Зона сна - Горяйнов Олег Анатольевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/104
- Следующая
И они забубнили, обсуждая список покупок для всего села, и бубнили почти всю ночь. Минай лишь однажды ладонью по столу хлопнул, когда дошли до прялки, башмачков, опашеня и зеркальца «для Алёнушки».
– Никак я не привыкну, что ты дщерь мою в Алёну переименовал. Откройся – что за притча? Зазноба, что ли, была у тебя с именем сим в молодые-то года?
И к немалому своему удивлению, Стас понял, что ему нечего ответить. Не было ясности в его прошлом. Годы тяжелейшего труда стёрли из памяти детство. Теперь он уже как дальний, полузабытый сон вспоминал родную матушку и московскую жизнь, науку и свои рисовательные опыты – но это он хотя бы помнил! А зазноба?.. Ему казалось, что всю свою жизнь любил он одну лишь на свете женщину, и она, любимая, стала его женой. Кто-то был до неё? Нет. Нет.
– Нет, – сказал он.
На ярмарке, как и на любом рынке, можно купить что угодно. Здесь и товар ремесленный – дорогой, здесь и товар иностранный – ещё дороже. Зато своя еда дёшева, и навалом: зерно, мука и хлеб, рыба свежая и мясо мороженое, огурцы в квасе, хрен и редис, грибы сушёные и солёные, мёд и варенье. Стас особо заметил, что ни картошки, ни помидоров нет и в помине. Квас и сбитень в продаже частные, водка, медовуха и пиво – казённые, государственные. Купец или ремесленник, дорого продав своё, дёшево закупит еду. А селянину проблема: своё, рощенное несколько месяцев, отдай за копейки, а всё нужное купи за рубли! Да ещё тут столько соблазнов! Кабак опять же…
А старики бают, что нынче жизнь легче, что селянин стал зажиточнее, нежели в былые годы. Может, и так.
Стас бродил между рядами, заглядывал в лавки, приценивался. А мысли текли сами по себе. Да, разбередил старик его память! Детство… мама… отчим…
Квартира у них была в Лубянском проезде. Отчим получил её, когда правительство переезжало из Петрограда в Москву. Решение-то о переезде принял А.Ф. Керенский ещё в 1917 году, но Лавр Георгиевич распорядился начать перевод министерств только в 1920-м. Он тогда не знал, куда назначить Керенского, который проявил себя бездарным администратором, и поручил как раз ему эту работу, а отчим, сотрудник Минюста, был шапочно знаком с Александром Фёдоровичем. И вышло, что Керенский отправлял министерства из Петрограда, а отчим принимал их в Москве, размещая по арендованным или выкупленным зданиям.
Само-то Министерство юстиции, как и Верховный суд, остались в Питере – и отчим стал жить на два дома, то в Петрограде с Зиной, дочерью от первого брака, то в Москве, у них с мамой.
В скверике у Ильинки – там, где часовня памяти героев-гренадеров, – Стас учился ездить на велосипеде; ходил в гимназию, что в Армянском переулке… А в школу рисования возили его на Ордынку. Светлые годы! История, грамматика, живопись, музыка, языки: греческий, латынь, английский, французский…
Кто-то толкнул его в спину с криком:
– Move on, you savage![6]
Он обернулся и, увидев гладкую красную рожу англичанина, ответил:
– I wouldn’t call you «a gentleman» too.[7]
– It’s not your business to think of it![8]
– I can think myself what to think about.[9]
Они, насупившись, оглядели друг друга; англичанин отвернулся и ушёл, распихивая публику локтями. Возможно, решил не связываться, предположив, что Стас или правительственный агент, переодетый крестьянином, или переводчик при важной персоне.
Засилье англичан на ярмарке – ещё один факт местной жизни, поражавший Стаса. Здешние жители западноевропейцев звали немцами, всех чохом. Аглицкие немцы, брабантские немцы… Англичане ныне – из всех немцев самые наглые, а раньше, говорят, верховодили немцы галацкие, сиречь голландцы. Торговый устав запрещал всем им вести торговлю врозь, запрещал ездить с товаром своим и деньгами на ярмарки, запрещал даже приказчиков посылать, а вести дела только через русских купцов. Разумеется, эти запреты легко обходились. Немец приезжает без товара, как турист, пьёт, гуляет, девок задирает, а подставные люди вовсю торгуют. И стрельцы это покрывают! Они за иностранцев горой, тем более в офицерах у них чуть ли не через одного иностранные наёмники!
