Леди-судьба - Грейс Сьюзен - Страница 62
- Предыдущая
- 62/91
- Следующая
– Слово я дам, но только после того, как услышу правду, – нахмурился Гаррет. – Пойдем присядем, и ты все мне расскажешь.
Кэтрин промокнула глаза носовым платочком и села на диван рядом с Гарретом. Она рассказала ему все о своей ссоре с Майлсом, умолчав только об одном – о том, что тот подозревает ее в намерении соблазнить его друга.
Гаррет внимательно выслушал рассказ Кэтрин, затем ласково обнял ее за плечи и сказал:
– Все утрясется. Ведь ты любишь Майлса, а он – тебя.
– Майлс меня больше не любит. Он считает меня лгуньей и предательницей.
– Вы просто не поняли друг друга. Майлс опомнится, и вы с ним снова будете вместе.
– Ты так говоришь, потому что не видел его, – покачала головой Кэтрин. – Майлс вне себя от ярости, а глаза у него стали холоднее льда. Он обвинил меня в том, что я сыграла на его чувствах. Он даже обвинил меня в том, что я…
Она замолчала и опустила голову.
– В чем еще он обвинил тебя, Кэтрин? Говори!
– Майлс сказал, что я, вероятно, соблазнила бы и тебя, если бы мне это понадобилось, – прошептала Кэтрин, и слезы снова хлынули у нее из глаз. – Сказал, что я с самого первого дня присматривалась к тебе. О, господи, ведь я люблю Майлса всем сердцем, как он может так плохо думать обо мне?
– Да-а-а, – поморщился Гаррет. – Таких дураков, как мой друг, по всей земле поискать. Придется мне поговорить с Майлсом по-мужски, может быть, тогда у него мозги встанут на место.
– Напрасный труд, Гаррет. Наша с Майлсом любовь была обречена с самого начала. Мы с ним – люди из разных миров, и миры наши не пересекаются. Такое бывает только в сказках, но в них Майлс не верит. И возможно, что он прав.
Гаррет помог Кэтрин подняться, обнял за плечи и повел к выходу. Открыв дверь, они увидели на пороге Майлса с поднятой рукой – очевидно, он только что собирался постучать.
– Простите, если помешал вашей беседе, – язвительно проговорил он, – но мне хотелось напомнить мисс О'Бэньон о том, что в восемь часов я должен сопровождать ее к обеду. Да, кстати, Гаррет, хочу предупредить тебя, что играть с кошками опасно. У них острые когти.
– Ну, ты, поганый… – Гаррет, не договорив, ударил Майлса в челюсть, и тот свалился на пол. – Таких ослов, как ты, я еще не встречал. Если бы ты не был таким тупицей, я бы научил тебя понимать, что означает слово «верить». Как я понимаю, в твоем словаре оно отсутствует.
Он отвернулся от Майлса, потиравшего челюсть, сидя на полу в коридоре, и сказал, обращаясь к Кэтрин:
– До вечера, миледи.
Затем вежливо поклонился и вышел.
Кэтрин закрыла за Гарретом дверь, чтобы не видеть Майлса – хотя бы до восьми часов вечера.
Настроение, в котором пребывал Майлс за обедом, было под стать его костюму: черному, строгому и очень официальному. Весь вечер он старательно разыгрывал роль гостеприимного хозяина и пытался вести вежливые разговоры со своими гостями, однако улыбка его оставалась при этом натянутой, а взгляд – холодным и безразличным. Во время концерта Майлс сел рядом с Кэтрин, но ни разу не взглянул в ее сторону – словно там никого не было.
Впрочем, и сама Кэтрин была настолько погружена в свои мрачные мысли, что не замечала никого вокруг, и очнулась только тогда, когда послышался голос Эдварда:
– Многие из вас уже бывали в этом доме и имели счастье слышать пение моей прелестной племянницы Виктории. Я полагаю, господа, что, если мы ее хорошенько попросим, она не откажется спеть для нас и сегодня.
Он первым начал аплодировать, и все собравшиеся последовали его примеру.
Кэтрин подняла голову и увидела, что взгляды всего зала обращены на нее. «Нет, дядя Эдвард, у тебя и на сей раз ничего не выйдет», – подумала Кэтрин и улыбнулась графу:
– Разве я могу отказать вам в этом удовольствии, дорогой дядюшка!
