Талисман любви - Райс Луанн - Страница 36

– Я хочу помочь тебе, – сказала ему Мэй.

– Когда дело касается всего этого, никто не может мне помочь, – пробормотал Мартин ей в шею.

– Натали, – сказала Мэй, потому что Мартин не произнес имени дочери.

Мэй слегка отодвинулась назад, оставляя достаточно места между ними, чтобы посмотреть ему в глаза. Несчастные и беспокойные глаза человека, которого охватила внутренняя паника. Но уже не сердитые.

– Мне стыдно за свое поведение, – произнес он. – Я вел себя ужасно, и я знаю это. Но я никогда ни с кем не был так близок прежде, по крайней мере, с тех пор, как она умерла. Когда я думаю о ней, когда всплывает ее имя, я схожу с ума. Когда такое случается во время сезона, я вымещаю свои чувства на соперниках. На льду это легко.

– Но сейчас лето, – заметила Мэй. – И никакого льда здесь нет и в помине.

– Нет, льда нет. Зато есть ты и Кайли.

– Да уж.

– Летом обычно я делаю то, что я делал сегодня, вчера, позавчера. Выматываю себя до предела, пока не падаю замертво. Я устал, Мэй. Может, мы могли бы…

Он говорил мягче, как будто его прежнее настроение возвращалось, и Мэй поняла, что он собирался предложить ей пойти в дом, поужинать, подняться наверх.

– Давай побудем здесь, – попросила она.

Небо было одновременно ярким и темным, и Мэй чувствовала колебание Мартина. Придвинув другой стул поближе, она села.

– Мы были в разводе, ее мать и я, – начал Мартин. – Триша жила, живет… в Калифорнии, в Санта-Монике, и Натали приехала провести лето со мной. Триша была только рада этому. Она никогда не создавала мне проблем, если я хотел повидаться с Нэт. Она любила свободу, но дело не только в этом. Она знала, что мы с Нэт не готовы потерять друг друга только потому, что она начала новую жизнь.

Мэй слушала, глядя в бесконечное небо над ними.

– Это было семь лет назад, в июле, жарком и душном. Натали было тогда шесть. Я вывернул колено в тот сезон, дела обстояли невероятно плохо, мне сделали операцию в Детройте перед приездом сюда. Однажды мы катались на велосипедах с Натали, глупый доктор посоветовал мне это, сам я не разобрался… и мое колено опять подвело. Так что я вернулся в больницу, в Ла-Залле, чуть дальше, у озера.

– Натали была с тобой? – спросила Мэй, понимая, как испугалась, должно быть, маленькая девочка, вспомнив, как расстроилась Кайли, когда Мэй порезалась о раз битое стекло и ей пришлось накладывать швы в Коастлайнклиник.

– Не отходила от меня ни на шаг, – усмехнулся Мартин.

– Преданная дочь.

– До упрямства. Меня отвезли в Торонто, в лучшую больницу, к самому большому светилу по коленным чашечкам.

– В Университет Твиг? – уточнила Мэй, представив себе знакомые кирпичные здания.

– Нет, рядом, – ответил Мартин. – Его специальность – хоккеисты. Триша хотела, чтобы Нэт сразу же вернулась домой, но мы сказали ей, чтобы она забыла про это. Мне предстояло пробыть там максимум неделю, и дочка читала мне, когда мне надоедало просто сидеть без движения.

Рыба подскочила в озере, и крути пошли по воде, собирая звездный свет и странное золотое сияние, распространяющееся от темнеющего неба. Мэй слышала, как тает эхо всплеска, и ждала, когда Мартин продолжит свой рассказ.

– Мой отец жил в Торонто, – продолжил Мартин. – Совсем близко от больницы. К нам уже не могли вернуться те замечательные отношения, но все же мы ладили лучше, чем раньше. Мне потребовалось много времени, что бы простить ему многое, чтобы позволить ему приходить и смотреть на мою игру, хотя это и было всем, что я хотел когда-то. Он был подонком по отношению к моей матери, и какого черта… и мне пришлось принять на себя обязанности главы семьи. Но он никогда не прекращал свои попытки поладить со мной. Продолжал слать открытки и письма, а когда он узнал, что у него родилась внучка, он уже не отступился. Любил Натали до безумия. Навещал ее каждый раз, когда представлялся случай.

