Голодная гора - дю Морье Дафна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/114
• Следующая

– Если вы только выйдете за меня замуж, Фанни-Роза, – говорил он, гладя ее по волосам, – я всегда буду рядом, буду стараться утешить вас, когда вам это понадобится.

Она ничего не отвечала, просто стояла, прижавшись к нему, обняв его за плечи, улыбаясь ему и смеясь и глядя сверху на залив Мэнди-Бей, который расстилался внизу, так что он приходил в неописуемое волнение и мечтал только об одном: полностью раствориться в своей любви к ней.

А потом, оттолкнув его, она сказала:

– Пустите собак снова, я хочу посмотреть, как они побегут. Мне кажется, Забияка будет лучше всех, как вы и говорили.

И через минуту они уже обсуждали стати его борзых, горячо и взволнованно, она засыпала его вопросами о грядущем осеннем сезоне, а он был счастлив и в то же время обескуражен, пытаясь догадаться, что у нее на уме, действительно ли она интересуется им хоть немного или играет с ним, соблазняя его просто так, от скуки, чтобы провести время.

При их следующей встрече она снова была другая, без конца рассказывала о развлечениях, которые устраивались в Мэнди-Хаус, доме ее дядюшки, где бывала масса гостей и где она, несомненно, встречалась с тем кузеном, о котором слышала Элиза, а для Джона у нее едва находилось слово, так что он чувствовал себя лишним, скучным малым, способным разговаривать только о борзых да о собачьих бегах. И тогда он скрывался у себя в комнате или брал яхту и плавал вокруг острова Дун, забывал даже вернуться к обеду, что так часто случалось с ним, когда он был мальчиком, а вернувшись, небрежно бросал какое-нибудь извинение и усаживался в кресло, взяв в руки спортивную газету.

Джейн и даже Барбара догадывались, что с ним происходит, и не трогали его, но, по мере того, как день за днем проходило лето, Медного Джона начинало раздражать поведение сына, который никогда не говорил с ним о шахте, не интересовался делами имения и проводил все свое время, гоняя собак на холмах Эндриффа, а когда снисходил до того, чтобы явиться в пять часов к обеду, хранил мрачное молчание во время всей трапезы или же, выпив слишком много портвейна, начинал говорить глупости, рассуждая о политике, о которой не имел ни малейшего представления.

– Тебе очень повезло, мой дорогой Джон, – оказал он однажды вечером, когда его сын казался рассеянным более обычного и не проявил никакого интереса к замечанию отца о том, что новая шахта над дорогой, ведущей к поместью Мэнди, вероятно, окажется наиболее перспективной из трех, – что мои старания за последние девять лет оказались столь плодотворными, что тебе не грозит судьба незадачливого сына обедневшего землевладельца. Вместо этого ты в свои двадцать восемь лет – богатый наследник крупного предприятия и значительного богатства, для приобретения которого тебе не пришлось затратить никаких усилий, да очевидно и не придется.

За столом воцарилось молчание. Джейн неотрывно глядела в свою тарелку, Барбара и Элиза с трудом пытались проглотить то, что было перед ними. Джон покраснел. Он понимал, что он плохой помощник отцу, но вино бросилось ему в голову, и он не задумывался о том, что говорит.

– Вы правы, сэр, мне чертовски повезло, – сказал он. – Да не иссякнет медь во чреве Голодной Горы. Пью за ваше здоровье, сэр, а также за Морти Донована, чья смерть так облегчила нам все наши дела.

Он сделал поклон в сторону отца и залпом осушил свой стакан.

Элиза негромко вскрикнула. Медный Джон поднялся на ноги.

– Мне очень жаль, – сказал он, – что ты растерял остатки хороших манер, проводя все время на псарне со своими собаками. Доброй ночи.

И он решительными шагами вышел из столовой, хлопнув дверью.

Сестры в ужасе смотрели друг на друга.

– Джон, как ты мог? – воскликнула Барбара. – Отец никогда тебе этого не простит. Что на тебя нашло, скажи на милость?

– Как можно вспоминать Морти Донована? – подхватила Элиза. – Это тема, которую мы всегда стараемся избегать. Ну, теперь тебе достанется, можешь не сомневаться. Мне кажется, тебе лучше возвратиться в Лондон. К тому же ты пролил вино на скатерть, на ней останется пятно.

