Укрощенная любовью - Монтегю Жанна - Страница 71

• Предыдущая
• 71/87
• Следующая

– Он на сторожевом посту, миледи, – сказал Квико. Его внимательный взгляд заставил Беренис гадать, не сообщила ли ему Далси о ее деликатном положении. Себастьяну, с уже затуманенным от наркотика сознанием, стало казаться, что Беренис парит над ним, заботливая и нежная, как ангел. Она, можно сказать, спасла ему жизнь, и он силился понять почему. Был ли это природный инстинкт самосохранения? Страх быть захваченной в плен Медным Волосом? Возможно ли (да нет, это немыслимо!), чтобы ей было не безразлично, что случится с ним? Их взгляды встретились, и Беренис поразило то, что она прочитала в его глазах. Искра надежды вспыхнула у нее в груди, но погасла, когда нежность на его лице сменилась суровостью – так же быстро, как и появилась. Себастьян отказывался верить, да еще в критическую минуту физической слабости, что она способна стать его подругой, его спутницей жизни. Очень скоро, подозревал он, это прекрасное видение, заботящееся о нем так нежно, вновь превратится в существо изменчивое и непредсказуемое. Он не мог позволить себе смягчиться или поставить под угрозу свои чувства.

Он нетерпеливо поерзал:

– Это не женское дело, Беренис! Уходи.

– Мое место здесь, с тобой, – сказала она твердо.

Больше Себастьян ничего не успел произнести, потому что Грег начал зашивать рану. Это был мучительный процесс: длинная игла и кетгутовая нить постепенно стягивали разорванные края кожи. Квико и Адам крепко держали Себастьяна, игнорируя его проклятья.

Беренис не могла смотреть из-за подступающей к горлу тошноты и головокружения. Это убедило ее в правильности диагноза Далси. Трепет радостного возбуждения начал наполнять все ее существо, когда она, наконец, поняла и приняла правду. Она могла чувствовать новую жизнь, расцветающую внутри нее…

У нее возникло неудержимое побуждение все рассказать Себастьяну и увидеть его реакцию, но ее пыл угас, как только она представила, что за этим последует. Недоверие, сомнение, что он отец ребенка… Но ведь не мог же он все еще считать ее шлюхой? Она вспомнила, в какую ярость он пришел, когда она сбежала с Перегрином. Прежде чем делать при всех такое серьезное заявление, она должна обдумать свое будущее и будущее своего нерожденного ребенка. Беренис почувствовала на себе тяжесть ответственности и несколько мгновений стояла, прижав ладони к животу, который пока еще не округлился. Она попыталась представить, как он будет выглядеть: красивый маленький мальчик с чертами Себастьяна или прелестная девочка, похожая на нее? Хотя у нее был небольшой опыт обращения с детьми леди Оливии и ей нравилось возиться с ними, новорожденные младенцы приводили ее в смятение. Они были такие маленькие и беспомощные, и так много плакали. Что же до родов… Люсинда, которая, правда, никогда сама не рожала, и некоторые другие дамы, имеющие подобный опыт, рассказывали чудовищные истории о длящихся неделями схватках, мучительных болях, хирургических щипцах и наложении швов…

Где она будет, гадала Беренис, когда придет это время? С Себастьяном? Вряд ли. Сердце болезненно сжалось, когда она, наконец, призналась себе, что любит его, что это не мимолетное увлечение, но любовь, которая будет длиться всю жизнь. С грустной слабой улыбкой Беренис поняла, что ее гнев и ненависть к нему наполовину были для нее своего рода самозащитой против этой великой силы, которая могла разорвать ее сердце на части.

Стук в дверь прервал эти размышления, и вся тревога, страх и боль прорвались наружу кипящей яростью, когда она обнаружила за дверью Джульетт, требующую, чтобы ее впустили. С ней была Ли, держащая корзину с травами, поверх которых лежало нечто странное, сплетенное из куриных перьев и веток.

– Что все это значит? – крикнула Беренис.

– Заклинания для быстрого выздоровления хозяина, – пробормотала старуха.

– Плохая медицина, – заключил Квико непреклонно.

– Заткнись, дикарь! – Джульетт попыталась войти в комнату.

– Что ты хочешь? – Беренис заслонила проход, сверкая глазами, словно львица, защищающая своих детенышей.

– Я нужна ему! – Джульетт ответила ей таким же яростным взглядом властной, уверенной в себе женщины.

