Леди на монете - Барнс Маргарет Кэмпбелл - Страница 9

• Предыдущая
• 9/74
• Следующая

– О, ma chere maman![23] При Дворе все говорят об этом. На самом деле это не так ужасно, как может показаться.

– Да, но говорить об этом тебе… Ведь ты еще ребенок!

– Я вовсе не ребенок. Я всего лишь на два года моложе Генриетты, через год или два вы будете искать мне мужа.

– Чем скорее, тем лучше, – прошептала несчастная миссис Стюарт. – А там и Софи подрастет, придется думать и о ней, и о том, что Вальтеру тоже неплохо бы сделать какую-нибудь карьеру…

Фрэнсис нежно обняла мать, и миссис Стюарт почувствовала, что к ней возвращаются силы, а вместе с ними – и желание продолжить разговор о поездке королевы.

– Я уже говорила тебе, что Ее Величество очень встревожена и сердится. Если Йорк женится на этой девице, их ребенок займет свое законное место среди наследников. Тебе известно, что Карл всегда сам объезжает лошадей и однажды может сломать себе шею. Или, представь себе, что он умирает от оспы, как его младший брат.

– Упаси Бог! – воскликнула Фрэнсис, внезапно понимая, что в таком случае жизнь в Англии станет гораздо более скучной.

– Вот королева и поспешила в Лондон, чтобы попытаться помешать этой нелепой женитьбе. Сэр Карл Беркли предложил выдать себя за отца этого ребенка, и даже милорд Кларендон был настолько лоялен, что сказал королю, что не возражает против того, чтобы его дочь сама расплачивалась за свое безрассудство.

– Ее безрассудство? Или его, герцога? – чуть слышно произнесла Фрэнсис.

Некоторое время Фрэнсис молча стояла за спинкой кресла, в котором сидела ее мать, с грустью думая об Анне Хайд. Она ни разу в жизни не видела ее, но почему-то представляла себе необыкновенно красивой. Фрэнсис уже прекрасно понимала, что хороша собой и что ей очень трудно защищаться от королевских ухаживаний. И она не могла не задумываться о том, как бы чувствовала себя, окажись на месте Анны.

– Никогда, никогда я не буду такой дурой! – поклялась она. – Такой безнравственной дурой, – сочла нужным добавить Фрэнсис.

И даже если эти слова были произнесены под влиянием страха, нельзя не признать, что в них отразилось все, что ей внушали на протяжении всей ее жизни.

– А что говорит сам король? – спросила она, возвращаясь к незаконченному разговору.

Миссис Стюарт начала поспешно собирать разбросанные по комнате вещи и уже направилась в свою комнату с охапкой собранных шалей, но остановилась, чтобы ответить дочери.

– Он считает, что его брат должен жениться. Если оба – он и Анна – хотят этого, конечно, – сказала она с некоторым облегчением, глядя на Фрэнсис через плечо.

Фрэнсис в недоумении смотрела на мать. Это уже звучит более гуманно, подумала она. И почувствовала, что Карл стал ей более симпатичен, чем когда он недолго жил с ними в Шато де Коломб.

– Говорят, он не хочет, чтобы повесили тело Кромвеля, – сказала она матери, когда они вдвоем уже сидели в комнате миссис Стюарт.

– Какое это имеет отношение к тому, о чем мы с тобой разговаривали? – удивилась миссис Стюарт. – Подумать только, как скачут твои мысли!

Однако Фрэнсис совсем так не считала. Ей казалось, что две эти вещи связаны между собой хотя бы потому, что позволяют надеяться на доброту и справедливость даже в том суровом и жестоком мире, в котором они жили. Однако вскоре она уже забыла об этом.

– Ее Величество, наверное, хочет убедиться в том, что Карл женится на католичке. Да, у нее там будет много дел. Две женитьбы и деньги, – подытожила Фрэнсис не слишком почтительно. – Что вас так удивило, мадам? Вам интересно, откуда мне известно про деньги? Генриетта мне все рассказала о состоянии своей матери, которое было полностью конфисковано при Протекторе. Теперь королева надеется получить компенсацию, потому что они полностью разорены.

В это время миссис Стюарт, разложив на спинке кресла старую, потертую накидку вдовствующей королевы, отороченную собольим мехом, рассеянно поглаживала ее рукой.

