Укрощенная любовью - Монтегю Жанна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/87
- Следующая
Маркиз холодно кивнул, слегка покачиваясь на каблуках перед огнем, стоя со сцепленными под длинными фалдами сюртука руками. На его узком лице ясно обозначились морщины, свидетельствующие о неодобрении – морщины, которые она сейчас слишком хорошо узнавала.
– Путешествие не расстроило меня, мисс, но новости, которыми я был встречен по возвращении, очень сильно меня тревожат, – сказал он ровно.
Беренис не могла вынести упрека в его глазах, потому что любила отца и хотела заслужить его одобрение, но, казалось, единственный способ доставить ему удовольствие заключался в том, чтобы стать такой же ученой и степенной, такой же серьезной и богобоязненной, как и он сам, трудная задача для молодой девушки, обуреваемой своевольными порывами. Горячая волна бунтарского гнева поднималась в ней. Какое право он имеет обращаться с ней, словно с какой-нибудь кухонной шваброй? Она была Беренис – живое, дышащее существо, нуждающееся в уважении и любви. Перегрин это понимал, и она жаждала увидеть его, с нетерпением ожидая ночи и их тайного свидания. Если бы только он мог оказаться здесь, чтобы поддержать ее сейчас… Но это была глупая фантазия: маркиз бы презрительно усмехнулся и назвал его хлыщом.
Беренис было трудно держать себя в руках, когда внутри все кипело, но она заставила себя не спеша подойти к отцу и с беспокойством заглянуть ему в лицо. Ее красивый рот был неестественно сжат, но она вымолвила довольно мягко:
– Что это за неприятная новость, папа? Что-то связанное с вашей морской торговлей? Или, может быть, вашему архитектору не удалось найти подлинные колонны храма Афины Паллады для Стреттон Корта?
Маркиз нашел эти вопросы оскорбительно дерзкими.
– Не пытайтесь притворяться! – Его голос хлестал, как плеть. – Вы прекрасно понимаете, какой инцидент я имею в виду. Произошла дуэль между двумя известными в городе джентльменами, и вы были ее причиной. Что вы можете сказать в свою защиту.
Беренис немедленно парировала его вопрос встречным.
– Кто вам это сказал, папа? – возмутилась она, вызывающе глядя ему в лицо. Она унаследовала его сильный характер вместе с высокомерно вздернутым носом.
– Экономка! – рявкнул он, нахмурившись.
У Беренис возникло желание бежать из комнаты. Его горячий нрав был хорошо известен, и все трепетали перед этими его вспышками гнева, причиной которых была обычно чья-либо некомпетентность или нечестность – два недостатка, которые он не мог выносить.
«Я это подозревала, – гневно думала Беренис. – Эта старая любопытная болтунья не упустит случая очернить мое имя и втереться в доверие к папе». Вслух она произнесла:
– Я удивлена, что вы снизошли до того, чтобы выслушивать сплетни черни! Что еще я могу добавить, если вы предпочитаете верить ее слову, а не моему?
– Я не позволю этого, Беренис! – прогремел он, ткнув в нее пальцем. – Вы повсюду разъезжаете с Люсиндой Клейтон, этой женщиной, называющей себя актрисой, хотя всем известно, что она не более чем размалеванная ночная бабочка!
– Она мой друг! – набросилась на него Беренис. – И нас сопровождают джентльмены.
– Возможно, – отметил он мрачно. – Но вы уже связаны обязательством, и не забывайте этого!
– О да, связана обязательством брака, которого я не хочу и который был мне навязан! – крикнула она. Глаза Беренис блестели от слез, но она была слишком горда, чтобы пролить их. – О папа, неужели нельзя было предоставить право выбора мне самой?
Они спорили об этом много раз, и всегда маркиз твердо придерживался убеждения, что этот альянс должен быть заключен, отказываясь поддаться протестам девушки, которую он считал слишком молодой, чтобы разбираться в собственных желаниях. Именно так устраивались браки на протяжении столетий, и он не видел соответствующих оснований для изменения установленного правила. Маркиз расправил плечи и строго посмотрел на свое юное дитя, видя красоту дочери, ее стройную и мягкую фигуру в полном расцвете женственности, ее гордую осанку, проявляющуюся в царственном наклоне головы и твердой линии подбородка и свидетельствующую об аристократическом происхождении. Лишь в лазурных глазах светилась ранимость, которая выдавала себя – как и трепетная нежность ее губ.
