Ночная смена (сборник) - Кинг Стивен - Страница 11

• Предыдущая
• 11/80
• Следующая

Конечно, никто из нас не поверил сначала во все это, но постепенно разговор становился все серьезнее и серьезнее. Для нас это было по меньшей мере дико, но в конце концов мы решились и сделали это. Мы привязали его к штативу, на котором был раньше наблюдательный бинокль, в который, если опустить десятицентовик, можно было увидеть в ясную погоду практически весь Портленд. Проверив, достаточно ли крепко он привязан, мы разошлись в разные стороны в поисках сухих веток или дров, как дети, играющие в новую игру. Все это время Элвин Сэкхейм почти безжизненно болтался там, где мы его оставили, уронив голову на грудь и невнятно бормоча что-то своей воображаемой бабушке. Глаза Сюзи ярко горели, как у какой-нибудь ведьмы во время шабаша, грудь сильно вздымалась от учащенного взволнованного дыхания. Все происходившее ей явно нравилось. Когда в поисках дров мы спустились в небольшую ложбинку за холмом, она подошла ко мне и, обняв, крепко поцеловала в губы. Ее губы были покрыты толстым слоем помады и поэтому ее поцелуй был похож скорее на прикосновение чего-то очень жирного и сального с приторным слащавым запахом.

Я с очень недовольным видом оттолкнул ее в сторону, и она начала с тех пор дуться на меня.

Набрав достаточное количество сухих веток и досок, мы вернулись наверх и обложили ими Элвина Сэкхейма до пояса. Нидлз крутанул колесико своего «Зиппо» и костер стал быстро разгораться, даже бумаги не понадобились. Сэкхейм закричал почему-то только после того, как огонь коснулся волос на его голове. Запах поплыл как от свежеприготовленной китайской свинины.

— Дай мне сигарету, Берни, — попросил Нидлз. — Сзади тебя, в машине, у заднего стекла пачек, наверное, пятнадцать валяется.

— Идти не хочется, — проговорил он с какой-тo странной улыбкой и прихлопнул комара на руке.

Я дал ему сигарету и присел на песок. Мы с Сюзи встретили Нидлза в Портленде. Он сидел на бордюре перед зданием театра и играл Лидбелли на старой большой гибсоновской гитаре. Гитара была настолько дорогой, что у нас, почему-то, не возникло никаких сомнений в том, что он просто стащил ее где-нибудь. Звуки гитары неслись вдоль всей Конгресс-стрит, как будто он играл в концертном зале.

Сюзи, наконец, добрела до навеса, все еще не в силах отдышаться оттого, что пробежала несколько метров.

— Ты мерзавец, Берни, — пропыхтела она, плюхнувшись в песок.

— Ну, Сюзи. Давай-ка смени пластинку. Эта у тебя что-то совсем заедает.

— Подонок! Сукин сын безмозглый! БАРАН!

— Исчезни, — тихо сказал я, — или в глаз получишь. Сомневаешься?

Она снова заплакала. Нюни она распускать любила. Может быть, даже больше всего на свете. К этому времени подошел Кори. Он попытался успокоить ее, положив ей руку на плечо, но получил в ответ сильный удар локтем прямо между ног. Прошипев сквозь зубы какое-то самое сильное, наверное, его ругательство, он скрючился и отошел в сторону и, в конце концов, красноречиво плюнул в ее сторону.

— Я УБЬЮ ТЕБЯ! — взвизгнула она и бросилась вдруг на него, молотя по воздуху руками, как ДВУМЯ пропеллерами. Кори от удивления несколько раз хлопну глазами и, чуть не упав, бросился наутек, держась руками за свой самый важный орган. Разъяренная Сюзи неслась за ним во всю прыть, препотешно тряся своим жирным задом и истерично выкрикивая самые разнообразные ругательства и проклятия. Нидлз запрокинул голову и громко расхохотался. Шум прибоя почти заглушал звуки радиоприемника.

Келли и Джоан куда-то исчезли. Повертев головой, я увидел, что они ушли уже далеко вдоль берега по самой кромке воды. Идут себе в обнимочку и не видят всего этого цирка. Они выглядели так, как будто только что сошли с рекламного плаката какого-нибудь туристического агентства — ПОСЕТИТЕ УДИВИТЕЛЬНУЮ СЕЙНТ-ЛОРКУ. Ну прямо точь-в-точь. Они действительно здорово смотрелись, просто позавидовать можно.

— Берни?

