Меч Вайу - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/20
- Следующая
Гатал вспомнил: в дальнем конце акрополя, у невысокой башенки с узкими бойницами, высокий длинноволосый сколот с красивым, чуть скуластым лицом и еще юношеским пушком на смуглых, румяных щеках и подбородке, рубился с дружинниками матери. Полураздетый, в изодранной полотняной рубахе, юноша стойко отражал выпады врагов; два окровавленных акинака в его руках, высекая искры из мечей сармат, то и дело находили цель. Уже несколько воинов получили ранения, а двое неподвижно застыли у ног сколота среди кровавого месива. Гатал выдернул из колчана стрелу, наложил ее на тетиву лука, прицелился…
«Остановись!» – властный голос матери заставил вздрогнуть искусного лучника, и стрела покорно склонила острие к ногам Амаги. Царица в забрызганном кровью бронзовом панцире, простоволосая, стройная, широким мужским шагом подошла к месту схватки; дружинники опустили мечи и расступились перед ней. Юный сколот шагнул вперед, покорно стал перед нею на одно колено и вонзил акинаки в землю. «Ты кто?» – спросила царица Амага у юноши. «Скилур, сын царя…» – ответил тот тихо, но внятно. «Нет, Скилур, царь сколотов!» – властно бросила царица и дала знак воинам, чтобы те поставили его на ноги…
«Мама, зачем?..» – спросил как-то Гатал. Царица поняла с полуслова его вопрос и нахмурилась. «Ты молод и еще глуп, сын! – резко сказала она. – Сарматы и сколоты – дети одного отца, и драка по любому поводу между ними не должна ослаблять наши племена на радость жадным и хитрым эллинам. Я была вправе проучить царя за его спесь и неуважение ко мне, и это мое личное дело, но оно ни в коей мере не касается других повелителей сколотов. Однако если бы я дерзнула посягнуть на верховную власть, чтобы стать их царицей, или умертвила последнего отпрыска вождей племени паралатов Скилура, последствия этой опрометчивости нашему племени стоили бы дорого – такие обиды сколоты не прощают никогда. Поэтому пусть пока юнец-царь наслаждается властью. Еще не пришло наше время, сын… К тому же Скилур будет всегда мне благодарен за царский жезл, врученный мной, и он дал обещание не трогать ни роксолан, ни херсонеситов…»
Просчиталась многомудрая царица-мать, еще как просчиталась! Быстро возмужал Скилур. Наученный горьким опытом отца, царь сколотов создал сильную боевую дружину, построил несколько крепостей. Среди них самыми сильными и хорошо укрепленными стали новая крепость – Напит и основанный еще царем Агаром город Неаполис: его царь Скилур сделал столицей своего государства. Скилур подчинил Ольвию, вынудил гордых херсонеситов платить дань, заставил и царей Боспора увеличить размер ежегодной дани, которую те платили вождям сколотов со времен царя Атея.
Тогда Гатал решился: три зимы назад он послал послов к царям языгов Завтиносу и сираков Сорсинесу, вождям племенных союзов роксолан, аорсов и алан с предложением объединиться под его руководством для совместной борьбы со сколотами. Долго пришлось убеждать ему владетельных вождей сармат, чтобы они приняли его предложение, сулившее всем немалые выгоды. Пришлось пустить в ход и лесть, и богатые дары, и даже пожертвовать любимой дочерью – ее он выдал замуж за повелителя языгов Завтиноса, глупого, недалекого человека. И все-таки добиться полного единодушия он не смог – царь сираков и вожди аланов, уже согласившиеся выставить боевые дружины против сколотов и благосклонно принявшие его дары, неожиданно изменили решение и увели свои племена к Араксу и Меотиде. Разъяренный Гатал послал им вдогонку новых послов, но те не смогли разыскать вождей аланов, а царь Сорсинес не принял их, сославшись на болезнь.
Поэтому Гатал так и не решился выступить в открытую против царя Скилура, ограничившись посылкой сильного отряда в помощь вождю одного из племен языгов Дамасу, возглавившему войско сармат в степях возле реки Борисфен. Успешные действия Дамаса радовали царя роксолан. Но он понимал, что вся борьба впереди. Нужно было уничтожить племя Марсагета, разрушить сильно укрепленный Атейополис, являющийся главным опорным пунктом сколотов в степной Скифии и одним из основных поставщиков хлеба в эллинские апойкии[53] и саму Элладу. Только тогда можно было, заручившись поддержкой эллинов, имеющих немалую выгоду от торговли хлебом, и окончательно объединив вокруг себя все племена сармат, ударить по царю Скилуру (что стоило отпустить тетиву лука, ослушаться матери-царицы? – глядишь, все сейчас обернулось бы по-другому…).