Вот ещё один – ражий детина в стрелецком кафтане, с явным акцентом, залез на сани и зазывает публику, орёт: кто любит автомобильные гонки? Подходи! Что-то никто к нему не кидается, нету здесь желающих разбогатеть на дармовщинку. Недаром сказано: богатство чёрт сторожит.
Стас не любил автомобильные гонки, да и вообще никакие гонки. За год до его перехода из гимназии в Реставрационное училище на гонках погиб старший брат его одноклассника, Мишки Некрылова. Вот это было горе, особенно для Мишкиной матери. Но вообще техники Стас не чурался и очень гордился своим мотоциклом, который подарил ему отчим на шестнадцатилетие. Это был настоящий мотоцикл, BMW. Он даже хотел ехать на нём на практику в Плосково, но матушка не позволила: далеко, опасно. Вот и ездит теперь на санях.
И только вечером, когда укладывался спать на лавку в доме Миная, ему как в голову стукнуло: какие тут, к лешему, автомобильные гонки? Почудилось, должно быть. Наверное, стрелец из немцев что-то другое кричал. Надо было подойти к нему, расспросить.
Он решил на другой день поискать того стрельца, но к утру забыл об этом. Заспал.
Именно из этой поездки Стас вернулся домой с книгой.
Книг на ярмарках не продают. Слишком они дорогие и для купца, и для ремесленника. Но всё же Стас и книга нашли друг друга именно здесь!
В любые времена кто-то в верхах следит, что за книжки ходят по стране. И неожиданно для всех та или иная книга может быть объявлена вредной. И, буде она где имеется, обязана немедленно исчезнуть. Но что значит – «обязана»? Значит, кто-то должен её найти и истребить. Но если она хранится в монастырской библиотеке наряду с прочими божественными текстами, то искать не надо! Всего-то и дел, чтобы она исчезла. А как и куда она «исчезнет» – вопрос десятый.
Идёт Стас по ярмарке между рядами, смотрит – навстречу два монаха. Один по сторонам зырк-зырк, будто проверяет, не следит ли кто за ними. Второй всем встречным внимательно в глаза смотрит, а руки на груди держит. Если кто на его взгляд отвечает, руками незаметно длинный палий распахивает, а там – книги. Да дешёвые какие!
Были книги, а теперь исчезли. Повеление высшей власти выполнено!.. Как ни крути, а русский человек бережлив до крайности. Дырявый чайник не выкинет, обмылок беречь будет годами, а дорогие книги и тем более пожалеет. Запасливый лучше богатого. Правильно сказано: берёж лучше прибытка, берёж – половина спасения.
Минай Силыч не одобрил Стасову покупку. Но уж больно соскучился Стас по чтению. В той жизни он и за столом книжки читал, и в трамвае по дороге в училище. В этой жизни светской литературы не было, а были одни лишь священные тексты. Ветхий и Новый Заветы, молитвенники, святцы, жития… Всё перечитал Стас, и не по одному разу, но всё где-то, не дома. Своего хотелось!
И вот – первая собственная книга. Он представил, как будут они с Алёнушкой зимними вечерами разбирать затейливую вязь, вдумываясь в написанное, и как пробило его: домой захотелось, к жене и дочери! А поскольку находился он в тот момент в лавке у батюшки Миная, тестя своего, то взял со стола перо, макнул в чернильницу и впервые за долгие годы предался писанию. И написал на первой странице книги слово, что было для него милее всех слов на свете: Алёнушка. И год проставил: 1668 Р.Х.
А потом лежал Стас на санях, ехавших неспешно к дому, и читал:
«…Се глаголю убо, еже слышахь, есть об ону сьтрану царскыхь домовь, якоже Кирь царь сведетельствав, створий кумерницу и постави вь ней богы и образы златы и сребрьены, и утвори е камениемь многоценьнымь.
6
Шагай веселее, дикарь! (англ.)
7
Но и ты не джентльмен (англ.).
8
Не тебе думать об этом! (англ.)
9
Я сам буду думать, о чём мне думать (англ.).
- Предыдущая
- 11/104
- Следующая