Фраера - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/83
• Следующая

– Так ты их все-таки достал, – оскалился Профессор, поднимаясь на колени и не спуская с меня глаз.

Улыбка на его безумном лице постепенно сменялась маской ненависти.

Я стоял, широко расставив ноги и наведя смертоносное отверстие в стволе ему в лоб.

Я действительно готов был выстрелить, но для начала хотелось услышать несколько слов.

– Здоров, сучонок… – прошипел папик. – Только ты опоздал! – В его глазах сверкнул огонь. – Они уже сдохли, как собаки! И ты… тоже скоро подохнешь…

До моих ушей донесся какой-то странный звук, словно где-то неподалеку от меня работал распиловочный станок.

Я мельком взглянул на стоящего на коленях авторитета и заметил, как он искоса посмотрел на большой деревянный сарай, расположенный рядом с домом. Звук, похоже, шел с той стороны.

И тут меня словно двинули по затылку! Не раздумывая, я двинул Профессору ногой в лицо и со всех ног бросился к сараю. Господи, только бы успеть!..

Я ворвался сквозь открытые двери, и, несмотря на то что ожидал увидеть нечто подобное, онемел и на мгновение потерял способность понимать происходящее.

Хаммер находился на волоске от смерти. Еще пара секунд – и сверкающий диск вошел бы в его тело так же легко, как в сливочное масло.

Серега лежал на спине, совершенно мокрый, израненный, в превращенной в лохмотья одежде, а из многочисленных ссадин медленно сочилась кровь, окрашивая ткань в ярко-алый цвет.

Я метнулся к нему, схватил за плечи и рывком сбросил с этого импровизированного места для человеческих жертвоприношений.

Упав на землю, Хаммер тихо застонал, и я, к огромной радости, окончательно убедился, что он жив.

Наклонившись над другом, чуть приподнял его голову и подсунул под нее лежащую неподалеку ветошь.

– Эй, дружище! Хватит изображать из себя страдальца! Пора дать по шее этим ребятам и спокойно отправляться домой! Ты не забыл, у нас сегодня по плану тренировка?

Хаммер, чуть дрогнув веками, открыл глаза и, увидев меня рядом с собой, попытался то ли улыбнуться, то ли что-то сказать.

Вспомнив об оставленном около машины Профессоре, я поднялся на ноги и побежал прочь из сарая.

Но едва я миновал настежь открытые двери, как мотор «семерки» взревел, и автомобиль на полной скорости помчался в сторону грунтовки. Еще немного – и у Профессора будет вполне приличная фора, чтобы уйти, не расплатившись по счету. Когда я прыгал на сиденье «мерседеса», «Жигули» уже скрылись за соснами.

Я завел движок и бросился в погоню. Несся по зигзагообразной, ухабистой, с многочисленными глубокими лужами, лесной дороге и думал лишь о том, что любой ценой должен помешать Профессору добраться до своих братков.

Меня очень трудно испугать, когда дело идет о честной драке, но воевать со всеми находящимися под Профессором быками нам с Хаммером явно не под силу.

Я не знал тогда, известно ли Сереге о местонахождении его похищенной невесты. Возможно, что Профессор, за которым я так отчаянно гнался, был единственным выходом на след.

Но я точно знал, что ни в коем случае его нельзя отпускать живым, иначе, если Ира еще пребывает на этом свете, ее ждет страшная участь.

Военный пенсионер Николай Федорович Ольшанский, сколько себя помнил, был заядлым рыбаком. Вот уже пятьдесят с лишним лет все свободное время подполковник инженерных войск в отставке проводил на берегу различных водоемов – едва ли не во всех уголках некогда бескрайней Родины.

Ольшанский был, что называется, дока по части обнаружения, прикормки, выуживания и последующего вкусного приготовления самой разнообразной рыбы – начиная от неприхотливой плотвички и заканчивая такими элитарными экземплярами, как пятнистый балтийский лосось, казахстанский сом, волжский сазан и дальневосточная горбуша.

