Зона сна - Горяйнов Олег Анатольевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/104
• Следующая

Во дворец более полусотни заговорщиков, в большинстве – пьяные после застолья у Талызина, проникли в полночь. До спальни Павла дошли десять человек. После короткого спора с императором один из них ударил его, и завязалась драка с неясным исходом, но тут в спальню вошли вооружённые солдаты; во главе их был унтер-офицер.

– Командуйте, ваше величество! – крикнул он.

– Всех взять! Всех в железа! – исступлённо завизжал император…

Ночь была ужасно длинной, а вот утро для Николая Садова оказалось коротким… При нём Павел Петрович огласил указы – об аресте виновных и о награждении отличившихся… При нём расцеловал пожалованного дворянством Степана… При нём засадили в клетку на колёсах графа Палена и некоторых прочих заговорщиков. А потом произошла бешеная перестрелка на набережной, когда группа подлецов пыталась прорваться к английской яхте. Николай даже не участвовал в ней, у него с собой и пистолета не было…

Шальная пуля в голову, что тут поделаешь.

…Открыв глаза, Ник увидел отца, сидящего напротив него с напряжённым взглядом, и улыбнулся. Они находились в той же самой екатеринбургской гостинице, откуда в первый день по приезде в город он «окунулся» в своё приключение.

– Кажется, порядок, – сказал он. – Я спас императора Павла.

– Ага! Так ты, значит, попал в 1801 год! Рассказывай.

– Только сначала закажи пожрать. Голодный – ужас.

Отец вышел на пять минут и вернулся с подносом. Ник с жадностью схватил ложку, впился зубами в хлеб и стал рассказывать. Отец то смеялся, хлопая себя по коленям, то бегал из угла в угол. Его насмешила борьба магистрата и горного ведомства за Ника, его восхитили сделанные им геологические открытия, а также и карьера в Петербурге.

Ник доел суп «Роллтон» из картонной тарелки, перешёл к вермишели того же производства. Рассказа своего он не прервал ни на секунду. Приближалось самое интересное: срыв заговора. Он описывал квартирку, которую снял на Мойке, когда заметил, что отец мрачнеет с каждым его словом.

– Я вот ждал, пока ты очнёшься, и думал, – сказал он, прервав Ника. – Даже не зная, в какую эпоху тебя занесёт. Предположим, ты, находясь там, изменишь прошлое, думал я. Но настоящий ты лежишь тут, и, очнувшись, ты один будешь знать, как оно было раньше и как стало теперь. А я?

– Не понял.

– Если, по твоим словам, ты спас императора Павла, все, абсолютно все в мире должны знать, что он не погиб в 1801 году. И я тоже должен был бы знать это. Но я по-прежнему знаю, что он погиб.

Ник, отодвинув недоеденную вермишель, изумлённо воззрился на отца.

– Более того, – продолжал Виктор. – Если бы он не погиб, мы с тобой даже не планировали бы его спасения, – а мы планировали. Помнишь наши варианты? Перехватить солдата Степана до казарм, где его ждала офицерская засада, и провести другой дорогой, чтобы он всё-таки смог поднять полк.

– Но я ещё не рассказывал тебе про Степана!

– А чего рассказывать, об этом во всех учебниках написано.

– В каких учебниках? – страшным шёпотом произнёс Ник. – Ведь это я, я нашёл Степана, подготовил его и послал в казармы Преображенского полка!

– А вот про тебя в учебниках ничего нет.

– Так. Так! – вскочил Ник. – Доставай учебники, я сам разберусь.

– Но мы же их не взяли. Ты сам сказал, как это по-русски… со своим самоваром. Зачем, дескать, брать в Россию учебник русской истории.

– Я сказал? Зря. Мы же не в Россию ехали, а в Итиль-Уральскую республику. Кто знает, какие здесь учебники.

– Какую республику? Ты меня пугаешь, Ник. Мы в Ногайском ханстве!

В журнальном ларьке на первом этаже гостиницы книг по истории не было, только туристические буклеты. Отец и сын Садовы решили искать книжный магазин. Они вышли на улицу; Ник обернулся, окинул взглядом фасад и сказал:

– Это не та гостиница.

– Что?

– Вернее, та, но уж очень неухоженная. Мы, когда приехали, селились в более… так сказать… чистую.