Сердце маркиза защемило, потому что Беренис слишком напоминала свою мать, его жену, которую он любил. Воспоминания нахлынули, грозя ослабить его твердость и непреклонность.
– Теперь слишком поздно! Ваш жених уже приехал, – резко сказал он.
Беренис отступила назад, сложив на груди руки, ее глаза стали огромными в блекнущем свете дня. Волны страха поднялись в ее жилах, слепая паника пойманного в ловушку животного выплеснулась наружу.
– Он здесь? В Лондоне? – ахнула она. Краска сбежала с ее лица, оно стало алебастровым.
Маркиз испытал угрызения совести от того, что так неожиданно и резко сообщил эту новость. «Но, черт возьми, – думал он, – большинство девушек были бы в восторге от перспективы столь выгодной партии! Какой дьявол вселился в нее?»
– Он будет обедать у нас сегодня вечером, – продолжил он. – Я рассчитываю на ваше присутствие – и никаких сцен. Это понятно?
Она молча кивнула; ужасное чувство неизбежности парализовало ее мозг. Что бы она ни сказала и ни сделала, та же участь ожидала ее – брак, который висел над ней, словно грозовая туча, вот уже много лет, омрачая ее молодость. И вот он пришел – день, которого она так боялась. Предстояло встретиться с мужчиной, предназначенным ей в мужья, и очень скоро состоится церемония, которая соединит их навечно. И совсем несущественно, будут они любить друг друга или ненавидеть. Это было предопределено. И ей придется покинуть свою родину – Англию, с ее нежными туманными пейзажами, с ее влажным, мягким климатом, с ее неяркими, свежими веснами, с ее жаркими, пахнущими сеном днями середины лета, с ее золотой осенью и запорошенными снегом зимами. Все это такое знакомое и доброе она должна будет сменить на огромную, неизвестную и ужасную страну, лежащую далеко за океаном. Америка! Где обширные пространства до сих пор еще не освоены и заселены индейцами. Нецивилизованная. Некультурная. И ее выдадут замуж за иностранца!
Беренис отчаянно пыталась подавить рыдание, которое поднималось в ее груди, с такой силой сжав кулаки, что ее острые ногти впились в ладони. Она не собиралась давать волю слезам перед этим непреклонным человеком, который называл себя ее отцом и, тем не менее, без колебаний мог услать свою единственную дочь за тысячи миль к чужому берегу. Она послала ему последний агонизирующий взгляд и бросилась к двери.
Его голос остановил ее:
– Я буду ждать вашего выхода ровно в семь часов, – напомнил маркиз.
Беренис чуть не закричала от отчаяния. То, что ее сердце разбито, не имеет значения! О нет, пусть обрушатся небеса, пусть земля перестанет вертеться, – они должны обедать в семь!
– Хорошо, папа, – выдавила она сквозь сжатые зубы и закрыла за собой дверь.
Слуга, который подслушивал, с виноватым видом отскочил назад. Беренис бросила на него уничтожающий взгляд и быстро побежала вверх по лестнице, высоко подняв юбки, стремясь поскорее укрыться в спасительном уединении своей комнаты. Переполненная гневом и отчаянием, несколько минут она, не отрываясь, смотрела на свое отражение в зеркале, словно ища в нем решение всех проблем. Очень скоро она станет чужой даже для себя – «госпожа графиня!» – и все же она не могла представить свою будущую жизнь. Она учила французский, но никогда не была во Франции. Англия воевала с этой страной с 1793 года, а как бы ей хотелось, чтобы семья Лажуниссе никогда не покидала родину и не спасалась бегством в Новый Свет! Приготовления, сделанные задолго до начала военных действий, было бы легко отменить, но теперь ее будущий муж больше не был французом – он был американцем.
Она не нашла успокоения в изучении собственного отражения. Испуганные, бессвязные мысли проносились в ее голове, словно рой пчел. Как выглядит ее будущий муж? Она представляла его пожилым, маленьким и темным, похожим на тех эмигрантов, которые поселились в Англии после революции. Как она сможет вынести это? Если ей суждено быть несчастной, то нечего ждать спасения. Перегрин, ее дорогой, романтичный Перегрин! Боль пронзила ее при мысли о разлуке с ним. Это невозможно. Она должна поговорить с ним сегодня ночью. Может, они смогут убежать, пока не поздно.
- Предыдущая
- 7/87
- Следующая