Укрощенная любовью - Монтегю Жанна - Страница 27
- Предыдущая
- 27/87
- Следующая
Обе девушки стояли у поручней юта, наблюдая за происходящим внизу. Далси живо комментировала увиденное, когда Беренис приказала ей замолчать, заметив Себастьяна, разговаривающего с приземистым, коренастым мужчиной, чьи властные интонации позволяли безошибочно узнать в нем капитана. Даже когда ее муж скрылся из виду, она все еще слышала то там, то тут его голос, отдающий распоряжения и спорящий с помощником капитана, куда именно поместить груз. Дэмиан повсюду следовал за ним, всецело поглощенный происходящим, очарованный «La Foudre».
Перегрин прибыл поздно, сопровождаемый шумной компанией молодых людей, которые высыпали на причал, крича и улюлюкая, устроив ему горячие проводы. Беренис не доставило радости видеть бурное веселье и жаркие объятия его шикарно разодетых приятелей, потому что все это грубо вторгалось в ее одиночество. Даже когда Перегрин взошел на корабль и отыскал ее глазами, она оставалась холодно-сдержанной, что в какой-то мере объяснялось чувством стыда за то, что она нарушила свою клятву и отдалась Себастьяну. Понимал ли Перегрин, что произошло? Изменилась ли она? Быть может, теперь ее окружала некая аура, означающая, что она больше не девственница?
Отчитав себя за глупые фантазии, Беренис вернулась в каюту, где, к ее удивлению, Далси накрыла стол для ленча, который предусмотрительно захватила с собой. После этого Беренис попыталась отдохнуть – трудная задача, когда сверху, снизу и со всех сторон доносился шум: корабль готовился к отплытию. Беренис много бы отдала сейчас, чтобы увидеть леди Оливию, входящую в двери этой каюты, или мисс Осборн, самую скучную из всех своих компаньонок. Но та покинула Элсвуд-Хаус сразу после свадебной церемонии.
Как мадам графиня и уважаемая замужняя дама, Беренис больше не нуждалась в компаньонке. Парадоксально, но сейчас она была бы рада присутствию дуэньи в комнате, когда здесь был мужчина (она имела в виду Себастьяна), тогда как в былое время яростно восставала против этой условности, считая ее глупым, старомодным способом ограничения своей свободы.
Она устроилась в кресле – экзотическое, явно чужеземное, оно было обито тисненой испанской кожей и украшено лохматой бахромой, прибитой гвоздиками с медными шляпками – и достала из сумочки дневник. Эта тетрадь была подарком Люсинды к последнему дню рожденья Беренис, и она поклялась вести дневник регулярно, но в последнее время на его страницах появлялось совсем немного записей. Вначале, пока это было в новинку, она писала каждый день и, возвратясь к первым страницам, нашла отчеты о празднествах, именинах и лодочных прогулках по реке в Ричмонде. Потом тема отдыха и развлечений иссякла…
Читая эти строки, она расплакалась. Какой счастливой была ее жизнь, какой беззаботной! В ее ушах все еще звучал разговор с Люсиндой во время их последней встречи:
– Не забудь свой дневник, дитя мое! Пиши обо всем, что случится, и когда-нибудь покажешь мне. Я буду ждать писем и смертельно обижусь, если не получу их!
– А ты ответишь? – спросила Беренис, ласково потрепав Шебу, прежде чем отдать в руки подруге.
– Конечно, отвечу! – Слезы текли по нарумяненным щекам Люсинды. – И обязательно приду в церковь, чтобы бросать конфетти, даже если не буду приглашена на торжество.
Беренис вытерла слезы, струившиеся по лицу, отыскала карандаш, открыла дневник и начала писать:
«Я на борту корабля. Нет, это не то, с чего я хотела бы начать… Я его жена! Прошлой ночью я узнала, что значит подвергнуться грубому обращению мужчины. О, Люсинда, если ты когда-нибудь будешь это читать, то, я знаю, будешь ждать пикантных подробностей, вроде тех, что любишь выискивать в тех непристойных книгах, которые ты держишь у себя в спальне. Но я не могу описать это. Нет ничего нового, что бы я могла тебе рассказать. Ты, со своим опытом, все знаешь и так. Я же знаю одно: то, что чувствую себя словно судно, побывавшее в шторме. И, может быть, не столько физически, сколько душевно».
Написав это, она снова заплакала, закрыв лицо руками – тетрадь упала на пол. Вскоре вошла Далси и, искренне расстроенная ее слезами, заботливо закудахтала над Беренис, словно квочка над своим единственным цыпленком – успокаивая, утешая, ободряя:
– Ну же, миледи, перестаньте! Вы должны хорошо выглядеть, потому что подходит время ужина и вам придется встретиться с незнакомыми людьми. Нужно переодеться и появиться там спокойной и собранной. Умойтесь, и давайте выберем подходящее платье, хорошо?
