Пропавшие в Бермудии - Слаповский Алексей Иванович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/76
• Следующая

И подошел к ней, и обнял ее.

Настя оттолкнула его обеими руками:

– Что это значит? Почему – у меня?

– А у кого?

– Слушайте, я не переношу хамства! Выйдите отсюда!

Мужчина посмотрел на нее с тревогой:

– Настя, ты что?

– Ничего! Выйдите!

– Настя, я Олег!

– Какой еще Олег? Мне что, вызвать прислугу, чтобы вас вывели?

– Я понимаю, ты сердишься, – с грустью сказал мужчина. – Ты считаешь, что я взял на работу эту дурочку…

– Какая еще дурочка? Выйдите!

Уж не сошла ли она с ума? – подумал Олег.

Потому что это был все-таки Олег. Но ведь Настя в самолете перед тем, как пропасть, опрометчиво пообещала себе, что забудет его, вот и забыла. И, конечно, сама не понимала этого.

Да еще голова у нее болела все сильнее.

– Выйдите, я вас прошу! – на этот раз мягче сказала Настя.

Олег пожал плечами и вышел.

Надо все обдумать и понять – что произошло с Настей, да и с ним самим тоже.

Куда они попали?

Что здесь за люди?

Тут же появились и люди, похожие на врачей. Один в зеленой шапочке, другой в синей.

– Как вы себя чувствуете? – первым делом спросили они.

– Прекрасно, – ответил Олег. – Скажите…

– Откройте рот…

И начались процедуры обследования.

Проведя их с привычной быстротой, врачи сказали:

– В пределах нормы!

И прошли в апартаменты Насти.

Настя обрадовалась им. Пока они обставляли ее приборами и датчиками, она пожаловалась:

– Голова очень болит!

– Сейчас?

– Да нет, уже давно. В самолете болела.

– Примем меры, – обнадеживающе улыбнулся зеленый врач.

– Только они не помогут, – мрачно добавил синий.

– Коллега, высказывать отношение в присутствии новоприбывших запрещено! – напомнил зеленый.

– Я не высказываю, а ставлю диагноз. Голова у вас будет болеть всегда! – приговорил Настю синий. – Извините!

И с этими словами вышел.

– Не все так плохо! – успокоил Настю зеленый.

И тоже вышел.

– Ничего не понимаю, – тихо сказала Настя. – Почему всегда?

Она легла на постель, приложила руки к голове.

Стало немного легче. Сами закрылись глаза.

А где Ник и Вик? – сквозь дрему подумала она, и тут на нее навалился крепкий сон.

А Олег слонялся по коридору, чувствуя себя в дурацком положении.

В коридоре, кстати, не было дверей.

Только окно в дальнем конце.

Он подошел к нему и увидел дом с ярко освещенными окнами. Одно было прямо напротив.

И Олег увидел в нем женщину, похожую на Ольгу.

К ней вошел мужчина.

Олегу стало неловко – будто он подглядывает.

Но пригляделся и мысленно ахнул: этим мужчиной был он сам!

Вик продолжал размышлять, сидя на берегу моря.

Ему захотелось есть.

Он представил котлету на тарелке – и воздух перед ним задрожал, начал проявляться контур тарелки. Такие у них дома – белые, с волнистыми краями. А где котлета?

Постепенно проявлялась и котлета. От нее шел пар. Правда, не было вилки, но сейчас не до приличий. Вик взял из воздуха тарелку, схватил котлету, надкусил… И тут же выплюнул. Это была какая-то горячая, но безвкусная масса с явным химическим привкусом. И даже рот прополоскать нечем. Если бы тут был Ричард Ричард…

И Ричард Ричард возник.

– Очень мне это надо! – сказал он, протягивая Вику стакан с водой.

– Спасибо!

Вода оказалась пресной и теплой. Вик спросил:

– Извините, а нельзя чего-нибудь… Какую-нибудь шипучку?

– Все эти шипучки – отрава! – заявил Ричард Ричард. – Есть хочешь?

– Да.

– Только никаких котлет! Это вредно! Вот – тушеные овощи!

И Ричард Ричард неведомо откуда взял тарелку с тушеными овощами. И вилка была, и кусок хлеба.

И все это оказалось довольно вкусно.