Зимой и летом, осенью и весной он самозабвенно предавался любимому занятию. В «ранешние» времена, когда более чем приличное денежное содержание офицера Советской Армии позволяло не экономить на «святом», Николай Федорович мог запросто позволить себе укатить за сто – двести километров от военного городка только для того, чтобы пару часов поупражняться с блесенкой, бродя в болотных сапогах вдоль поросшего камышом берега затерянной в лесных дебрях речушки. Или понаблюдать за неподвижно стоящим на зеркальной водной глади поплавком, когда речь шла об ужении в одном из мало кому известных прудов, где еще в незапамятные времена Никиты-Курурузника разводили огромных зеркальных карпов…

Но с приходом перестройки, совпавшем с почетным увольнением подполковника Ольшанского из армии и окончательным возвращением в родной Ленинград, все изменилось. Пенсии едва хватало на скромное существование, и к началу девяностых единственной радостью бывшего путешественника стала ловля в городской черте родного города, с набережной многочисленных каналов и речушек – притоков великой Невы.

Все теплое время года Николай Федорович, вызывая живой и неподдельный интерес иностранных туристов, косяками шатающихся возле Спаса-на-Крови и щелкающих фототехникой, почти ежедневно стоял в гордом одиночестве с удочкой в руках у гранитного парапета, неподалеку от всемирно известного историко-архитектурного шедевра.

Он ловил непонятно каким образом выживших и приспособившихся к ядовитой свинцово-серой водичке канала Грибоедова мелких плотвичек, окуньков и уклеек. Причем выбрал для этого дела На удивление странное место – рядом с расположенной на отвесной гранитной стене набережной огромной трубой канализационного стока, откуда постоянно и круглосуточно выплывала в канал грязная муть.

Есть пойманную рыбку, живущую здесь вопреки всем мыслимым и немыслимым законам природы, Ольшанский не рисковал. Поэтому после каждой подсечки аккуратно снимал пучеглазую мелочь с крючка и отпускал обратно в медленно текущую мутную водицу, по поверхности которой то и дело проплывали презервативы, окурки, обрывки газет, пустые банки из-под лимонада и прочий непотопляемый хлам большого города.

… В тот день уровень воды в канале упал на добрый метр, почти полностью обнажив торчащую из стены канализационную трубу. Ожидать клева после резкого падения уровня воды было делом гиблым, но более интересного занятия, чем рыбалка, отставной подполковник для себя не мыслил.

С самого утра он уже находился на своем излюбленном месте, не спеша потягивая папироску и, как обычно, служа объектом интереса со стороны иностранцев. На сей раз это были южные корейцы, которые в сопровождении гида-переводчика облепили ограждение грязного канала. Узкоглазые бурно обсуждали – сумеет ли странный русский мужик выловить из этого водного апокалипсиса хоть что-то живое.

И поклевка состоялась. Она была встречена азиатами бурной овацией, вспышками фотоаппаратов и жужжанием видеокамер.

– Да ладно вам, обычное, в общем, дело-то, – отмахивался рыболов от дружеских похлопываний по спине. – А вот это – гран мерси, господин-товарищ-барин! – уже более эмоционально заметил Ольшанский, получив в качестве сувенира от маленького толстого интуриста авторучку с плавающим внутри в масляной жидкости ушастым Микки Маусом. – Внучке пригодится. Хотя, конечно, лучше бы деньгами…

Зажав под мышкой удилище, одной рукой держа трепыхающегося окунька размером со спичечный коробок, другой Ольшанский попробовал засунуть в нагрудный карман потертого пиджачка полученную от благодарных зрителей штуковину. И тут проворный колючий мутант, долбанув хвостом и сделав отчаянное движение туловищем, больно уколол Николая Федоровича в ладонь, заставив ее непроизвольно разжаться, и, сиганув в воду, был таков.

Весело загалдев, сразу несколько туристов перегнулись через ограждение канала, провожая взглядами вернувшуюся в родную стихию шуструю рыбину… И вдруг один из них, громко, пронзительно закричав, стал тыкать пальцем куда-то вниз.

Перегнувшись через ограждение канала, Ольшанский увидел ужасную, поражающую своей нереальностью картину – из канализационной трубы торчала самая настоящая человеческая рука! Более того, на пальцах глазастый подполковник заметил накрашенные красным лаком ноготки!

• Предыдущая
• 40/83
• Следующая