вся палитра. Анастасия, например, умеет раскрашивать цветы разными красками. В согласии с особенностями «красивых» текстов, в книгах Мегре часто упоминаются животные: белки, медведи, собаки, птицы. Анастасия знает их языки, а звери прислуживают ей и снабжают продовольствием (дивно хороши эпизоды, в которых Анастасия забавляется, подбрасывая в воздух медведей и т. п.). Последователи движения «Анастасия» также отдают должное этой теме, перечисляя в своих стихах разнообразных представителей фауны, от морского ежа до марала.

«Красивым» текстам свойственно заострять внимание на том, как герои движутся, какие позы принимают. Движения Анастасии самые хаотичные. Подчеркивая раскрепощенность лесной жительницы, ее свободу от условностей, автор заставляет ее то и дело совершать прыжки и акробатические трюки. Обилие разных движений доходит до абсурда при описании дедушки Анастасии. Так, в эпизоде, в котором родственники отшельницы узнают, что она ожидает ребенка, будущего Мессию: «Дедушка заволновался, засуетился, подбежал к стоявшим на коленях своему отцу и внучке. Засеменил вокруг них, развел руками, потом вдруг и сам опустился на колени, обнял их..».

Вторичная «красивая» доминанта текста свидетельствует о демонстративной акцентуации его создателя. Тексты этого рода, по словам Л. Толстого, нацелены на «воздействие на внешние чувства, то, что называется поразительностью… читатель заинтересован и этот интерес принимает за художественное впечатление».

Когнитивная модель, заложенная в текстах такого рода, предполагает наигранность переживаний при внешней демонстративной аффектации чувств. Установка этого текста — воздействовать на воображение читателя, поразить его мелодраматическим эффектом.

Сопоставляя когнитивные модели текстов «Анастасии» — «темную» и «красивую», можно прийти к выводу о своеобразной картине мира, которую эти тексты моделируют. Такому миропониманию присуще дуальное деление мира на «своих», вовлеченных в группу, и «чужих», врагов; определенная экзальтация чувств, и даже слащавость, сопряженная с агрессивностью, направленной вовне — черты, характерные для религиозного объединения (секты) авторитарного типа».

«Саракаева Э. А. Психолингвистический анализ картины мира в религиозном движении «Анастасия»

Я часто встречаю непонимание со стороны не только анастасийцев, но и нормальных людей (биороботов!) и даже порой православных — пусть себе они развлекаются со своими белочками, жалко, что ли? Ну не смогли реализовать себя люди в обычной жизни, придумали себе мирок, в который сбежали ото всего на свете, разве это плохо?

Пока нет. Пока.

История уже знает случаи финалов подобных учений.

Одного маленького мальчика в детстве мама звала Джимба и говорила, что на нем почитает Дух Божий. Она мечтала, что сын станет великим проповедником. И он верил этому. В годы его детства страну охватила Великая Депрессия, все мальчишки играли в воров и полицейских, а маленький Джимба в проповедника.

В восемь лет он уже знал наизусть пространные цитаты из Библии. С людьми он ладил плохо, сказывалось отсутствие отца. Зато он всю любовь обращал на животных: подбирал на улице брошенных кошек и собак и дома выхаживал их.

Правда, много лет спустя очевидцы сообщали, что подопечные зверушки часто умирали, и мальчик устраивал им пышные похороны, читал заупокойную молитву и горько оплакивал потери.

К двенадцати годам в штате Индиана он стал местной знаменитостью: толпы юных зрителей приходили посмотреть на проповедника в сшитом мамой священническом облачении. «Святой» вещал о геенне огненной и кипящей смоле, после чего некоторые из его слушателей шли «креститься» к ручью. Однако пышная церемония не была бесплатной. В кармане проповедника всегда позвякивала мелочь.

Когда мальчик вырос и его стали называть Джимом к нему магнитом потянуло и взрослых. Первой из них была его жена Марсели на. Ей было двадцать один, ему — семнадцать. Марселина работала медсестрой, а он учился на методистского священника.