Улица выглядела парадоксально: на общем фоне серых, обшарпанных домов выделялись несколько шикарных, сияющих стеклом офисных зданий и банков с золотыми вывесками у дверей, а среди автомашин весьма затрапезного вида встречались более чем дорогие модели.

– Куда ехать желаем? – подбежал к ним улыбчивый татарин.

– В самый большой книжный магазин.

– Отвезу! В самый большой отвезу! Тысяча таньга.

– У нас нет таньга.

– Трры доллар, господин!

– Поехали.

Учебника они не нашли, был только краткий справочник по истории России, десятилетней давности.

– Никто не покупает, – объяснил продавец. – Никого у нас не интересует история России. Берёте? – И, услышав, что берут, с ходу предложил поменять доллары по выгодному курсу.

Тут же, в пустом магазине, они начали пролистывать справочник. В династическом разделе нашли Павла:

«Павел I (1754–1801), император (1796–1801)».

Далее перечислялись две жены и дети, числом тринадцать душ.

Перелистали до конца, но обстоятельств смерти императора не обнаружили. Были только политические оценки: «Кто знает, как развернулись бы последующие страницы всемирной истории, не будь убит Павел. Быть может, союз Павла с Наполеоном крепко установил бы то мировое политическое равновесие, которое тщетно пытаются достичь и по настоящее время… Наполеон был ошеломлён известием о цареубийстве 11 марта, нарушавшим все его планы».

Ник ничего не понимал. У него тряслись руки, участилось сердцебиение, глаза блуждали.

– Папа, я клянусь… Лично, сам… Только что! Стоял возле императора ПОСЛЕ покушения! Он объявил, что мой домоправитель Степан и ещё десять солдат получают дворянство! Я видел тело убитого Платона Зубова!

– Ник, я ведь не спорю. Но справочник…

– Я был там. Я облазил все эти чёртовы горы. Я накоротке с Гаврилой Державиным. С президентом российской Берг-коллегии – как с тобой… Алябьева знаешь?

– А как же! Бабушка твоя, Зоря, изводила меня этим Алябьевым. «Соловей мой, соловей».

– Да. Вот, его папенька был президентом Берг-коллегии, и мы каждый день…

– И он пел тебе «Соловья»?

– Нет, он же был младенцем!

– Кто? Президент коллегии?!

– О Mein Gott! – простонал Ник. – Пойду застрелюсь. – И на заплетающихся ногах побрёл из магазина прочь.

Стреляться Ник не стал, но нарезался в гостиничном баре крепко. А на другой день, придя в себя, сказал отцу:

– Vater! Я, кажется, понял, как это функционирует.

– Что? – спросил отец, оторвавшись от экрана ноутбука: всё это время он читал найденную с огромными трудами на местном чёрном рынке электронную версию исторической книги Натана Яковлева «Грань веков».

– Да эта… шахта твоя, шахта времени…

– Шахта?

– Ну да. Помнишь, ты мне рассказывал в детстве всякую ерунду про душу, которая, проваливаясь в шахту времени, набирает на себя угольную пыль и становится материальной?

– А!.. Только это не ерунда, а модель процесса…

– Хорошо, не обижайся. Пусть будет модель… номер один. Назовём её «провальная модель». Я её, помню, уже критиковал… но теперь появились новые факты.

Николай закурил – вредная привычка, приобретённая им в Петербурге, – и, закинув руки за голову, продолжал:

– Думается мне, что никуда душа не проваливается. Она, как и все прочие души, и так существует всегда и везде, от сотворения мира. Она размазана по пространству-времени, как масло по хлебу. А человек – материальное тело с этой душою – просто выпирает в какой-то точке континуума как некий живой перпендикуляр…

У отца возникла какая-то посторонняя ассоциация, и он усмехнулся. А потом подхватил мысль Николая:

– И свойство души человека нашего рода, её особенность только в том, что она может создавать себе тело по аналогии, а не через рождение от матери! Поскольку твоя душа одновременно и здесь, и там – в Санкт-Петербурге восемнадцатого века, – вот там и появился ты, такой же, как и тут! Правда, это не объясняет, почему не удалась твоя попытка спасти императора Павла.

• Предыдущая
• 37/104
• Следующая