Леди-судьба - Грейс Сьюзен - Страница 77

• Предыдущая
• 77/91
• Следующая

Майлс посмотрел на Гаррета поверх зажженной свечи и хмыкнул в ответ:

– Однако тебе, как я вижу, доставляет удовольствие взламывать чужие замки. А теперь к делу. Посмотри на полках, а я покопаюсь в столе.

Майлс уселся в кресло Эдварда и стал изучать содержимое письменного стола. Дойдя до нижнего ящика, он обнаружил, что тот открывается с большим трудом. Подцепив край лезвием ножа, Майлс приподнял ящик и обнаружил под ним тайник. Он взял то, что лежало на самом верху, и позвал Гаррета.

– Есть, – сказал он, – я нашел его.

И он показал другу золотое сердечко на тонкой цепочке.

– Еще что-нибудь там найдется? – спросил Гаррет и азартно сунул в отверстие руку, ведя себя, словно терьер, лезущий в барсучью нору.

На свет появились сложенные листы бумаги. Гаррет быстро развернул их.

– Это завещание Джеффри, – сказал он, просмотрев первый лист и передав его Майлсу. – А это…

Он пробежал глазами следующий документ и присвистнул.

– А вот это надо будет обязательно показать герцогу. Хотел бы я при этом присутствовать, чтобы увидеть выражение его лица!

Майлс поднес бумажный лист к свече, прочитал его и хлопнул себя ладонью по лбу.

– Господи, каким же надо было быть слепцом, чтобы не понять этого с самого начала!

– Иногда самый очевидный ответ оказывается самым невероятным, – пожал плечами Гаррет.

Майлс положил бумаги вместе с золотым кулоном в карман и пошел к двери.

– Ну, вот, теперь мы нашли все, что искали. Возвращаемся в Карлайл-Хаус. Надо подумать, что делать дальше.

Когда на следующее утро Майлс приехал в Четэм, он застал Джеффри и Люси в библиотеке. После обмена приветствиями он уселся в кресло и рассказал о вчерашнем визите Энди.

– Моя Кэтрин оказалась права! – воскликнул Джеффри. – Виктория жива, несмотря на все происки Эдварда! Сколько нам потребуется времени, чтобы добыть официальные доказательства его вины?

– Сегодня утром я послал двоих людей в Уинделл, – ответил Майлс, – но доказательство уже у нас в руках.

И он вытащил из пакета золотой кулон Виктории и копию завещания Джеффри.

Лицо герцога побледнело.

– Я всегда догадывался о том, что Эдвард приложил к этому руку, – сказал он. – Непонятно мне теперь только одно: почему он имел такое влияние на мою экономку?

– Могу вам ответить и на этот вопрос, – кивнул Майлс, доставая пожелтевший от времени лист бумаги и протягивал я его герцогу.

Люси подошла сзади и стала читать через плечо Джеффри.

– Невероятно, – воскликнул герцог. – И как только им удалось скрывать от меня все это столько лет! Ничего подобного я и предположить не мог.

Спустя несколько минут двое охранников привели в библиотеку миссис Оливер. Ее распущенные волосы резко контрастировали с опрятным платьем. Майлс указал экономке на стул, стоявший напротив герцога, а Люси подошла ближе к Джеффри, словно беря его под свою защиту.

Майлс хмуро посмотрел на экономку и сказал:

– Впервые вижу вас непричесанной, миссис Оливер, и должен заметить, что так ваша седина становится гораздо заметнее, особенно на висках. Вы никогда не были кокеткой, но всегда красили волосы. Зачем?

Она ничего не ответила, лишь сцепила сложенные на коленях руки.

– Для простой служанки вы ведете себя слишком высокомерно, – продолжал Майлс. – Но это легко понять, ведь вы происходите из знатной семьи. Ваш отец был видным епископом англиканской церкви. И, насколько мне известно, преподобный епископ Чемберлен отличался не только религиозным фанатизмом, но и скупостью.

Миссис Оливер промолчала и сейчас, опустив глаза.

– Прелестная юная девушка, вынужденная жить в такой обстановке, естественно, должна стремиться к независимости и свободе, – продолжил Майлс, присаживаясь на край стола. – Скажите, именно поэтому очаровательная Джессика Чемберлен бросилась в объятия человека, который был ненавистен ее отцу? Или у нее были другие причины гоняться за одним из самых отъявленных плутов во всем Лондоне?

