Маленький Николя - Госинни Рене - Страница 11

• Предыдущая
• 11/15
• Следующая

Вчера я чувствовал себя очень хорошо, доказательство – я съел целую гору карамели, конфет, пирожных, а ночью мне было очень плохо, и я себя спрашиваю: почему так получилось?

Доктор пришел утром. Когда он вошел в комнату, я плакал, но скорее по привычке, а не по каким-нибудь другим причинам. Доктора я давно знал, он очень хороший. И потом мне очень нравится, когда он кладет голову мне на грудь. Он совсем лысый, и мне видно, как блестит его череп прямо перед моим носом, а это ужасно смешно. Доктор был недолго, он похлопал меня слегка по щеке и сказал маме:

– Посадите его на диету, а главное, чтобы он не вставал с постели, пусть отдохнет. – И он ушел.

Мама мне сказала:

– Ты слышал, что сказал доктор? Надеюсь, ты будешь умным и послушным мальчиком.

Я сказал маме, что она может не беспокоиться. Это правда, я очень люблю маму и всегда ее слушаюсь. Так лучше, иначе будет мною неприятностей.

Я взял книгу и начал читать. Здорово интересная была эта книга с картинками, в ней рассказывалось, как маленький медвежонок заблудился в лесу, где было много охотников. Я, конечно, больше люблю истории про ковбоев, но тетя Пульхерия на все мои дни рождения дарила мне небольшие книжки про медвежат, кроликов, котов и про всяких маленьких животных. Ей, наверное, это нравится, моей тете Пульхерии.

Я читал про злого волка, который должен был съесть маленького медвежонка, в этот момент вошла мама вместе Альсестом. Альсест – это мой товарищ, он очень толстый и все время ест.

– Смотри, Николя, – сказала мама, – тебя пришел навестить твой маленький друг Альсест. Очень мило, правда?

– Здравствуй, Альсест, – сказал я. – Здорово, что ты пришел.

Мама меня стала учить, что не надо говорить часто «здорово». В этот момент она увидела коробку, которая была под мышкой у Альсеста.

– Что ты там принес, Альсест? – спросила она.

– Шоколадные конфеты, – сказал Альсест.

Тогда мама сказала Альсесту, что он очень милый мальчик, но она бы не хотела, чтобы он мне давал шоколадные конфеты, потому что я на диете. Альсест сказал маме, что он и не думал давать мне конфеты, он их принес для себя, и что если я захочу конфет, он сходит и купит их мне уж без шуток.

Мама посмотрела на Альсеста немного удивленно, вздохнула и вышла, попросив нас быть умными. Альсест сел рядом с моей кроватью и смотрел на меня, молча уплетая свои конфеты.

Мне стало ужасно обидно.

– Альсест, – сказал я, – ты дашь мне конфет?

– Ты не больной? – ответил он мне.

– Ну и барахло же ты, Альсест, – сказал я ему.

Альсест ответил, что я но должен так обзывать его, и он положил в рот две конфеты, тогда мы стали драться.

Прибежала мама, у нее был недовольный вид. Она нас разняла и отругала. Потом она сказала Альсесту, чтобы он ушел. Когда Альсест стал уходить, мне стало грустно. Мы с ним хорошо повеселились, но я понял, что с мамой лучше не спорить, ей было не до шуток. Альсест пожал мне руку, сказал «до скорого» и ушел. Я люблю его, он настоящий товарищ.

Когда мама увидела мою кровать, она начала кричать. Надо сказать, что во время драки с Альсестом мы раздавили несколько шоколадных конфет на простыне, на моей пижаме и у меня на голове. Мама сказала, что я невыносимый. Она сменила простыни, отвела меня в ванную комнату, оттерла меня губкой и одеколоном, надела на меня чистую пижаму в голубую полоску. Потом мама уложила меня в кровать и просила больше ее не беспокоить. Я остался один и принялся за свою книжку про маленького медвежонка. Противный волк не поймал медвежонка, потому что охотники убили волка. Теперь лев хотел съесть медвежонка, а он не видел льва, он в это время ел мед. Все это вызвало у меня аппетит. Я думал было позвать маму, но мне не хотелось, чтобы она опять меня ругала. Она мне сказала, чтобы я ее не беспокоил.