Майлс удивленно наблюдал за тем, как Кэтрин подходит к музыкантам, берет у них лютню и начинает ее подстраивать. Потом она поднялась на подмостки, села на стул, взяла несколько аккордов и запела старинную песню «Зеленые рукава».:
В зале воцарилась напряженная тишина. В исполнении Кэтрин эта простая народная песня становилась подлинным гимном любви – несчастной и бессмертной, и никому было невдомек, что это сама душа певицы рвется и вибрирует в каждом звуке.
Когда отзвенел последний печальный аккорд, все как один вскочили со своих мест и принялись аплодировать, но перед этим был тот самый момент мертвой тишины между исполнением и овацией, который, собственно, и есть высочайшая награда для любого артиста.
Кэтрин с надеждой посмотрела в ту сторону, где сидел Майлс.
Его кресло было пустым.
Около одиннадцати часов Кэтрин пожелала гостям доброй ночи и отправилась в спальню. Отпустила Дарси и облегченно вздохнула, когда та вышла за дверь, оставив Кэтрин в полном одиночестве. Затем, зная, что сегодня ей все равно не уснуть, она открыла балконную дверь, вышла наружу, облокотилась на перила и стала вспоминать прошедший день во всех подробностях.
Она простояла так довольно долго, больше часа, не замечая ночной прохлады. Лицо ее пылало, и слезы, обильно лившиеся из глаз, высыхали на горящих щеках прежде, чем успевали скатиться на землю. Обессилев от своих горьких мыслей, она подняла глаза к ночному небу, усыпанному крупными звездами и подсвеченному серебристым диском полной луны.
– Если хочешь загадать на звездах желание, загадай одно и для меня.
Услышав звучный голос Майлса, Кэтрин решила, что он ей просто почудился, и зажмурила глаза.
«Пусть это окажется правдой», – мысленно взмолилась она, и в это время ее талию обвили знакомые сильные руки.
– Кэтрин, любимая, прости меня. Я оказался таким дураком! Гаррет ударил меня поделом, я заслужил это. Боюсь, что за все, что я натворил сегодня, мне придется гореть в аду до скончания века. – Майлс осторожно поцеловал растрепавшиеся на ночном ветру локоны Кэтрин и крепче прижал ее к себе. – Умоляю, прости.
Ей хотелось простить его сию же секунду, но память цепко хранила все слова, которые сказал Майлс за сегодняшний день, и потому Кэтрин не торопилась с ответом.
Тогда Майлс заговорил сам:
– Когда ты пела сегодня вечером, мое сердце готово было разорваться от горя и тоски. Мне хотелось взбежать на подмостки и броситься перед тобой на колени. Увы, я не мог позволить себе этого. Обидев тебя так жестоко, мог ли я просить о прощении? И тогда я сбежал в сад и побрел по дорожкам, размышляя о том, что мне делать дальше. А за ближайшим поворотом я наткнулся на Джейми и Гаррета. Я рассказал им все. Признался в том, какого свалял дурака. Гаррет рассказал мне о твоих снах, о том, какой неожиданно знакомой оказалась для тебя спальня Виктории, и прочих странных событиях в твоей жизни. А еще он сказал, что перестанет подавать мне руку, если только я не упаду перед тобой на колени и не попрошу у тебя прощения. – Губы Майлса нежно коснулись шеи Кэтрин. – То же самое сказал мне и Джейми, добавив, что лишь немногим на свете выпадает такая удача – найти настоящую любовь. Он сказал, что я осел, слабак и недостоин тебя. И вот я перед тобой, Кэтрин, и мое сердце лежит на протянутой ладони. Прошу, возьми его, оно принадлежит тебе. Прости меня, если можешь.
Кэтрин медленно повернулась к Майлсу. В лунном свете его глаза казались бездонными и печальными.
– Если ты в самом деле любишь меня, Майлс, тогда ты должен верить мне, – заговорила Кэтрин. – Без веры нет любви. Жизнь – это не только розы, но и шипы, колючки, царапины, удары судьбы, наконец. Жизнь – это подъемы и падения. Я не приму твоей любви, если ты не будешь верить мне.
Майлс осторожно поправил локон, упавший на лоб Кэтрин, и сказал:
– Недостаток уверенности в себе самом – вот что заставило меня сомневаться в тебе, Кэт. Я всегда восхищался твоей отвагой, твоими способностями, твоей любовью к жизни. Восхищался и в то же время часто думал о том, что моей любви может оказаться недостаточно для того, чтобы удержать тебя. Потому я и подумал, что ты обманываешь меня. Прости, я был не прав. Я люблю тебя всем сердцем и не хочу, не могу потерять тебя.
- Предыдущая
- 62/91
- Следующая