Ледяная маска слетела с лица миссис Оливер, и она яростно закричала:

– Я любила его, будьте вы прокляты! – Ее стиснутые пальцы побелели. – Да, вам легко упрекать меня. Ведь вы не жили под одной крышей с моим отцом. А он нещадно бил меня за каждый проступок, даже за то, что я посмотрелась в зеркало. Этакая малость считалась у него тяжким грехом, а греху не было места в его доме! Я впервые смогла вздохнуть полной грудью только тогда, когда встретила Малкольма. Он сделал меня свободной и счастливой. Я любила его, – ее глаза наполнились слезами. – Я отдалась ему, когда мне не было и шестнадцати, вот как я его любила. Я молила господа, чтобы тот вдохнул в душу Малкольма хотя бы капельку любви ко мне. Но когда я сказала ему о том…

Она замолчала и уронила голову на грудь.

– Когда вы сказали ему, что у вас будет ребенок, – продолжил за нее Джеффри, – Малкольм отказался жениться на вас. Да, мой отец был холодным и грубым человеком. Представляю, как вы должны были его ненавидеть. Но почему вы мне не сказали о том, что Эдвард – ваш сын? Я с радостью принял бы вас в свою семью. Зачем столько двуличия и лжи, миссис Оливер? И что плохого сделал вам лично я?

Миссис Оливер подняла на Джеффри свои безумные глаза.

– Вы были сыном Кэти! Малкольм отказался жениться на мне и признавать моего сына только потому, что был предан памяти вашей матери и заботился о вашем будущем. Вы всегда были для него единственным ребенком, а моего он признать не пожелал. Эдварда объявили незаконнорожденным и отослали в приют.

Джеффри гневно поднялся на ноги.

– Адвокаты Малкольма сообщили, что на воспитание Эдварда пересылались достойные деньги. А в приют он попал после того, как от него отказались вы. Вы бросили своего сына. Когда же Эдварду исполнилось десять лет, я разыскал его и привел сюда, в свой дом.

– Адвокаты! – презрительно фыркнула миссис Оливер. – Они вам расскажут, вы только слушайте! Первое время Малкольм присылал деньги – ведь на груди у Эдварда было знаменитое родимое пятно Карлайлов! Но деньги-то получал мой отец, у которого мы жили. Нам с Эдвардом из них не перепадало ни гроша.

– Но, по крайней мере, ваш отец позаботился о том, чтобы у вас с сыном был свой дом.

– Да, он выдал меня за пятидесятилетнего вдовца, которого я в глаза не видела до свадьбы. Мой муж, Натан Грэхем, был богатым, но необыкновенно жестоким человеком. До меня ему не было никакого дела, а до Эдварда и подавно. Я в его доме была служанкой, кухаркой и наложницей, бесправнее собаки. – Миссис Оливер снова опустила глаза к полу и продолжила: – Натан грозился расправиться с моим сыном, если я не буду делать все, что он прикажет, при этом быстро и с радостным лицом. Пять лет я сносила его побои. Он бил меня кулаками, плетью, палкой – всем, что подворачивалось ему под руку. Однажды он поднял плеть на Эдварда, и я, обезумев, попыталась броситься на мужа с ножом. Он отнял нож, загнал меня на кухню, избил, сорвал всю одежду и хотел изнасиловать прямо на полу. Я кричала и сопротивлялась. Натан схватил меня за горло и стал душить. Я решила, что настал мой конец, но неожиданно пальцы Натана разжались, и он рухнул на пол рядом со мной. Я увидела Эдварда. Мой мальчик был в крови, но я знала, что это кровь Натана. Эдвард улыбнулся мне своей ангельской улыбкой и сказал: «Он больше не тронет тебя, мама». Я села, прижала Эдварда к груди. Потом, набравшись смелости, посмотрела на Натана. Он лежал мертвый в луже крови, а из спины у него торчал нож – тот самый, с которым я пыталась броситься на своего мучителя. И надо же такому случиться – именно в эту минуту приехал кто-то из друзей моего отца и увидел всю эту картину!

Миссис Оливер откашлялась и рассказала о том, сколько сил пришлось потратить епископу Чемберлену на то, чтобы замять скандал. Кроме того, свидетель шантажировал Малкольма, вымогая деньги и угрожая в противном случае объявить его незаконнорожденного сына убийцей.

• Предыдущая
• 77/91
• Следующая