Беренис позволила обращаться с собой, как с ребенком, и сделать все именно так, как предложила ее служанка. За весь день Себастьян ни разу не подошел к ней. Он появился в каюте, когда она уже собиралась выходить, и сердце ее упало. Он казался огромным в этой небольшой, душной комнате. Когда он торжественно поклонился ей, она смутилась и покраснела.
– Мадам, я сожалею, что не встретил вас на борту корабля, но я был очень занят. Надеюсь, вы отдохнули и готовы к путешествию, – сказал он официально, словно епископ.
Беренис, хорошо помня, что произошло прошлой ночью, излучала холодность.
– Благодарю вас, сэр. Я готова, как всегда, – ответила она и хотела пройти мимо него, но он не сдвинулся с места.
– Небольшое предупреждение, моя дорогая жена! – Его голос был резким, взгляд, казалось, сверлил ее насквозь. – Вы будете оставаться в своей каюте и появляться на палубе только один раз в день для моциона. Полубак полон матросов, и вы никогда не пойдете туда. Нам предстоит длительное путешествие, а вы слишком красивы. Я не хочу бунта на корабле на полпути через Атлантику! – Он повернулся в сторону Далси и нахмурился: – То же касается и тебя, девушка! Держись подальше от команды!
Беренис открыла было рот, чтобы заспорить, но что-то в выражении его лица и жесткой линии губ заставило ее промолчать. Теперь, когда он был на борту своего корабля, в его облике появилось еще больше властности. Беренис поежилась, догадываясь, что он требует строжайшей дисциплины и безжалостен к своим противникам. Но есть один мятежник, которого ему никогда не запугать – и это она сама.
– Вы не недооцениваете мой интеллект, – ответила она. – Я знаю, как себя вести, Далси тоже.
– Будем надеяться, что это так, cherie, – ответил он. – У нас впереди трудная дорога, поэтому будет лучше, если сдержанность в эмоциях станет нашим спутником. Сэру Перегрину также лучше попридержать свой острый язык. Здесь есть те, кто не будут, вроде меня, терпеть его позерство и гримасничанье.
Всякий раз, когда Себастьян произносил имя Перегрина, его голос приобретал неприятный, презрительный оттенок, который раздражал Беренис; но прежде, чем она успела резко возразить, появился бесшумно ступающий Квико, спускающийся по ступенькам с донесением для своего хозяина. Беренис свирепо взглянула на слугу, ненавидя его за подлую роль в истории с ее письмом к Перегрину, но лицо Квико оставалось бесстрастным, а взгляд, обращенный на нее, ничего не выражал.
– Идем, Далси, – сказала Беренис, но когда она уже собралась выходить, луч умирающего солнечного света, пробившийся через толстое стекло иллюминатора, вспыхнул на её золотом свадебном кольце. Словно еще раз напомнил ей…
Нуждаясь в глотке свежего воздуха, Беренис накинула на плечи блестящую шаль и вышла на палубу, которая поднималась и опускалась под ее ногами. Она чувствовала медленную качку, слышала плеск волн о корму и скрип веревок. Огромное полотнище паруса раздувалось над головой, неся «La Foudre» вниз по течению к морю. Солнце садилось, его огненный диск балансировал на горизонте, и ночь серым туманом опускалась на воду. На другой стороне вдоль берега тянулась россыпь огней. Беренис почувствовала щемящую боль в груди. Вскоре она попрощается с Англией, быть может, навсегда…
– О, Далси! – прошептала она, протянув руку и коснувшись руки своей служанки-наперсницы.
– Я здесь, миледи! Я никогда вас не покину! – тихо ответила Далси; затем зазвонил колокол, созывая всех к ужину.
Кают-компания была освещена фонарями, плавно покачивающимися на подвесках. Это была большая комната со множеством иллюминаторов. Стоящий в центре дубовый стол был прибит к полу, равно как и стулья вокруг него, чтобы не двигались во время качки или шторма. Мебель была прекрасного качества, деревянные части и металлическая фурнитура блестели. Позднее Беренис обнаружила, что все на корабле отличалось особым порядком и добротностью. Пища была разнообразной и хорошо приготовленной, камбуз находился по другую сторону от трапа и обслуживался двумя стюардами, одетыми в униформу. Все на борту этого судна было четко отлажено и действовало, как часы. Это понравилось Беренис, хотя она не могла решить, была ли здесь заслуга владельца или того маленького человека, представленного ей как капитан Огилви.
- Предыдущая
- 27/87
- Следующая