Ричард Ричард смотрел, как ест Вик, с гримасой недовольства и даже чуть ли не отвращения.

– Я могу остаться и один, – сказал Вик.

– Ага, конечно! А разве не ты пожелал, чтобы я появился здесь?

– То есть надо только пожелать – и вы появитесь?

– Ни в коем случае! Я тебе не джинн какой-нибудь! Необходимо взаимное желание!

– Значит, вы тоже пожелали меня видеть?

– Нет! То есть… Ну да, пожелал, – неохотно признался Ричард Ричард. – Я просто о тебе подумал. Что ты сидишь тут, голодный, и злишься на меня. А я не люблю, когда на меня злятся. Это неприятно, это расстраивает нервную систему, а состояние нервной системы может спровоцировать дисбаланс в организме, болезнетворные бактерии активизируются, и можно запросто схватить какую-нибудь внутреннюю инфекцию! – скороговоркой проговорил Ричард Ричард – как профессор, который сотый раз читает студентам одну и ту же лекцию.

Он был без шлема, лысина его блестела на солнце. Вик, занятый едой, посматривал на нее – и вдруг над гладкой поверхностью повис фломастер, и написал быстро, четко, крупно: «Дурак».

Ричард Ричард завел глаза наверх, прислушиваясь к ощущениям, и спросил Вика:

– Что-то написал?

– Я не…

– Там написано что-нибудь?

– Слово.

– «Дурак»?

– Да. Извините.

– Обычное дело, – вздохнул Ричард Ричард, вытирая голову платком. – Удивительно однообразные у людей фантазии! Каждый, кто видит лысину, хочет на ней написать. И обязательно – «дурак». Как будто других слов нет.

Вик подумал, что некоторые другие слова еще похуже «дурака».

И немедленно на голове Ричарда Ричарда появилась черта, потом другая.

Нет! – мысленно приказал себе Вик. У меня что, совсем нет силы воли?

И две черточки исчезли.

– Лучше вообще об этом не думай, – посоветовал Ричард Ричард. – Переключись на что-нибудь. Хотя навязчивые желания, они как икота. Закон белых слонов. Слышал, наверно? Шутка такая: «Стань в угол и не думай о белых слонах». Ну и, конечно, сразу же именно о белых слонах начинаешь думать. Давай сменим тему, а то так и будешь мучиться.

– Давайте, – охотно согласился Вик, потому что фломастер вновь завис над головой Ричарда Ричарда. – А как узнать, где мои родители и где брат?

– Я связывался с управлением, они сказали: все тут. И даже пилот вашего самолета. Довольно редкий случай. Наверное, вы все пожелали исчезнуть.

– То есть я смогу их увидеть?

– Пока нет. Существует закон: недельный карантин для прибывших, если это целая группа. Потому что были случаи: они собирались вместе и, думая, что здесь страна монстров, начинали нападать на кого попало. Неделя дается, чтобы человек сам разобрался, что к чему. Н у, и выясняется состояние здоровья, уровень воображелания. Ориентация. То есть будущая партийность.

– Как-то это сложно. Спасибо, – сказал Вик, возвращая Ричарду Ричарду чистую тарелку. Тот кинул ее в сторону, и она пропала.

– Ничего сложного. Все бермудяне делятся на две партии: ПТКХО, то есть Партия Тех, Кто Хочет Остаться, они же зеленые, но не те, которые Гринпис, и ПТКХВ, то есть Партия Тех, Кто Хочет Вернуться, синие. Есть еще одна маленькая – ПТКСЧВПСС, Партия Тех, Кто Считает, Что Все Произойдет Само Собой, но ее члены не признаются, что в ней состоят. Поэтому можно считать, что ее нет. Большинство, конечно, зеленые. Но у нас демократия, поэтому в День летнего равноденствия, двадцать второго июня, все голосуют, вернуться или остаться. И, конечно, все остаются. Кто добровольно откажется от вечной жизни?

– Смотря какая жизнь! – заметил Вик.

Эти слова почему-то вывели из себя Ричарда Ричарда.

– Ну ты, умник! Здесь замечательная жизнь! Здесь такая жизнь, что ты даже не можешь себе представить! А я больше не хочу тебя видеть! И не увижу – даже если ты очень захочешь!

И Ричард Ричард мгновенно растворился.

• Предыдущая
• 7/76
• Следующая