А теперь ему, царю одного из могущественных племен сармат, приходится в который раз отказывать в помощи херсонеситам из-за боязни открытого противоборства с царем Скилуром! Гатал заметался по юрте, стараясь унять бурю, бушевавшую в груди. Начальник телохранителей, сунувшийся было к повелителю, чтобы напомнить о том, что все уже в сборе, выскочил наружу как ошпаренный, – в гневе царь был страшен.
И вот сегодня Гатал ожидает прибытия послов царя Фарнака, могущественного повелителя Понта. Что задумал хитроумный старик? Что скрывается за богатыми дарами херсонеситов, прибывших два дня назад, чтобы уведомить его о благорасположении к роксоланам одного из самых коварных политиков среди правителей припонтийских государств? Конечно, самолюбие царя было польщено – как же, впервые с незапамятных времен властелин Понта шлет к варварам (так прозывали эллины все иноязычные племена) большое посольство. Это ли не знак уважения к повелителю роксолан Гаталу, не дань силе его боевых дружин? Но что же все-таки задумал царь Фарнак I Понтийский?
Громкие крики подданных Гатала спутали его мысли; недовольно поморщившись, он слегка приоткрыл тяжелый златотканый полог и выглянул наружу – на мысе горел сигнальный огонь.
– Эй, слуги! – зычный голос царя заставил вздрогнуть столпившуюся возле юрты знать.
Повелитель роксолан готовился встретить посольство царя Понта.
Рокот барабана заглушал скрип уключин, всплески весел и свист плети надсмотрщика, подстегивающей прикованных к банкам рабов-гребцов. Покорные ритму, заданному барабанщиком, примостившимся на носу триеры[54], гребцы дружно налегали на рукоятки длинных тяжелых весел, разгоняя судно. Полуголые мускулистые тела рабов источали крепкий запах мужского пота, и посол царя Фарнака I Понтийского, убеленный сединами гражданин Синопы[55] Асклепиодор, прикрыл нос куском тончайшего полотна, пропитанного ароматным маслом.
Посол расположился под навесом на корме триеры, где должен находиться триерарх[56]. Теперь он, из уважения к высокому рангу своего пассажира, стоял возле барабанщика, пристально всматриваясь в прибрежные скалы – того и гляди вынырнут из какой-нибудь бухточки биремы[57] пиратов-сатархов, стремительные, словно коршуны. Триерарх невольно содрогнулся, вспомнив, как однажды он чудом ускользнул от неистовых сатархов, потеряв при этом добрую половину команды. Правда, теперь ему нечего опасаться: царь Фарнак, отправляя посольство, позаботился о хорошей охране послов и особенно богатых подарках для царя Гатала: в кильватере триеры шли три боевые биремы, окрашенные в ярко-зеленый цвет; они словно подчеркивали гордое величие посольского судна, пылающего пурпуром плавно изогнутых бортов, над которыми плескался белоснежный парус с золотым шитьем.
От самой Синопы попутный ветер раздувал паруса кораблей, и гребцы отдыхали, радуясь свежему бризу. Но у берегов Таврики они попали в полосу штиля и теперь шли на веслах, стараясь поскорее миновать опасные для мореходов места.
Асклепиодора по выходу из Синопы укачало, и посол провел большую часть пути у борта, проклиная тот час, когда он согласился отправиться из-за своей глупости и неуемного любопытства к роксоланам. Но у берегов Таврики ему полегчало и после нескольких кубков вина добродушное настроение уже не оставляло посла до конца пути. Асклепиодор даже поинтересовался у триерарха, как он находит дорогу в безбрежной водной пустыне, и тот долго втолковывал послу способ ориентировки в море по созвездию Малой Медведицы, открытый математиком Фалесом из Милета, показывал географические карты Анаксимандра, объяснял назначение тонких и хрупких на вид дисков, соединенных системой зубчатых колес, из которых состоял громоздкий механический прибор, показывающий время восхода и захода солнца, луны и других планет.
53
Апойкии – колонии.
54
Триера – древнегреческое боевое судно с тремя рядами весел и парусом; длина триеры (без тарана) 45 м, экипаж – 225 человек.
55
Синопа – порт и город в Турции, столица Понтийского царства.
56
Триерарх – командир триеры.
57
Бирема – гребное судно с прямоугольным парусом и гребцами в два яруса; длина биремы около 40 м, скорость судна в пределах 10–14 км/час.
- Предыдущая
- 17/20
- Следующая