Реаниматор - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/77
• Следующая

– Может, так оно даже лучше. Без страха. Ладно, братан… Бывай, что ли.

– И ты тоже не кашляй, майор. Береги себя.

Томанцев только махнул рукой.

Дверь камеры с грохотом захлопнулась, щелкнул замок. Осталось только облачко сигаретного дыма.

Леха тяжело упал на нары, закрыл лицо ладонями и крепко, до боли в скулах, сжал зубы. И не сразу понял, что беззвучно плачет.

После визита Алены и ее бредовой идеи, почерпнутой из «желтой» прессы, угасшая в Реаниматоре после решения суда жажда жить – во что бы то ни стало! – безо всяких на то реальных оснований вдруг взыграла, закипела с новой силой! И от этого становилось еще паскуднее, потому что Леха не хуже Томанцева знал: ничего у девчонки не получится. Это просто желание красиво сыграть финальную сцену расставания со своим первым мужчиной после незабываемого для каждой женщины акта перехода в другую, взрослую жизнь.

Мы все – просто актеры в огромном театре под названием жизнь…

Спустя пять дней Алексей Гольцов покинет питерский следственный изолятор и двинется по спецэтапу. Сначала в отдельном купе вагонзака его доставят в Вологду, а затем в специально оборудованном автофургоне, в сопровождении четырех вооруженных конвоиров, перевезут на затерянный в северных лесах, посредине живописного озера, остров Каменный – в тюрьму особого назначения, в которую, по злой иронии судьбы, после большевистского переворота был превращен древний мужской монастырь.

В просыпающемся рано Париже уже вовсю кипела жизнь, а тихий пригород мегаполиса, называемый в шутку его жителями и таксистами «кубиком Рубика», был окутан туманом и тишиной. Идеальный квадрат, застроенный шикарными виллами с разноцветными крышами и разделенный на клеточки сетью тенистых улочек, с высоты птичьего полета действительно как две капли воды напоминал игрушку-головоломку. А с высоты человеческого роста в этот предрассветный час квартал более смахивал на город-призрак из романа Стивена Кинга в одночасье покинутый сразу всеми его обитателями.

Из окутанных тлеющим саваном предрассветных сумерек домов не доносилось ни звука, ни шороха. На улочках с гладким асфальтовым покрытием и выложенными плиткой тротуарами, вдоль которых росли раскидистые каштаны, не было ни души. Даже не лаяли собаки…

Впрочем, смуглокожего мужчину в сером костюме и надвинутой на глаза шляпе, сидевшего за рулем графитового цвета «ситроена», плавно свернувшего с оживленного шоссе на каштановую аллею, здешнее безмолвие совершенно не удивляло. В этом заповеднике для богатеев он был частым гостем. В отличие от других элитных поселений здесь нельзя было увидеть шумных вечеринок с жуткими попойками, фейерверками и массовыми ночными оргиями в открытых бассейнах. Здешние тихие обитатели редко покидали дома раньше десяти часов утра. Ранний подъем считали едва ли не дурным тоном…

Золотой «Ролекс» на жилистом запястье сыщика показывал лишь четверть седьмого. Если в такую рань кто-то и не спал, то это мог быть лишь его патрон, месье Дидье Боярофф, человек исключительной судьбы…

Сын еврея-лавочника из Петербурга, в дни большевистского переворота в ужасе бежавшего за границу с зашитыми в сапог бриллиантами, обосновавшегося в Нормандии и вскоре женившегося на мужеподобной вдовушке с приличным приданым, маленький, болезненный, большеносый (из-за чего Бояроффа-младшего постоянно дразнили сверстники) Дидье был начисто лишен голубых кровей, бегущих в венах у большинства его нынешних соседей. Но благодаря фанатичной целеустремленности и жажде самоутверждения гадкий носатый утенок, страдающий к тому же врожденной хромотой, смог к сорока годам стать известным на всю Францию юристом. До конца восьмидесятых патрон был едва ли не самым высокооплачиваемым криминальным адвокатом в стране. Специализацией Бояроффа были гиблые «стопроцентные» убийства, когда вина подследственного еще за час до начала процесса не вызывала у судей никакого сомнения. Но тут в игру вступал «нормандский ангел-хранитель», как окрестили удачливого адвоката журналисты, и ситуация, только что совершенно безнадежная для подсудимого, менялась кардинально.

