Выбери любимый жанр

Я и мое отражение - Тихонова Карина - Страница 39


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

39

– Нет…

– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или мы ее, или…

Он не договорил. Я подошла к раковине, открыла воду и подставила руки под ледяную струю. Опустила пылающее лицо в ладони, постояла так несколько секунд…

Господи, это какой-то дурной сон!

– Это просто дурной сон, – сказала я вслух, выпрямляясь.

Закрыла кран, взяла с обогревателя чистое, хорошо пахнущее полотенце и вытерла лицо.

– Ты думаешь? – спросил дядюшка язвительно. Я посмотрела на своего родственника. Его лицо как-то осунулось, вытянулось и приобрело сходство с волчьей мордой.

– Что ж, если говорить в философском смысле…

Он не договорил и ухмыльнулся. Ухмылка тоже походила на хищный оскал.

– Тогда смерть тебе не страшна.

– То есть? – прошептала я побелевшими губами.

– То есть мучиться тебе осталось недолго. Месяца два, не больше, – грубо высказался дядюшка.

Я снова уселась на закрытую крышку унитаза. Но не потому, что хотела сесть, а потому, что подогнулись колени.

– Что это значит?

– Ты же такая умная! – язвительно сказал дядюшка. – Догадайся!

Я хрустнула пальцами.

– Вот именно! – многозначительно подтвердил родственник, не спускавший с меня глаз. – Сама подумай, зачем ты ей нужна? Только затем, чтобы получить наследство! А потом? Зачем ты ей потом?

Мои пальцы свела болезненная судорога. Я сморщилась и с трудом расцепила руки. Сложила их на коленях, замерла.

– Решай сама, – подвел итог дядя. Поднялся с ванны и равнодушно договорил:

– Мне-то что? Я эти деньги так и так получу…

Не глядя на меня, подошел к двери, открыл шпингалет и пропал в темноте гардеробной. А я сидела на крышке унитаза в мертвом оцепенении еще очень долго. Так долго, что потеряла счет времени.

Не помню, как я добралась до кровати. Помню только одно: ощущение страшного холода.

Я лежала под одеялом и клацала зубами, как голодный волк. Ноги оледенели, голова пылала огнем.

Утро застало меня в том же положении. Я лежала под одеялом и тряслась.

В дверь стукнули. Я не ответила. Не было сил.

Дверь приоткрылась и в комнату сунулась противная мордочка горничной.

– Завтрак подавать? – спросила она.

Я не ответила.

Рита вошла в комнату, подошла к постели и несколько минут молча смотрела на меня. Мне хотелось сказать ей, чтобы она убралась, но сил не было даже для того, чтобы открыть рот.

Наверное, мое состояние называется нервным шоком.

Странно. Я и раньше думала о том, что вряд ли долго протяну после «своего» тридцатилетия. Но одно дело допускать мысль о смерти гипотетически, совсем другое – узнать о ней наверняка.

Теперь я понимала, что чувствуют люди, приговоренные к смертной казни. Не понимала одного: за что приговорили меня?

Я никому не сделала ничего плохого!

Рита несколько секунд понаблюдала за мной. Поджала губы и вышла из комнаты.

Я издала вздох облегчения. Присутствие горничной действовало на меня, как красная тряпка на быка.

Впрочем, радовалась я недолго. Буквально через минуту дверь моей комнаты распахнулась, и в нее ворвалась тетушка.

– Женя!

Она подскочила к кровати, обеими руками схватила меня за щеки и бесцеремонно по ним похлопала.

– Что с тобой?

Я молчала. Зубы выбивали отчетливую дробь.

– Лихорадит ее, – рискнула пискнуть горничная из-за тетушкиной спины.

Тетушка обернулась к ней.

– Звони врачу, – велела она коротко.

– Анатолию Ивановичу?

– Ему, ему, – нетерпеливо подтвердила тетушка. Рита сделала шаг к моей тумбочке, где стоял телефон, но тетушка ее осадила:

– Звони от себя! Скажи, что я прошу его приехать как можно скорей!

Рита сделала реверансик и мелкими шажками побежала к двери. Оглянулась перед тем, как выйти, поймала мой затравленный взгляд и злорадно ухмыльнулась. Не трудно догадаться, что все несчастья богатенькой девушки ее только радовали.

Господи, как я ее ненавижу!

– Женя!