— Что? — отозвался я. Я как раз вспоминал в тот момент, как Нидлз чиркнул своей зажигалкой и поднес огонек к сухим веткам у ног того бедняги, совсем как средневековый палач во времена инквизиции или какой-нибудь звероподобный неандерталец.

— У меня начинается, — тихо проговорил он.

— Да? — я быстро посмотрел на него. — Ты уверен

— Конечно уверен. Голова болит, желудок. Мочеиспускание тоже болезненное.

— Может, это просто Гонконгский грипп. У Сюзи о уже был и прошел. Правда, с осложнением на мозг, -усмехнулся я. Это было еще в университете, где-то за неделю до его закрытия и приблизительно за месяц до, того, как человеческие тела начали вывозить за город грузовиками и закапывать в огромные могилы с помощью экскаваторов и бульдозеров.

— Смотри, — сказал он и, широко раскрыв рот, зажег перед ним зажигалку, чтобы было виднее. Я приподнялся и отчетливо разглядел первые грязно-серые пятна на его языке и слизистой горла, первые признаки опухания. Да, это был А6… никаких сомнений.

— Действительно, — констатировал я и без того очевидный факт.

— Но я не так уж плохо себя, вообще-то, чувствую, — сказал он. — По крайней мере внушаю себе это и не раскисаю… Признайся, ты ведь очень много и часто о нем думаешь.

— Вовсе нет, — соврал я.

— Думаешь… Как и тот парень. Ты тоже думаешь об этом, мне можешь не рассказывать. А что касается того бедолаги, то я считаю, что мы даже лучше ему сделали. А он даже и не понял, наверное, ничего.

— Понял.

— Не важно, — пожал он плечами и повернулся к морю. Мы молча курили и смотрели на волны, с шумом выкатывавшиеся на песок и с шипением скатывавшиеся обратно. Все-таки, это не миновало Нидлза. Я сразу стал воспринимать все окружающее как-то по-другому. Был уже конец августа. Через пару недель уже, может быть, начнутся первые заморозки. Самое время перебраться куда-нибудь потеплее, под хорошую крышу с теплым очагом. Зима. К Рождеству, может быть, никого из нас уже не останется в живых. Может быть, все мы будем лежать и разлагаться в какой-нибудь гостиной чьего-то заброшенного дома, а приемник Кори будет еще какое-то время продолжать тихо работать, стоя на журнальном столике или книжной полке, если радиостанции к тому времени будут еще работать. Через никому не нужные уже занавески будет пробиваться слабый зимний свет.

Мое воображение нарисовало все это настолько ярко и явственно, что я передернул плечами. Не стоит думать о зиме в августе.

— Вот видишь? — рассмеялся Нидлз. — Ты ДУМАЕШЬ об этом.

Что мог я ему возразить? Я только поднялся на ноги и сказал:

— Пойду поищу Сюзи.

— Может быть, мы последние люди на земле, Берни. Ты не думал еще об этом?

В бледном лунном свете он сам выглядел наполовину покойником: черные круги под глазами на осунувшемся лице с обостренными чертами, мертвенно-бледные тонких пальцы как кости…

Я подошел к воде и пристально посмотрел вдоль прибрежной линии в одну и в другую стороны, но не увидел ничего, кроме пустынного пляжа и черных волн с аккуратными белыми гребешками пены. Шум прибоя превратился уже в настоящий грохот, который сотрясал казалось, всю землю. Я закрыл глаза и ввинтился в песок голыми пятками. Песок был прохладным, влажным и очень плотным. А если мы действительно последние люди на Земле, тогда что? Оставалось надеяться только на то, что к утру мои мысли будут не такими мрачными.

Тут я увидел Сюзи и Кори. Сюзи восседала на Кори, как на диком мустанге, брыкающемся, возмущенно трясущем головой и разбрызгивающем пену. Оба были мокрыми от пота. Я не спеша подошел к ним и столкнул ее с бедного Кори ногой. Освобожденный Кори быстро вскочил с четверенек и отбежал в сторону.

— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — заорала Сюзи, разинув при этом свою пасть так, как будто хотела проглотить меня. Пасть эта была как вход в комнату смеха. Когда я был малышом, мама часто водила меня в Гаррисоновский парк, где была очень любимая мною комната смеха с кривыми зеркалами. На фасаде этого здания вокруг вход ной двери было нарисовано огромное лицо весело смеющегося клоуна, а дверь была как раз как бы его ртом.

— Ну, давай, вставай, — протянул я ей руку. 0на недоверчиво взялась за нее и поднялась. Вся она была в налипшем на мокрую одежду и кожу песке.

• Предыдущая
• 11/80
• Следующая