Снег идет - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/7
• Следующая

Она поглядела в окно – на улице светит чистый месяц. А мимо окна идёт её снеговик; решето сдвинул на ухо, палкой подпирается и шагает – скрип-скрип… хруп-хруп…

«Куда пошёл! – закричала Таня. – Зачем уходишь? Что ж, нам теперь другого лепить?»

А снеговик идёт да идёт. И даже не оглядывается. Так и ушёл куда-то по светлой снежной дороге…

Утром Таня, как только проснулась, так сразу и вспомнила, что случилось.

– Ты что это сегодня ночью кричала? – спросила у неё мать. – Сон, что ли, страшный приснился?

– Не сон, – насупясь, сказала Таня. – У нас снеговик со двора ушёл…

– Снеговик ушёл? – удивилась мать и засмеялась. – Ну и выдумала ты, дочка! Вон он стоит, твой снеговик. Куда он денется?

Таня подбежала к окну, а окно совсем заморожено, и ничего сквозь него не видно. Тогда она живо оделась и выскочила во двор. Снеговик стоял на том же самом месте, где и вчера!

Таня обрадовалась.

– А, вернулся! – сказала она. – Ну и хорошо. А ты всё-таки скажи: зачем ты ночью уходил?

Но снеговик задумчиво глядел куда-то своими угольками и ничего не отвечал Тане.

Таня и Алёнка играли в жохи. Жохи им сделал дедушка. Он взял гладкую ольховую палочку, разрезал на ровные кусочки, а потом каждый кусочек расколол пополам.

Вот и получились жохи.

А играют в них так. Возьмут в горсть и бросят на стол. Одна палочка ляжет на плоскую сторону – это жох. Другая ляжет на горбатую – это ничка. И нужно щелчками выбивать: жохом в жох, а ничкой в ничку. И при этом ни одной другой не задеть и не пошевелить.

От усердия подружки взгромоздились на табуретки с ногами. А иногда, чтобы ловчее бить, совсем ложились на стол. Алёнка била потихоньку, жохи у неё ходили вяло и останавливались на полпути. А у Тани жохи даже со стола летели и вместо одного сразу пять жохов сбивали. И кон тянулся долго, потому что обе проигрывали.

Девочки и не заметили, как засинело в окнах. Мать пришла с работы.

– Со льном разделались, – сказала она, – весь обтрепали. А пыли-то сколько!

Она сняла полушалок и вытрясла его в сенях. Таня поглядела на неё:

– А у тебя и на волосах пыль! И на бровях тоже!

– Ступай-ка в баню, – сказала матери бабушка, – сегодня с утра баню топят. И Татьяну с собой возьми.

– Нет, не пойду я! – закричала Таня. – На мне пыли нету! И мне некогда – я в жохи играю!

– Да ведь сегодня суббота, всё равно надо в баню идти, – сказала мать.

– Я потом пойду, с бабушкой!

– А бабушка поздно пойдёт, после всех.

– И я после всех.

– Ну, иди с бабушкой, – сказала мать.

И ушла в баню.

Совсем синими стали окна, только морозные серебринки светились на стёклах. Подружки доиграли кон, оделись и убежали на улицу.

– Куда это, на ночь глядя! – закричала им вслед бабушка. – Смотрите, недолго!

Но Таня ничего не ответила, будто не слыхала.

Девочки побежали на пруд, покатались с маленькими ребятишками с ледяного бугра, поиграли в снежки. Потом сбегали к Алёнке домой – посмотреть новый календарь с картинками, который недавно привезли из города.

И, когда уже совсем стемнело и затихло на улице, а в окошках засветились огоньки, Таня пошла домой.

Уж теперь-то ей бани опасаться нечего: бабушка, наверное, пождала-пождала да и ушла одна.

Но не успела Таня порог переступить, а бабушка ей навстречу:

– А! Как раз вовремя! Пойдём скорей, банька нас с тобой заждалась совсем.

– Куда идти? Уж ночь наступила, спать надо! И зачем только эти бани строят!

Но бабушка взяла её за руку и повела. И разговаривать не стала.

Колхозная баня была новая, большая. Она стояла среди сугробов, у самой речки. Узкая глубокая дорожка вела к ней, а недалеко от крыльца чернела прорубь, чтобы поближе в баню воду таскать.

В бане уже никого не было – Таня с бабушкой пришли позже всех.

