Дискета мертвого генерала - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/85
- Следующая
– Не подходит.
– Что? Что именно вас не устраивает? – раздраженно буркнул профессор, а директор института аж заерзал на своем кожаном кресле, до такой степени его начали выводить происходящие прямо на глазах перемены в некогда тихом и сереньком сотруднике. Ледовской сцепил пальцы в замок и презрительно растянул один уголок рта: «Сразу же после открытия алгоритма он стал циничным и самолюбивым, как кинозвезда. Противно! Скорей бы его вышвырнуть…»
– Здесь написано, что договор всего на три года. А потом? Квартиру отберут, переведут в какое-нибудь захолустье, так или нет? – Он прекрасно знал, что не так, но Прохорову зачем-то очень захотелось, чтобы заезжий профессор начал его уговаривать и обещать золотые горы. Прохоров очень хотел признания своих бесспорно выдающихся открытий в области психотропных систем. Он вдруг почувствовал, что с недавних пор сам вправе ставить условия, и не мог отказать себе в таком удовольствии.
– Здесь все гораздо проще, – уже несколько натянуто отмахнулся Славгородский. – Квартира записывается на ваше имя, и волнения напрасны. А насчет договора… Если я решу, что специалист мне полезен для дальнейшей работы, то он будет работать в моем Центре и после окончания срока договора.
Профессор сделал особое ударение на словах «я» и «моем», поэтому Прохоров решил более не перегибать палку, а молча взял у Славгородского «паркер» стоимостью две тысячи долларов и поставил свою подпись на обоих экземплярах документа.
Когда он скрипел золотым пером по бумаге, в кабинете директора института повисла полная тишина. Только едва слышно жужжала пробивающаяся сквозь стекло на волю невидимая за массивными красными шторами глупая муха. Несколько дней назад она позарилась на проникающий сквозь открытую форточку запах лежащих на столе Ледовского свежих булочек с сахарной пудрой, успела наесться досыта, но, когда решила улететь обратно, оказалось, что окно плотно заперто и выхода нет. И теперь ее ждали лишь две незавидные участи – или медленно умереть, истратив все силы на попытки пробиться сквозь прозрачное стекло к такой близкой и манящей, но уже недоступной свободе, или принять легкую и быструю смерть и быть в мгновение размазанной по стеклу одним-единственным ударом хозяина еще недавно манящего сладким запахом булочек кабинета.
Старший научный сотрудник закрытого НИИ даже не задумывался, что, начиная со дня похищения маленькой Даши, его собственная жизнь стала зеркальным отображением судьбы попавшей в кабинет Ледовского мухи. В данный момент он только первый раз прикоснулся к заветной кормушке. В дальнейшем, как и муха, он влезет в нее руками и ногами. А потом, когда неожиданно осознает всю глубину затянувшей его бездны, будет уже слишком поздно…
– С этим закончили, – Славгородский аккуратно спрятал в чемоданчик подписанные инженером листы, но тут же достал оттуда еще два. – И такие вот, будьте добры…
– А эти зачем? – недоверчиво покосился Прохоров, быстро пробежал глазами текст и непроизвольно глубоко вздохнул. Перед ним лежала подписка о неразглашении государственной тайны.
– Какие-то проблемы, Вадим Витальевич? Или мне показалось? – прищурился Славгородский, и в глазах его появилась усмешка.
– Или, – Прохоров быстро поставил еще две подписи и вопросительно посмотрел на профессора. – Ну и когда мне начинать сворачиваться?
– А прямо сейчас, – быстро ответил тот, защелкнул замки «дипломата» и торжествующе повернулся к Ледовскому: – Кто оказался прав, Сергей Борисович, я или мыши?
– Не знал, что вызываю у вас такие ассоциации, – насупился директор института.
– Да я так просто, к слову. Не обижайтесь, дорогой, не обижайтесь. Все в порядке. Просто у меня хорошее настроение…
Профессор встал, поправил на груди пиджак, надел спрятанные в боковом кармане очки-»хамелеоны» и положил тяжелую руку на плечо сидящему Прохорову.