– Ему не нужен никто, кроме меня. Я его жена, – твердо сказала Беренис.

Джульетт была спокойна и осторожна, как змея:

– Что ты знаешь о нем? Ты, со своими чопорными манерами! Что ты можешь предложить такому мужчине?

Если бы в этот момент в руках Беренис оказалось оружие, она бы убила ее. Бешенство кипело в ней, непреодолимое кровожадное неистовство, от которого она вся дрожала.

– Убирайся! – зашипела она злобно, сжав кулаки и напрягшись, готовая броситься на нее. – И забери эту чертову ведьму! Нам не нужны ваши дьявольские амулеты и заклинания. Я предупреждаю тебя – впредь держись от него подальше или будешь иметь дело со мной!

Джульетт смотрела на нее сквозь прищуренные веки с ледяной улыбкой на губах.

– Я уйду, но не думай, что это конец. Я никогда не сдамся. Мои боги накажут тебя! – И она пошла прочь, по-прежнему злобно улыбаясь.

Себастьян услышал шум и зашевелился.

– Эти чертовы женщины, – слабо пожаловался он Грегу, который заканчивал перевязку. – Они везде устроят скандал. Выпроводи их, сделай одолжение!

Квико, помогающий ему снять оставшуюся одежду, поджал губы и сказал с ноткой порицания:

– Жена должна оставаться со своим больным мужем.

Угрюмое выражение застыло на осунувшемся лице Себастьяна:

– Они все одинаковы, все до единой!

– Вот уж чудовищно огульное утверждение, – сказал Грег медленно, растягивая слова.

– С чего ты взял, что она отличается от других?

– Иногда для умного человека ты можешь быть чертовски глуп. Она прекрасная женщина! Я говорю тебе: если бы ты не был моим другом – а ты временами бываешь просто невыносимым ублюдком! – я попытался бы увести ее у тебя. Есть сотни способов избавиться от соперника – несчастный случай на охоте, шальная пуля, предательский удар ножом в спину… Но она любит тебя, а ты, дурак, этого не видишь!

«О Боже! Он не должен был говорить этого, – думала Беренис. – Я не хочу, чтобы Себастьян знал». Но Грег сказал, и слов не вернуть назад. Она с тревогой взглянула на своего мужа, гадая, услышал ли он утверждение Грега сквозь пелену боли и изнеможения.

Гнев растворился в его глазах, оставив их непроницаемо-спокойными. Грег заключил, что его слова упали на бесплодную почву, но когда снова взглянул на своего пациента, то обнаружил, что тот спит.

– Это для него лучшее лекарство, – сказал он, улыбаясь, Беренис. – Не позволяйте ему вставать и не поощряйте никакой активности, от которой может открыться рана. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Думаю, да, – пробормотала она, вспыхнув, и начала поспешно убирать тазы, испачканные в крови куски полотна и приводить комнату в порядок, что неизбежно приходится делать после любой операции.

– Прекрасно! Значит, увидимся утром. Идемте! – и Грег выпроводил всех из комнаты.

Ночь спустилась на землю быстро и незаметно, и звезды мерцали на небе, словно алмазная пыль. Даже в этом водовороте бурных чувств Беренис испытывала странное удовлетворение и не хотела больше ничего, кроме как предупреждать любое желание Себастьяна. На этот раз он был почти беспомощным и зависел от нее.

Он спал, и она села рядом, любуясь каждой черточкой его лица, и стала грезить наяву о том, чтобы остаться в Мобби Коув, никогда не возвращаться в город и бродить вместе с ним по лесам и равнинам. Ночевать под звездным куполом, чувствовать, как внутри нее шевелится ребенок, и сказать ему, смеясь, что он скоро станет отцом. Она представляла, как он будет счастлив, услышав эту новость, как удивление и радость вспыхнут в его глазах. Быть может, он заключит ее в объятия и крепко прижмет к себе, называя своим сокровищем, как делал в редкие мгновения их гармонии… Она зажгла свечи, разделась, смыла грязь многомильной скачки, затем, обнаженная, скользнула под одеяло, ощутив жар его тела. Она не хотела спать, боясь даже на миг перестать чувствовать его рядом. Быть может, у нее впереди еще слишком много одиноких ночей, когда не будет возможности смотреть на него, прикасаться к нему…

• Предыдущая
• 71/87
• Следующая