Тетушка еще раз дотронулась до моего лица холодными руками. Как ни странно, ее прикосновения не вызывали у меня такой гадливости, как прикосновения ее мужа.

– Что с тобой?

Я с трудом разлепила пересохшие губы и проскрипела:

– Надеюсь, подохну… До шестнадцатого ноября.

– Еще чего!

Тетушка даже подскочила на месте от такой наглости.

– Не позволю! – сказала она решительно.

Я прикрыла рукой воспаленные глаза и тихо засмеялась. И смеялась до тех пор, пока окружающая меня комната не провалилась в темноту.

Вместе со мной.

Обратно меня вернул приятный негромкий мужской голос.

– … сильный нервный стресс.

– Это опасно? – спросил взволнованный голос тетушки.

– Возможно, – уклончиво ответил мужчина. – Иногда стрессы провоцируют серьезную болезнь.

– И что делать?

– Нужно успокоиться, – ответил врач. – Не раздражайте ее. Пускай делает все, что хочет.

– Вы же знаете, чего я боюсь, – сказала тетушка со скорбной интонацией любящей родственницы.

– Знаю, – ответил мужчина. – Но можно контролировать как-то незаметно… не так откровенно…

Я открыла глаза и спросила:

– Вы врач?

Надо мной склонилось приятное круглое лицо. Симпатичное лицо. Глазки добрые.

– Я врач, – ответил мужчина. – Ты меня не узнаешь, Женя?

– Я не Женя, – сказала я отчетливо.

Врач нахмурился.

– Не Женя? А кто?

– Меня зовут Лера, – начала я, но тетушка меня перебила:

– Я же вам говорила!

Врач выпрямился, переглянулся с моей родственницей и задумчиво скривил рот.

– Снова то же самое? – спросил он.

Тетушка скорбно качнула головой.

– Не представляю, где она берет эту отраву!

Я приподнялась на локте.

– Неправда!

Меня одолевала страшная слабость, и я свалилась на кровать.

– Я не наркоманка! – сказала я. Но врач уже не обращал на меня внимания.

– Забрать ее к нам? – предложил он. – Обследуем, немного подлечим…

Он наклонился ко мне и мягко спросил:

– Как ты думаешь, милая? Ляжешь к нам на недельку?

Я из последних сил вцепилась в его руку.

– Заберите меня! – попросила я.

– Хочешь в больницу? – удивился врач.

– Хочу!

– Нет-нет, – быстро наложила тетушка свое вето. – В больницу не пущу. Я сама буду за ней ухаживать.

– Заберите меня отсюда! – попросила я врача с надрывом. – Она меня убьет!

– Ну-ну!

И врач освободил свою руку из моих слабых пальцев.

– Не надо волноваться! – сказал он чуть ли не по складам, как будто разговаривал с умственно неполноценной. – Все будет хорошо! Это твоя тетя, она тебя любит…

– Она не моя тетя! – закричала я. Попыталась приподняться, но не смогла этого сделать.

– Укол, – быстро сказал тетушка. – Ей нужно хорошенько отоспаться.

Врач отошел от кровати и направился к журнальному столу, на котором лежал раскрытый саквояж. Порылся в нем, произвел какие-то невидные мне манипуляции и вернулся назад со шприцем, на четверть полным прозрачной жидкостью.

– Нет, – сказала я и повторила попытку подняться с кровати. Железная рука тетушки прижала меня к подушке. Врач подошел ближе и наклонился надо мной.

– Все будет хорошо! – повторил он ласково.

– Не надо, пожалуйста, – попросила я. Слезы размыли комнату и людей, находящихся в ней, как дождь размывает акварельную картинку. Врач не обратил на просьбу никакого внимания. Мое предплечье ужалила пчела, я громко всхлипнула.

– Успокойся, моя хорошая, – сказала тетушка.

Ее холодная твердая рука крепко сжала мое запястье. И, уже проваливаясь в темноту, я услышала вопрос, заданный врачом вполголоса:

– Это первый срыв после приезда?

Я хотела ответить, но не успела. Меня утащило за собой темное беспамятство.

Танцы в темноте продолжались долго. Очень долго. Почему я называю это состояние танцами? Потому, что меня лихорадило во сне так же сильно, как наяву. Перед моими закрытыми глазами маячил скелет, отплясывающий рок-н-рол. Кости стучали друг о друга, издавая противный клацающий звук.

39
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело