Леди на монете - Барнс Маргарет Кэмпбелл - Страница 4

• Предыдущая
• 4/74
• Следующая

– Я знаю, что очень маленькая для своих лет, – сказала она, словно извиняясь, и попыталась привести в порядок свои растрепавшиеся волосы. – И хоть наша Фрэнсис на два года моложе меня, она, конечно, больше соответствует тому облику, который вы ожидали увидеть.

Однако Фрэнсис тактично постаралась встать так, чтобы принцесса не могла ее видеть, а что касается Карла, он, казалось, и вовсе забыл о ее существовании, потому что Генриетта внезапно встала и обняла брата за шею. Она была частью той семейной обстановки, от которой его чувствительная душа была грубо оторвана, и, видя, с какой нежностью и любовью девочка смотрит на него, он не мог не думать о том, что нашел настоящее сокровище. Несмотря на то, что вторая половина его тридцатилетней жизни ожесточила Карла и превратила его в циника, он не утратил любви к детям. А сейчас перед ним сидела одна из тех девочек, на чью долю выпали те же многочисленные страдания, что и на его собственную.

– Вы приехали один? – спросила она, не скрывая своей радости.

– Если не считать старину Тоби. Это было и быстрее, и… дешевле.

– О Карл! Вы хоть не голодали? Вы тоже очень худой! Высвободившись из объятий брата, принцесса увидела, что пальто на нем совсем потертое.

– Нужно, чтобы мадам де Борд залатала дырки на рукавах. Это моя femmedechambre.[12] Она такая мастерица, что ничего не будет заметно.

Неожиданно Генриетта рассмеялась.

– Как странно, что мы говорим о еде и заплатах, когда вы стали королем Англии!

– Пока еще без короны, моя дорогая. Было бы неплохо, ручаюсь вам, вернуть хоть немного золота, которое принадлежало нашему отцу. Прежде всего, чтобы заплатить всем тем людям, которые поддерживали меня. Но не забивайте этими мыслями свою хорошенькую головку! Один французский портной, который полностью доверяет мне, обещал сшить кое-какую летнюю одежду, полагая, что я смогу потрясти лондонцев вашей парижской модой. Я постараюсь уговорить его прислать и вам лучшие шелка на новые платья.

– Но, mom cher,[13] мне, в отличие от вас, вовсе незачем наряжаться. Мы живем здесь так уединенно.

– Скоро наступит время, когда и вы станете развлекаться и вести такой же образ жизни, как наша сестра Мэри в Голландии. И теперь, когда наше положение явно улучшилось, – цинично добавил он, – не исключено, что кузен Людовик станет принимать вас при Дворе.

– Если вы действительно так думаете, дорогой Карл, тогда, прошу вас, пришлите шелка и для моих подруг, которых я вам представлю.

И, подчиняясь дружеским чувствам к девочкам, она уже готова была сделать это, как неожиданно вспомнила о гораздо более тягостной обязанности, которую ему надлежит исполнить.

– Но сперва вы должны побывать у королевы, нашей матери, – с явным сочувствием и сожалением напомнила она брату. – Если она уже узнала о вашем приезде…

Карл немедленно поднялся.

– Да, я, конечно, должен увидеть маму, – согласился он.

Они понимающе улыбнулись друг другу, и это взаимное доверие еще больше сблизило их сердца.

– Я так хочу, чтобы вы побольше рассказали мне про Монка, – торопливо сказала Генриетта. – Я всегда буду за него молиться.

Он наклонился и снова поцеловал ее прежде, чем уйти.

– Как же могло случиться, что я не узнал вас среди других девочек? И принял за вас другую? Да пусть бы и сто лет прошло, а не только шесть… – Карл не мог успокоиться.

Несмотря на то, что он говорил тихо, обращаясь только к сестре, Фрэнсис слышала эти слова, и вечером, когда все девочки, жившие при вдовствующей королеве, были ему представлены, она отлично поняла, что, несмотря на всю его очаровательную и изысканную вежливость, она осталась для него одной из «других девочек».