Лавочки в бане были белые-белые, начисто промытые. От печки так и несло жаром, над большим котлом поднимался пар к потолку, а на потолке собирались крупные капли и падали вниз сквозь пар прямо на Таню. И Таня каждый раз кричала:

– Ой, бабушка! С потолка дождь идёт!

Таня мылась и плескалась в деревянной шайке и не боялась проливать воду на пол, потому что пол и так был залит водой.

– Бабушка, а можно я на полок влезу? – спросила Таня.

– Ну что ты! – сказала бабушка. – Там жарко, угоришь.

Но Таня всё-таки полезла. А на лесенке остановилась. На полке в жарких сумерках что-то чернело, притаившись в углу.

– Бабушка, – сказала Таня шёпотом, – а на полке у нас кто-то есть… Вроде барсук…

– Ну, какой там барсук! – сказала бабушка. – Все барсуки теперь в лесу, в норках спят!

– А может, он из норы-то выскочил – да сюда, погреться?

Таня поднялась на одну ступеньку. Потом на другую. И вдруг засмеялась.

– Бабушка, а это веник! – закричала она. – Это просто веник там у стенки притаился! А я думала – может, барсук…

Таня стащила с полка мокрый, распаренный веник. Бабушка покачала головой:

– Вот какой у тебя барсук-то лохматый! Дай-ка его сюда, я тебя попарю.

Бабушка вымыла Таню и сказала:

– Ну, одевайся, домой пойдём.

Но Тане уже не хотелось уходить:

– Подожди, бабушка, дай мне ещё помыться!

– Вот ведь ты какая у нас поперешная, – сказала бабушка, – в баню зовут – не идёшь, из бани зовут – тоже не идёшь!

Бабушка закутала Таню в большую шаль. Они шли по узкой тропочке, снег хрустел, и большие морозные звёзды мерцали сквозь кусты.

Когда Таня и бабушка вошли в избу, дед сказал:

– Ну, вот и наши из бани идут. С лёгким паром вас!

Один за другим проходили зимние дни – то вьюжные, то снежные, то морозные и румяные. И с каждым днём всё ближе да ближе подходил Новый год.

Как-то раз Таня пришла с улицы с громким плачем.

– Ты что? – спросила бабушка. – Руки отморозила?

– Я не отморозила руки! – прорыдала Таня.

– Ну, тогда что же? Мальчишки отколотили?

– Нет, не отколотили!

– А тогда что же стряслось?

– В школе ёлку будут делать… А нас не возьмут… Говорят – до школы далеко, маленькие замёрзнут… А мы и не замёрзнем даже ни капельки!..

– И правда, – сказала бабушка, – куда вы такую-то даль по морозу потащитесь!

– Да-а! «По морозу»! А там ёлка будет вся наряженная!

– Эва беда какая! А мы возьмём да свою нарядим!

– А где она у нас?

– Вот дед поедет за хворостом да и срубит.

– А чем наряжать?

– Найдём чем.

– И Алёнку позовём?

– Конечно, позовём.

Таня вытерла слёзы и сразу повеселела. После обеда дедушка стал запрягать лошадь.

Бабушка сказала ему:

– Дед, не забудь, сруби нам ёлочку. Да получше выбери.

– Какая встретится, ту и выберу, – сказал дедушка.

Но Таня закричала:

– Ой, дедушка, ты не такую выберешь! Надо пушистенькую. И чтобы прямая была. И чтобы густая. Дедушка, давай я сама с тобой поеду, а то ты не такую привезёшь!

– Поедем, – сказал дедушка. – А замёрзнешь – не реветь.

– Не буду реветь, – сказала Таня.

И тут же забралась в розвальни.

Лошадь бежала рысью по гладкой дороге.

В лесу было тихо, деревья стояли совсем неподвижно. Они словно увязли в снегу да и заснули.

Села какая-то птица на ветку и стряхнула сверху снежок прямо Тане на голову.

– Дедушка, а ведь холодно деревьям в лесу стоять, – сказала Таня.

– Конечно, холодно, – сказал дедушка, – и вьюжно и морозно.

– А как же они терпят?

– Так вот, терпят и молчат – переживают тяжёлое время. Как и человек всё равно.

– Человек-то не молчит, – подумав, сказала Таня, – человек-то возьмёт да заплачет.

– Ну, кто заплачет, тот человек не настоящий. Настоящий человек беду молча выносит.

Таня вспомнила, как она утром плакала, и примолкла.

В лесу, около самой дороги, лежала куча хворосту. Дедушка её ещё с осени приготовил.

• Предыдущая
• 6/7
• Следующая