– Сегодня скажете своей дорогой супруге, чтобы начала потихоньку собирать вещи и закруглять всякие там делишки, – Славгородский повертел в воздухе растопыренной ладонью. – Пусть особенно не торопится, на все про все я даю вам целых две недели. Да, чуть не забыл, – гость задумчиво поскреб уже успевшую отрасти щетину. – Скажите, Вадим Витальевич, у вас новая мебель дома, или ее уже пора… сами понимаете… заменить?
– Какое это имеет значение?
– Дело в том, что предоставляемая вам новая квартира уже на две трети обставлена всем самым необходимым, включая автоматическую стиральную машину и центрифугу для утилизации мусора. Нет, естественно, таких вещей, как телевизор, пылесос, шторы на окнах и разное чисто личное имущество. Со дня переселения все содержимое квартиры является вашей собственностью, так что если то, что сейчас стоит у вас в комнате, не новее трехлетней эксплуатации, я рекомендовал бы не заниматься лишней транспортировкой. Соберите лишь одежду, личные вещи, бытовую технику, если есть, и прочие семейные мелочи. Чтобы весь скарб спокойно вошел в обычный двухтонный автомобильный контейнер. Он будет около вашего дома ровно через две недели, день в день, в десять часов утра. Вещи повезет грузовик, а сами поедете на микроавтобусе «Латвия». С собой возьмите только деньги и документы, все остальное – в контейнер. Здесь, в институте, ничего улаживать не нужно, все уже обговорено, и необходимые документы о вашем переводе придут в «Золотой ручей» без нашего с вами участия. Так я говорю, господин Ледовской?
Директор согласно кивнул и буркнул что-то нечленораздельное.
– Тогда все, счастливо, – Славгородский по очереди попрощался за руку с Прохоровым и директором института, взглянул на часы и походкой миллионера, вышагивающего перед сотней репортеров, прошествовал через весь огромный кабинет, скрывшись за входной дверью.
В помещении повисла секундная пауза.
– Я не нужен? – первым спросил Прохоров, уже поворачиваясь по направлению к выходу.
– Идите, работайте… Вадим Витальевич, – смотря в давно не мытое окно, равнодушно бросил Ледовской и в задумчивости облокотился на массивный дубовый стол. Директор наблюдал за терзаемыми холодным осенним ветром ветками березы и за одиноким, все еще не сорванным со своего места желто-коричневым листком в форме сердца. Осень заканчивалась… Еще две недели – и, возможно, выпадет первый снег. Нагрянут морозы. А за ними совсем скоро Новый год. Тысяча девятьсот девяносто второй от Рождества Христова.
На следующий день старший научный сотрудник пришел на работу в совершенно новом твидовом пиджаке, черных брюках, белой рубашке с красным галстуком и сверкающих, вишневого цвета ботинках. Начиная с этого дня он уже почти не работал, а только бесцельно слонялся по институту, несколько раз за день по полчаса просиживал в институтском кафе, не спеша попивая кофе со сливками и не особо желая вступать в пространные беседы с коллегами. На все задаваемые вопросы Прохоров отвечал почти всегда односложно: «Да», «Нет», «Возможно», «Перевожусь», «Две недели» и тому подобное. Сотрудники НИИ сильно ему не докучали, знали – у парня «чемоданное» настроение. Мысленно он уже там, на новом месте, с новой зарплатой и квартирой, и новыми, несоизмеримо большими возможностями продолжать исследования по известной теме. Но в одном мнение коллег было единым – после открытия алгоритма Прохоров зазнался, день за днем превращаясь в горделивого, смотрящего на всех свысока человека. Раньше он таким никогда не был, за все пятнадцать лет работы.
На четвертый день после подписания документов Прохоров возвращался после работы домой, привычно зашел в свой подъезд и вдруг услышал, как сзади кто-то негромко чихнул. Он обернулся и заметил стоящего возле почтовых ящиков мужчину в тех же самых черных джинсах и той же, только теперь уже с белой меховой подкладкой, черной джинсовой куртке.
Мужчина легонько кивнул и тихо спросил:
– Все в порядке? Один?
– Да, – Вадим Витальевич снова ощутил уже почти забытое чувство страха, хотя все вроде бы не предвещало ничего опаснее обычного разговора с представителем «структуры».
- Предыдущая
- 31/85
- Следующая