– Вы наши родственники со стороны Блантира, – вспомнил он и, взяв на руки засыпающую Софи, заговорил с миссис Стюарт о тех лишениях, которые принесли всем обитателям Шато де Коломб верность королевской семье.

С приездом Карла жизнь в тихом загородном доме заметно оживилась. Ему было присуще прекрасное чувство юмора, которое однажды заставило одного ирландского пэра признаться, что он скорее предпочтет жить с этим принцем-изгнанником на шесть су в день, чем без него владеть всеми сокровищами мира. Даже пожилые обитательницы дома перестали волноваться по поводу того, что у них скудная еда, а в комнатах холодно, потому что нечем топить.

Карл внимательно выслушивал все советы, которые мать считала нужным ему дать, хотя не имел ни малейшего намерения им следовать. Он очень порадовал королеву тем, что присвоил титул графа Сент-Олбанс самому надежному управляющему при ее Дворе мистеру Джермину. И он ни разу не вышел из себя из-за того, что она пыталась насильно обратить в свою веру его младшего брата, юного Генриха Стюарта, после того, как парламент разрешил ему приехать к матери из Карисбрука. Казалось, что время относительной самостоятельности Карла прошло и никогда не вернется, хотя порой вмешательство матери и могло стоить ему короны. Он послал за Генрихом и держал его при себе, и для юноши это была первая возможность насладиться свободой.

Однажды вечером он развлекал придворных дам своей матери рассказами о том, как ему удалось спастись после Вустерской битвы, и, слушая эти волнующие и забавные истории, все забыли о том, что за окнами идет снег, а в камине нет огня.

Он уговорил Генриетту поиграть на клавикордах, в то время как сам с помощью Джентон учил слова новой модной французской песенки. Чтобы не остаться в долгу, Карл в свою очередь приобщил восхищенных девушек к значительно менее изысканным английским песням. Особенно им понравилась забавная песенка, которой подмастерья досаждали пуританам в высоких шляпах, и хотя в ней вполне невинно говорилось о черных дроздах и о майских деревьях, каждый куплет заканчивался двустишием, в котором содержался явный намек на то, что в конце июня все изменится и появятся другие птицы, и петь они будут по-другому. И именно это двустишие, по словам Карла, подмастерья исполняли с особым смаком.

– Они не сомневаются в том, что именно Стюарты споют новые песни! – воскликнула Фрэнсис, захлопав в ладоши, и при этом зеленая ветка падуба, которой она украсила зал, упала прямо на несчастного кота мадам Мотвилл.

Девушки обсуждали маску,[14] которую до поры до времени держали в секрете.

– Наподобие той, которую мы видели однажды в Лувре, когда нас приглашала вдовствующая королева Анна. Текст напишет леди Далкейт, а музыку Джентон. Танцы с исполнителями разучит Фрэнсис – решили они сообща.

– Нам никогда не удастся превзойти этих грациозных французских нимф, – вздохнула Фрэнсис.

– А между тем известно, что вы давно к этому стремитесь, танцуя перед зеркалом! – рассмеялась Генриетта.

– Конечно, мы должны постараться и сделать все, что только в наших силах, – согласилась с ней Фрэнсис без всякой обиды. – Ведь бедный Карл уже столько лет не праздновал Рождества!

Живя в гнетущей обстановке при Дворе вдовствующей королевы, Фрэнсис не имела ни малейшего представления о многих удовольствиях, пользующихся дурной славой, к которым успел приобщиться Карл. И здесь, в Коломбе, он был рад отдохнуть от всех политических и любовных дел, наслаждаясь обществом младшей сестры и будучи абсолютно уверенным в том, что его накормят три раза в день. Он звал Генриетту «кошечкой» и клялся, что как только вернется в Уайтхолл, сразу же пошлет за ней, чтобы она смогла наконец научиться правильно говорить по-английски.

– Позор вам! И Экзетеру, где вы родились! – подтрунивал он над сестрой, когда она сказала, что генерал Монк пришлет за ним овцу, которая привезет его в Англию.[15]

Однако рождественский праздник, к которому они так весело готовились и которого ждали с таким нетерпением, не состоялся.

• Предыдущая
• 4/74
• Следующая