Джейн побледнела и вот-вот готова была заплакать.

– Оставила бы ты его в покое, Элиза, – сказала она. – Разве ты не видишь, что ему и так плохо.

– Плохо? – насмешливо спросила Элиза. – С чего бы это, интересно знать? А уж ты, конечно, держишь его сторону как обычно. Ты по уши влюблена в лейтенанта Фокса, а Джон тебя поощряет, он ведь, наверное, служит между вами посредником.

– Какое отношение имеет лейтенант Фокс к тому, что здесь сейчас произошло? – спросила Джейн.

– Ну полно, перестаньте, – успокаивала их Барбара. – Не хватает еще, чтобы вдобавок ко всему вы поссорились. Джон, дорогой, я знаю, ты теперь расстроен, надеюсь, что завтра это пройдет, утром ты будешь чувствовать себя иначе.

Она спокойно поцеловала его и вышла из комнаты. За ней сразу же последовала Элиза. Джейн встала, подошла к брату и села возле него. Он потянулся к графину, но она отодвинула его, так что он не мог до него дотянуться.

– Что с тобой происходит? – спросила она, а когда он не ответил, ласково продолжала: – Это из-за Фанни-Розы? – Она взяла брата за руку и стала перебирать его пальцы. – Видишь ли, я понимаю, что ты чувствуешь, потому что со мной происходит то же самое. Я вовсе не влюблена в Дика Фокса, «влюблена» это такое неприятное глупое слово, но мне кажется, что он мне нравится, и я знаю, что он мною восхищается, чувствует ко мне расположение. Однако он говорит, что его в любой момент могут послать за границу, и вообще, когда находишься в армии, не следует жениться в молодом возрасте.

Джон посадил ее к себе на колени.

– Бедная моя девочка, – сказал он. – Какая я скотина и эгоист, думаю только о своих переживаниях и совсем забыл о тебе. Как смеет этот молодой идиот так легкомысленно играть твоими чувствами? У меня большое желание задать ему трепку.

Джейн рассмеялась сквозь слезы.

– Ну вот, – сказала она, – ты не желаешь мириться с тем, как ведет себя Дик по отношению ко мне, однако терпишь то же самое от Фанни-Розы. Ни тот, ни другая тут не виноваты. С какой стати молодой человек, которому предстоит служба за границей, станет связывать себя семьей? А ради чего Фанни-Розе выходить замуж и превращаться в мать семейства, если ей этого не хочется?

– У тебя гораздо больше терпения, чем у меня, сестричка, – сказал Джон. – Мне кажется, ты согласилась бы ждать своего Фокса многие годы, не испытывая от этого никаких страданий. А вот я могу стать преступником или даже убийцей, если мне придется дожидаться Фанни-Розы.

– Я уверена, что она тебя любит, – сказала Джейн. – Я видела, как она смотрит на тебя. Но ты понимаешь, она такая хорошенькая и избалованная – сначала ее баловал отец, этот неумный человек, а теперь этим занимаются молодые люди, которых она встречает за границей, – что ей понадобится некоторое время, для того чтобы принять решение относительно тебя. Замужество для женщины – это очень серьезная вещь.

На какое-то время Джону захотелось поделиться с ней своими сомнениями относительно Генри, поведать ей о подозрениях, которые он старался похоронить в своей душе, однако он решил, что об этом невозможно говорить даже с ней. Это слишком личная, слишком интимная тема, ее нельзя обсуждать сейчас, когда бедняжка Джейн так расстроена, а он сам не вполне трезв.

– Знаешь, – тихо сказала Джейн, устремив на него взор своих карих, исполненных мудрости глаз, – то, что я собираюсь тебе сказать, не вполне прилично, и я даже не знаю, как это выговорить, но мне кажется, что у Фанни-Розы такой страстный отзывчивый характер, и если ты будешь немного посмелее, то она… она согласится… уступит твоим настояниям, и тогда ей придется выйти за тебя замуж.

Джон почувствовал, как шея у него под воротником наливается кровью. Боже правый! Джейн, его маленькой застенчивой сестренке, приходят в голову те же самые мысли, что мучают его самого.

– А ведь тебе, – пробормотал он, наблюдая за ней сквозь полуприкрытые веки, – ведь тебе еще нет и восемнадцати, целых три недели осталось до твоего дня рождения.

• Предыдущая
• 30/114
• Следующая