Тогда я встал, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь вкусного в холодильнике. Там была куча хороших вещей, у нас в доме всегда есть вкусная еда. Я взял куриную ножку, холодная она очень вкусная, пирожное с кремом и бутылку молока.

– Николя! – услышал я крик за спиной.

Я очень испугался и все выронил. В кухню вошла мама. Она не ожидала, конечно, меня здесь увидеть. Я заплакал на всякий случай, потому что у мамы был страшно сердитый вид. Тогда мама, не говоря ни слова, отвела меня в ванную комнату, снова оттерла меня губкой и одеколоном, сменила мне пижаму, на которой были пятна от молока и пирожного с кремом. Мама надела на меня пижаму в красную клетку и быстро повела меня спать. Ей надо было мыть кухню.

Когда я лег в кровать, мне уже не захотелось брать книгу про маленького медвежонка, где все хотели есть. Хватит с меня этих медведей, из-за которых я наделал столько глупостей. Но лежать в постели ничего не делая было скучно. Я решил рисовать и пошел к папиному письменному столу, чтобы взять то, что мне было надо, Я не хотел брать белую красивую бумагу с папиной фамилией в углу, написанной блестящими буквами, потому что меня за это стали бы ругать. Я решил взять бумагу, на одной стороне которой было что-то написано, она уже ни для чего больше не годилась. Я взял также старую папину ручку, которую взять было тоже безопасно.

Я быстренько вернулся в свою комнату и лег в постель. Я начал рисовать страшные картины: военный корабль обстреливает из пушки самолеты, которые взрываются в небе; замки-крепости, которые атакуют войска, и толпы людей, которые бросают им на головы какие-то штуки, чтобы атакующие отступили. Так как я все делал тихо, в какой-то момент ко мне зашла мама, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь. И она снова подняла шум. Надо сказать, что папина ручка немного течет, и он больше ею не пользуется. Очень удобно этой ручкой рисовать взрывы, но всюду накапали чернила: и на простыни, и на покрывало. Мама очень рассердилась. И ей не понравилась бумага, на которой я рисовал. Оказалось, что написанное на другой стороне было важно для папы.

Мама заставила меня встать. Она поменяла простыни на кровати, отвела меня в ванную комнату, опять стала тереть меня пемзой, губкой и вылила на меня все, что осталось в бутылке с одеколоном. Она надела на меня старую папину рубашку вместо пижамы, потому что чистых пижам не оказалось.

Вечером пришел доктор, положил свою голову мне на грудь, я показал ему язык, он похлопал меня по щеке и сказал, что я здоров и могу встать.

Да, с болезнью сегодня мне просто не повезло. Доктор нашел, что мама плохо выглядит, посоветовал ей лечь в постель и сесть на диету.

Сегодня после обеда по дороге в школу я встретил Альсеста. Он мне сказал:

– А что, если мы но пойдем в школу?

Я ему ответил, что нехорошо пропускать уроки, что учительница будет недовольна, что мой папа мне говорил, что надо много работать, если хочешь чего-то добиться в жизни и стать летчиком, что это доставит маме неприятности и что некрасиво обманывать. Альсест мне сказал, что после обеда будет арифметика, тогда я с ним согласился. И мы не пошли в школу.

Вместо того чтобы идти в сторону школы, мы бегом побежали в обратном направлении. Альсест стал задыхаться, он не успевал за мной. Надо вам сказать, что Альсест очень толстый, он все время ест, и, конечно, это ему мешает бегать, особенно со мной, я очень сильный на дистанции сорок метров – это длина нашего школьного двора.

– Быстрее, Альсест! – закричал я.

– Больше не могу, – ответил мне Альсест.

Он пыхтел: «пуф-пуф», а потом остановился. Тогда я ему сказал, что нельзя нам здесь оставаться, потому что наши мамы и папы могут нас здесь увидеть и не дадут нам сладкого. И есть еще школьные инспектора, они могут нас увести и посадить в карцер, на хлеб и воду. Мои слова его здорово подбодрили, и он пустился бежать так быстро, что я не мог его догнать.

Остановились мы очень далеко, сразу за бакалейной лавкой месье Компани. Он очень хороший, у него мама покупает клубничное варенье, которое я очень люблю, в нем нет косточек, как в абрикосах.

• Предыдущая
• 11/15
• Следующая