– Не только королева Генриетта-Мария потеряла свои дома, – сказала она медленно и с видимым трудом. – Тебе принцесса что-нибудь говорила про наши дела?

Фрэнсис, уже стоя в дверях, уставилась на мать.

– Про наши дела? Нет, ничего. Вы имеете в виду наш дом?

– Наверное, Генриетта ничего не знала. Я и сама только недавно услышала. Его забрали, и там жили солдаты. Все лучшие комнаты разрушены, а ковры и портреты украли. А потом, уже после смерти Кромвеля, дом сгорел. Может быть, несчастный случай.

Помимо своей воли Фрэнсис повернулась, чтобы посмотреть на картину, которая так часто поддерживала ее в трудные минуты изгнания.

– Значит, его больше нет, – горестно сказала она.

– Когда генерал Монк приезжал из Шотландии, он говорил Проджерсу, что остались одни руины. Это я и имела в виду, когда говорила, что у других девочек есть дома, куда они могут вернуться.

Несмотря на то, что это известие потрясло Фрэнсис, первая ее мысль была о матери. Подбежав к ней, она обняла и поцеловала мать и вместе с ней принялась горестно разглаживать жалкий, потертый мех.

– Вы должны были сказать мне об этом, – мягко упрекнула она миссис Стюарт. – Я постаралась бы успокоить вас, вместо того чтобы острить и приносить вам дополнительные волнения.

– Теперь, когда не стало твоего отца, меня мало волнует, есть у нас дом или нет.

Миссис Стюарт была очень грустна, но участие и нежность дочери приносили ей явное облегчение.

– Ведь вы жили в этом доме после замужества, и он не может ничего не значить для вас. Папа часто показывал мне аллею, по которой вы вместе прогуливались. И то место в саду, где вы выращивали целебные травы. Папа всегда гордился тем, что вы прекрасная хозяйка. Во мне ничего этого нет, я такая неумелая, никчемная, совсем не домовитая девчонка! Дорогая maman, позвольте мне остаться с вами, мы тихо поживем вместе до возвращения Ее Величества. Я помогу вам с Софи и с Вальтером. Я обещаю вам. Я постараюсь не быть такой легкомысленной.

– Я только не хотела бы, чтобы ты стала менее веселой… Это будет все равно что посадить птицу в клетку, – улыбнулась миссис Стюарт, радуясь своей близости со старшей дочерью и чувствуя себя более счастливой, чем когда-либо в последнее время.

Однако после того, как мать вышла из комнаты, Фрэнсис надолго задержалась перед картиной, охваченная одним-единственным желанием – создать свой собственный уютный дом, и в этом ее стремлении было что-то общее с потребностью маленькой Софи одевать своих кукол.

Она была достаточно умна, чтобы понять, что в желании иметь свой собственный дом проявляются лучшие качества ее характера и что, подобно другим бесценным чувствам, оно должно быть глубоко и надежно спрятано, скрыто за легкомыслием и веселым смехом. И неожиданное волнение прервало ход ее мыслей…

Устав от домашних дел и чувствуя себя бесконечно одинокой, Фрэнсис уснула в тот вечер в слезах. А на следующий день она твердо решила, что ее хорошенькая головка никогда больше не повернется в сторону той злополучной картины, которую она так любила прежде.

Вместо того, чтобы предаваться горестным размышлениям, она принялась считать недели до возвращения королевы и подыскивать подходящий наряд, чтобы выглядеть на свадьбе Генриетты достойной фрейлиной Она сгорала от любопытства, предвкушая рассказы о том, что происходит при английском Дворе после Реставрации.

Однако, когда королева и ее спутники вернулись в Шато де Коломб, все они были в глубоком трауре в связи с кончиной двадцатисемилетней Мэри, которая так же, как и ее родной брат Генрих, умерла от оспы.

– Ей устроили кровопускание и заставили выпить пиво, отчего она потеряла сознание, – говорила Генриетта. – Но я уверена, что ваш умный отец сумел бы вылечить ее.

Фрэнсис и мадам де Борд помогали принцессе раздеться, чтобы она могла немного отдохнуть в постели после изнурительного путешествия.

– Она умерла накануне Рождества, и нам не пришлось отпраздновать его en famille,[24] хотя мы все на это надеялись.

• Предыдущая
• 9/74
• Следующая