Варяжский десант - Горюнов Андрей - Страница 11

• Предыдущая
• 11/82
• Следующая

– Ну до чего ж заманчиво! – расхохотался Аверьянов. – Расколют – и в печь! Или в дерьмо. И не во имя великой цели, спасения или идеи, а «просто – вообще безо всяких причин»! Одуреть.

– Я так специально строю разговор, чтоб вы не обольщались. Когда в дерьмо сознательно лезешь, в голове сквозняк свищет.

– Н-да? – Коля подозрительно глянул на полковника. – А по вас сразу и не скажешь…

– Ага!

– Да нет, что вы с дерьмецом – это сразу заметно, конечно.

– Хамишь, капитан?

– Да нет пока вроде, – пожал плечами Аверьянов. – Я думал всегда, что разведчики – это несгибаемые борцы за идею. Работающие в самом сердце неприятеля, чтобы родная страна спала спокойно!

– Ну, будет, будет! Начитались муры.

– С практикой у меня не густо. Не могу спорить.

– Это дело поправимое, – улыбнулся Астахов. – Раз вы теперь с нами.

– А я теперь с вами? – искренне удивился Коля.

– Нет? – удивился, в свою очередь, полковник.

– Я должен подумать. Задача поставлена, техника, средства – понятны… Надо подумать.

– Не надо думать, капитан, – сухо сказал Астахов. – Вы уже слишком много узнали. Я ясно говорю?

– Вы хотите дать мне понять, что у меня уже нет выбора?

– Да нет, выбор есть. Только между чем и чем – вот в чем вопрос. Знаете, как товарищ Христос сказал: «Кто не с нами – тот против нас». Против! А против – это… Ну, вы сами понимаете…

– Догадываюсь. Вы намекаете на физическое устранение. Носитель государственной тайны особой важности. Либо я работаю на вас, либо меня – в распыл.

– А ты догадлив, капитан, – улыбнулся Астахов. – Только я ведь этого не говорил, заметь. Это ты сам сказал, верно?

– Верно. А я смотрю, мы уж на «ты» перешли? А что тогда «капитан»? Если люди – дрова, то отдельный человек – полено? Или чурка?

– А вот ерепениться, капитан, не надо. Не к лицу.

– Но это вы серьезно, что люди – дрова?

– Обычные люди? Конечно!

– И мы вот? И вы? И я?

– Да уж сказал же!

– Здорово! А можно я остановлюсь отлить, товарищ полковник?

– Ну зачем? Зачем такой тон, капитан? Ведь мы сработаемся, я ж чувствую. Вон, тормози, я тоже с тобой – за компанию…

Выйдя из машины, Аверьянов погрозил Астахову пальцем:

– На этой стороне нельзя пи2сать, товарищ полковник.

– Это почему?

– Запрещено! Идемте на ту сторону.

Перейдя встречную полосу пустынной трассы, офицеры встали лицом к лесу, слегка сойдя с дороги.

– А какая разница? – не унимался Астахов. – Тут лес, и там лес. На той стороне мочиться, на этой ли…

– Разница есть. Немалая, – уверенно кивнул Аверьянов. – Чуть погодя поймете.

Справив нужду, они снова пересекли шоссе, подойдя к автомобилю слева.

Аверьянов сел за руль и, ожесточенно хлопнув дверью, нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю, ожидая, пока полковник дойдет до правой передней двери. Обойдя автомобиль и дернув ручку, Астахов обнаружил, что дверь заперта.

– Эй! – Астахов постучал по стеклу костяшками пальцев. – Чего ты запер-то?

Николай показал ему молча – обойди, дескать, подойди ко мне, к окну, поближе, – что скажу-то…

Обойдя вновь капот «опеля» – теперь уже в обратную сторону, справа налево, – капраз склонился к окну водителя:

– Очумел, что ли?

Аверьянов опустил немного стекло – пальца на три:

– Вот вам и разница – между правой и левой обочиной шоссе. От левого кювета до машины ближе мне. Поэтому я внутри, а вы – снаружи. Поняли теперь?

– Я не понял, чего ты добиваешься!

– У меня легковушка, каперанг. Я дрова не вожу. Только людей. С вещами. Там сзади грузовик наш идет порожняком, минут через сорок здесь будет. Он как раз дрова-чурки, дерьмо всякое возит, он и тебя подберет. Ну, целоваться мы на прощание не станем… – вздохнул Николай, поднимая стекло.

– Да я тебя, капитан, из-под земли за это достану! – рассвирепел Астахов.

– Из-под земли доставать будешь, верно, – кивнул Николай, вновь приспуская стекло. – Ведь я тебя зарою по уши.

Астахов защелкал клювом, яростно озираясь в поисках достойного ответа. Почуяв, что переборщил, Николай опустил стекло и кивнул на место пассажира:

– Ну, не серчай так. Садись. Поехали.

Едва не чеканя шаг, капраз обошел передок машины, слева направо, обуреваемый страстью растерзать наглого капитана. Дернув правую дверь так, что «опель» покачнулся, Астахов убедился, что она по-прежнему заперта.

– Назад садись. Я тебя рядом боюсь теперь сажать.

Задняя дверь тоже оказалась запертой.

– И надо же – в разведку! Ну каких доверчивых козлов берут?! – признался Аверьянов, приоткрыв окно пассажира. – Вот сроду не подумал бы!

– Ты ж… Я ж… – прошипел Астахов.

– Ну просто детский сад! – покачал головой Аверьянов и, врубив сразу вторую, рванул с места.

На развилке, вместо того чтобы повернуть домой, Николай, хмыкнув, завернул в город, в родной райцентр.

Ему было ясно как день, что дело нечисто. По своему опыту Николай знал, что, когда начинаются проникновенные речи на тему патриотизма, взывание к совести, к разуму, тут уж смотри в оба. Тебя дурят. Тебя разводят. А потом тебя подставят или зачистят, уберут. Но уж в любом случае ты на них попашешь – задарма и от души.

Это известная мышеловка: «Если не ты, то кто ж?» Купить на слабo. Но эта мышеловка для полных дураков. Очевидно, если в мозгу у тебя, кроме вмятины от околыша фуражки, есть еще хотя бы одна извилина, то ты срубишь сразу: приказа письменного нет? Нет! А непосредственное твое начальство – командир полка, Михалыч, – в курсе? Нет, не в курсе! Ну, значит, все! Не надо нам этого, отодвинься…

Те же вопросы возникнут, случись что, у следователя военной прокуратуры, а потом уже под трибуналом, – не так ли?

Так чего бы ради ему сотрудничать с этими скользкими полканами? Они ведь даже не поставили задачу. Четкой, ясной вводной не прозвучало.

Люди для них дрова.

Работа их, с их точки зрения, – грязнее грязи, ныряние в дерьме.

Их цель проста: втянуть дурака в игру, не беря на самих себя ни обязательств, ни ответственности.

Задачи они поставят потом. Начнут управлять, вертеть тобой вправо-влево, как только ты сядешь на их крючок. Так уже было со многими: допустил промах, пытаешься исправить, исправляя, совершаешь два новых промаха, это надо уже не просто исправлять, а искупить! И вот, пожалуйста: не успел оглянуться, как тебе уже светит лет двадцать строгого режима, лагерей…

Да нет! Таких друзей – за ухо да в музей…

Одним словом, вывод простой: не иметь с этой публикой ничего общего, косить под дурака, уклоняться, в переговоры больше не вступать. Хотя, конечно, Коптин или Астахов обязательно снова накатят на него.

Без сомнения. Они в какой-то мере засветились. Засветились и обломились. А им надо бы добиться своего, лучше было бы. Ведь не обломиться была их цель, так ведь? Они-то хотели его использовать. Это безусловно. Не просто ж они выступали перед ним в качестве мастеров разговорного жанра, выпендриваясь тут, как муха на фате, как червяк на мотыге?

На худой конец, если им не удастся все же склонить его к сотрудничеству, они постараются обернуть разговор шуткой, проверкой какой-нибудь там. Спустить на тормозах. Замазать и закрасить. Затереть локтями.

Они обязательно нарисуются на горизонте вновь. Проявятся. Чтобы либо добиться, либо отмазаться.

И ему нужно быть готовым. Срезать на атаке, сразу осадить их на задние ноги.

Что нужно для этого, кроме спокойной внутренней готовности?

Неплохо иметь некую «домашнюю заготовку»… На что они будут заточены при следующем контакте с ним? На то, что он, Аверьянов, продолжит упираться, не желая сотрудничать, или начнет торговаться, или, что совсем уже дико, вдруг с радостью согласится. Они сейчас размышляют о том, как его «продавить» при следующей встрече, за что зацепить, чем привлечь…

Их можно сбить с катушек с ходу, сообщив им, что он уже работает в телепортационной разведке. Наверняка в этой самой их внешней хроноразведке полно подразделений, которые, как заведено, грызутся друг с другом, пытаясь урвать бюджетный кусок пожирнее и покрасивее его разворовать.

• Предыдущая
• 11/82
• Следующая