– Ездил в Санта-Монику? – удивилась Мэй.

– Ну да. И она любила его. Оправдывала его во всем, доверяла ему во всем, чего я так никогда и не смог. Он был ее дедушка, тот, кто построил ей настоящий домик в натуральную величину с реальным дверным звонком и рефрижератором для ее завтраков. Для Нэт он не мог поступить неправильно.

– Это она соединила вас снова? Тебя и твоего отца? – спросила Мэй, подумав, что так и должно быть в семьях: любовь соединяет разные поколения и заживляет раны прошлого.

– Ненадолго. – Голос Мартина зазвучал угрожающе.

– Он заботился о ней, пока ты был в больнице?

Мартин кивнул. Комар загудел около его головы, и он поймал его одной рукой. Гагара закричала снова, но когда Мартин хлопнул рукой по ручке стула, все озеро затихло.

– Он заботился о ней, и он убил ее.

Кровь в жилах Мэй закипела, и она почувствовала, как каждый волосок встает на ее коже.

– Нет… – Она слышала, как произнесла это.

– Он – игрок, – сказал Мартин. – Ты знаешь это, правильно? То, что он находится в тюрьме за то, что поставил против своей собственной команды, что прятал активы, чтобы не платить налоги?

– Он не убивал Натали, – прошептала Мэй, потому что эта мысль была настолько невероятна, что даже не укладывалась у нее в голове.

Мэй ни на секунду не сомневалась в этом. Мартин начал снимать с себя футболку.

Небо пылало, как будто где-нибудь в ночи имелась свеча, распространяющая насыщенный синий свет. Он отражался от горных склонов, превращая сосны в золотисто-зеленый цвет, заставляя каждый выступ скал мерцать. Грудь Мартина была теперь обнажена, и каждый мускул казался очерчен этим странным светом. Волосы блестели, и под ними Мэй видела причудливый рисунок перекрещенных шрамов.

– Игроки всегда в долгах, – сказал Мартин. – Они все занимают деньги, так или иначе. Они могут выигрывать какое-то время, но это не может продолжаться всегда. Когда мне было десять, какой-то тип, которому отец задолжал, написал на моей груди ножом. Да, да.

Мэй провела по его шрамам кончиками пальцев, слезы заструились по ее щекам.

– Моя мама, узнав про это, запретила отцу видеться со мной. Он уехал той ночью и сдержал свое слово. Никогда не встречался со мной до тех пор, пока я не вырос и не стал играть в профессиональный хоккей.

– Они такие глубокие, – плакала Мэй, чувствуя толстые шрамы, как веревки, проходящие через всю широкую грудь Мартина.

– Он сказал, что он изменился, – продолжил Мартин. Что все осталось в прошлом. Он уже стар, говорил он, де душка. Все, что его волнует теперь, – это только семья… я и Натали. Мы все, что у него осталось. Он был просто старик.

– Когда ты был в больнице… – Мэй внезапно почувствовала, что ночь принесла холод.

Небо потемнело. Они сейчас могли находиться где-нибудь… в Блэк-Холле, на берегу океана, вместо озера, окруженного горами. Небо было теперь черно, как смоль, с разбросанными по нему обычными звездами.

– Я знал, – сказал Мартин. – Этого я не смогу забыть или свыкнуться с этим. Я сам испытал на себе, к чему могла привести жадность моего отца. Я знал, что он снова возьмет в долг однажды, и почему я не подумал, что может такое случиться.

– Он задолжал деньги?

– Большие деньги. Целое состояние. Достаточно, чтобы вынудить его поставить против команды, которую он тренировал. Достаточно, чтобы к нему пришли за долгом и…

Мэй моргнула, обрадовавшись, что свет пропал. Она не могла больше видеть шрамы Мартина, а когда она отняла пальцы, не могла уже чувствовать и их. Мэй дрожала, а когда Мартин заговорил, она поняла по его голосу, что и он весь дрожит.

– Хоккейные звезды зарабатывают уйму денег, – сказал Мартин. – Этого не скажешь по этому дому, но мы действительно получаем больше многих. И тренеры тоже. Мой отец был богатым человеком. Помимо денег у него было состояние, но в тот день имели значение деньги, как оказалось.

– В какой день? – спросила Мэй.

– В тот день, когда они пришли забрать долг у моего отца, – сказал Мартин.

– А Натали была с ним?