Вскоре после свадьбы Марселина поняла, что ее Джиму очень хотелось вырваться из строгих рамок методистской церкви.

В 1957 году Джим удачно провернул одно дело, продав в розницу большую партию обезьян из Южной Америки — по двадцать девять долларов за штуку. На вырученные деньги он снял складское помещение недалеко от Индианаполиса и повесил над дверью вывеску «Народный Храм».

Так началась новая религия Джима Джонса.

Энергичному проповеднику удалось быстро привлечь паству. Список членов храма рос со дня на день.

Росла и семья Джонсов. В 1959 году у них родился сын — Стивен Ганди Джонс. Затем, Джонсы усыновили еще трех малышей из сиротского приюта: двух азиатов и одного негритенка, чтобы семья была всех цветов радуги.

Те, кто знал Джонса еще ребенком, недоумевали — дело в том, что этот сверхнабожный юноша был расистом.

Но Джонс был весьма расчетлив. В то время, на исходе пятидесятых ширилось движение за права негров во главе с Мартином Лютером Кингом. Как религиозный деятель, выступающий на стороне чернокожих, преподобный Джонс нашел сверхдоходное свое место в жизни. Согласитесь, белый расист, размахивающий Библией и презрительно цедящий сквозь зубы «ниггеры», вряд ли имел бы успех перед паствой, состоящей в основном из представителей черной расы.

Джонс был хорошим бизнесменом. Почувствовав конъюнктуру рынка духовности, он расклеили по городу афиши с рекламой самого себя — проповедник, пророк, целитель.

Если обычные протестантские церкви вели свои службы традиционно, сочетая песнопения и нравоучения, то Джонс все построил по-другому. «Народный Храм» стал местом, где каждый, кому не повезло в жизни, мог получить не только духовную поддержку словом, но и пищу, и кров, и редкую возможность найти друга в чужом городе, и работу.

Дешевые рабочие руки требовались на небольших заводиках, основанных Джонсом, откуда деньги стекались в «Народный храм».

Процветание общины привлекло и зажиточную публику. В итоге, «Народный Храм» стал едва ли не самой богатой общиной Индианаполиса с хором в сто голосов и пляшущими толпами по праздникам.

Тем временем, Джонс расширял свою деятельность. «Народный Храм» вошел в политику. Проповедник то проводил демонстрации, ратующие за равноправие в жилищной политике, то присоединялся к маршам протеста «новых левых», то писал петиции в муниципалитет и Конгресс США. Вскоре энергичный проповедник стал видной политической фигурой в городе.

В 1961 году его назначили председателем городской комиссии по гражданским правам.

Появились и приметы нового социального статуса Джонса: туфли из крокодиловой кои, бриллиантовые перстни, золотые запонки, часы «Ролекс». В начале шестидесятых он уже не появляется без помощников и телохранителей. Причем только белых. Чернокожие для него оставались только паствой.

Основной доход напрямую зависел от увеличения числа прихожан. Наряду с обычными пожертвованиями проводились подписные кампании, когда члены общины передавали на нужды церкви свой заработок или пособие, а то и карточки социального страхования. Некоторые доходили в своем рвении так далеко, что переписывали на Джонса свою недвижимость и ценные бумаги.

Основным коньком Джонса было «исцеление верой». Как и прочие массовые целители до и после Джонса, он умело нагнетал религиозную истерию, на фоне которой ему сходили с рук все трюки, которыми дурачили легковерную публику. Специально нанятые люди разыгрывали роль калек, а потом, якобы исцеленные Джонсом, отбрасывали прочь костыли или выскакивали из инвалидных колясок. На Джонса также работали тайные осведомители, которые фиксировали все, что, говорится в шутку или с глазу на глаз. И каково же было удивление доверчивого прихожанина, когда его имя, вместе с тайными помыслами, произносилось с кафедры в назидание прочим.