Однако карьера Бояроффа-юриста уже давно была в прошлом. Уйдя на покой и покинув шумный Париж, сколотивший огромное состояние адвокат осел в этом тихом пристанище уставших от суеты большого города миллионеров и целиком посвятил себя пронесенному через всю жизнь увлечению.

Вот уже больше десяти лет смыслом существования разменявшего девятый десяток экс-адвоката, прикованного после второго инсульта к электрической инвалидной коляске, были древние православные иконы. Ради возможности подержать в руках очередную почерневшую от времени доску с выцветшим печальным ликом святого месье Боярофф был готов на все! За самыми ценными экземплярами он вел настоящую охоту…

Сидевшего за рулем «ситроена» мужчину звали Жак-Ив Гийом, и в кармане его пиджака лежала лицензия частного детектива. Именно он оказывал старику помощь в розыске новых раритетов для коллекции. Масштабы поисков простирались далеко на восток от привыкшей к комфорту и порядку Франции.

Проехав каштановую аллею, сыщик свернул налево и, сбросив скорость, притормозил перед коваными воротами белоснежной виллы адвоката.

…Для дела, которым Жак вплотную занимался в данный момент и первые результаты которого вез дряхлому параноику, слава богу, не потребовалось, как было однажды, надевать вместо модных тупоносых ботинок от Паоло Росси стоптанные валенки и заснеженными дремучими тропами пробираться в санной упряжке к затерянному в бескрайней Сибири староверческому скиту.

Час назад самолет Жака, следовавший рейсом Санкт-Петербург – Париж, прибыл в аэропорт Орли. Гийом сразу позвонил с мобильника патрону и сообщил о мягкой посадке, после чего, повинуясь желанию старика, сел в поджидавший его на подземной стоянке автомобиль и, вместо того чтобы взять курс домой, направился прямо к Дидье.

Открыв кованые ворота виллы с пульта и припарковав похожий на акулу «ситроен» на площадке перед фонтаном в виде обвитой змеем бронзовой Евы с надкусанным яблоком в руке, детектив поднялся по ступенькам парадного входа и распахнул массивную входную дверь…

Адвокат, как и следовало ожидать, уже находился в каминном зале первого этажа. И хотя в доме было очень тепло, высохший старик сидел в инвалидной коляске, закутавшись до пояса в шерстяной плед. Коляска стояла напротив высокого окна с задернутой прозрачной шторой, и Боярофф не отрываясь смотрел в него невидящим взглядом. В правой руке коллекционера была неизменная дымящаяся черная сигара.

Как всегда, он заговорил с Жаком лишь спустя минуту после того, как сыщик пересек зал и молча опустился в плетеное кресло. Голос коллекционера звучал подчеркнуто спокойно, но детектив знал, что бесстрастный вид хитрого собирателя древних русских икон обманчив и под изношенной телесной оболочкой немощного старца сейчас кипит вулкан необузданной страсти…

– Как успехи, сынок? – ровный бархатный и одновременно властный голос коллекционера мало соответствовал его дряхлому виду. – Как там погода, на моей безвозвратно потерянной родине?.. Наверное, опять дождь? – надменно фыркнул Боярофф, пожевав губами.

– Вы правы, патрон, – улыбнулся Жак. – Все три дня с неба лило как из ведра. И лишь когда я уже улетал, сквозь облака проступило солнце.

– Это хороший знак, сынок, я верю… – выпустив облачко ароматного дыма, тихо пробормотал коллекционер. – Насколько я понял по твоему голосу, ты нашел нашу Тихвинскую Богородицу в добром здравии? И полностью уверен, что это тот самый подлинник, который завещал Русской Православной Церкви старый граф Гаев. – Лицо старика перекосило брезгливой судорогой.

– Ну, провести экспертизу, сами понимаете, не мог, – усмехнулся детектив. – Однако мое субъективное мнение, как бывшего полицейского, таково: липой там даже не пахнет! Икона после пышного возвращения в Петербург выставлена в храме Святой Троицы, откуда исчезла восемьдесят лет назад, когда ваш земляк вывез ее из страны…

• Предыдущая
• 44/77
• Следующая