Следы на траве (сборник) - Дмитрук Андрей Всеволодович - Страница 29

— Вставайте, — громко сказал Валентин. — Быстро вставайте и прячьтесь…

— Ч-что?.. — Встрепенувшись, она чуть не свалилась с кресла. — Зачем? Куда прятаться?

— Поглубже в дом, в подвал куда-нибудь… Скорее! Я вас потом разыщу.

Он еще ничего не видел, не слышал, но внутренним своим «локатором» ощущал приближение разогретого металла. Множество возбужденных людей затаилось в чреве огромной машины…

— Бегите, через минуту здесь будут эти… «Стальной ветер»!

Урсула наконец поняла… Спохватившись, вскочила, заметалась, дернула из угла свой вещмешок.

— Не забывай меня, ладно? Я хочу тебя снова увидеть…

Рука с темными обломанными ногтями коснулась было груди Лобанова, но испуганно отпрянула, наткнувшись на невидимую преграду в нескольких сантиметрах от куртки.

— Беги! — крикнул Валентин.

Оглянувшись с восторгом и ужасом, она помчалась в темноту подвала.

Валентин выбежал на двор. Из-за крыш раздавался оглушительный деревянный треск, словно тысячи рук наперебой ломали сухие дощечки. Ураганный ветер смерчем взметнул снега. Ослепленный заревом собственных огней, спускался из ночи громадный, как дом, камуфлированный вертолет. На древке перед пилотской кабиной бился белый флаг.

Стреляя и скрежеща, вертолет сел. Отползла заслонка, в проеме заиграли блики на касках и оружии. Первым выпрыгнул и побежал, заранее прикладывая пальцы к козырьку, полный коротконогий человек в длинном темном плаще. Он остановился шагах в пяти от Валентина, едва не упал, попятился, спросил:

— К вам не опасно подходить, сударь?

Лобанов пожал плечами:

— Нет, если вы не намерены ловить меня или убивать.

Одышка мешала маленькому посланнику двигаться и говорить: в паузах он красноречиво прижимал руку к груди:

— О, сударь, это страшная ошибка, выходка пьяных патрульных, и виновные понесут суровое наказание!

— Хорошо, я лечу с вами! — прервал его Валентин и тронулся к вертолету.

Поодаль от мертвого города выплыло из пустыни ледяное озеро. Лежало оно, как одинокий глаз под бельмом, на дне плоской круглой впадины, шириной самое малое в километр. В заснеженной впадине не было деревьев. Лобанов почувствовал: ему легонько обожгло виски, губы, кончики пальцев. Внизу была высоченная остаточная радиация. Наверное, здесь недавно взорвали ядерный заряд. Что за чертовщина!

…Мысленно увидел, как через заснеженную степь бредет человек. Кто бы это?.. Вот его закрыло грибовидное облако. Невредимый человек не свернул со своего пути. Позади остается воронка, заполняясь водой от растаявших снега и льда…

Лобанов прежде хозяев вертолета заметил тесно сбившиеся огни города у излучины реки. Ярким сиянием была залита вершина пологой горы; цепь желтых светлячков отмечала линию набережной. Потом во всю ширь открылась река. Даже ночью сквозь лед были видны пятна воздушных полостей. На левом, ровном, как стол, берегу, от опушки черного бора шарили по небу клинки прожекторов. Вертолет описал полукруг и снизился; алые фонари обозначили посадочный квадрат.

Трое высоких мужчин отменной выправки — руки у козырьков фуражек с кокардами — стояли в свете фар, не обращая внимания на вихрь от винтов, трепавший их жесткие блестящие плащи. Валентин с наслаждением вдохнул морозный воздух. Трое встречающих один за другим почтительно пожали ему пальцы, представились: отцы-патриархи клана «Стальной ветер». Боевой Вождь по имени Руф Вотан отличался длинным, костистым, маловыразительным лицом и белыми ресницами. Рука у него была вялая и мягкая, но пожатие похоже на быстрый укус. Второй смуглый, вислоносый, носивший звание Отца-Вдохновителя, — как понял Валентин, некто вроде священника, — по имени Камаль Магриби, был откровенно напуган появлением посланца с Земли. Третий патриарх, Целитель Душ, Эзра Ласперо, носил обрамлявшую кирпичные щеки бороду-норвежку и весело щурился сквозь дымчатые стекла очков.

Вождь широким жестом пригласил Лобанова садиться в ожидавшую бронемашину. Валентин заметил, что психика отцов была защищена надежными «шумовыми блоками», так называемым «скачущим» полем; прозондировать ее не представлялось возможным. Вряд ли это были, как на Земле, запрограммированные наследственные свойства; скорее помехи для чтения мыслей создавал специальный прибор. Да уж, впрямую расспрашивать их об Уве было бы глупо. Станем дипломатами.

Пыхтящий транспортер торопливо пополз в гору мимо одинаковых бетонных кубов, посаженных куда чаще, чем виллы и дворцы в заброшенной местности вокруг «рая». По дороге загорались окна. Какая-то женщина распахнула дверь, чтобы выпустить собаку, да так и замерла. Лобанов видел ее коренастый, пышноволосый силуэт, облитый желтым светом. Затем женщину кто-то втащил в дом, и дверь громко захлопнулась. Видимо, горожан предупредили…

Они вышли из транспортера перед нарочито массивным, угрюмо величественным зданием — Домом Семьи. Над колоннами фасада поблескивала огромная металлическая статуя — мускулистый квадратнолицый ангел опирался на здоровенный меч.

Повинуясь невидимому, бесшумному сигналу, слуга вкатил никелированный поднос на колесиках: два графина, темно-пурпурный и желтый, хлеб горкой, остро пахнущие салаты, фрукты… Тоненько переговаривались бокалы.

Валентин хотя и поел в пустом доме вместе с Урсулой, все же проглотил слюну при виде такой роскоши. Но аппетит исчез, едва он повнимательнее взглянул на официанта.

То был мужчина рыхлый, одутловатый и бледный, босой, в синем выцветшем жилете и мешковатых подвернутых брюках. Медлительность его была пугающей, как будто внутри неповоротливого мягкого робота сидело маленькое, энергичное живое существо, с великим трудом раскачивая тело-оболочку. На сидевших за столом он не обращал ни малейшего внимания. В глазах-щелочках сквозили тупое усердие, боязнь ошибиться — и еще что-то жуткое, хитроватое, как бы беззвучно хихикающее, то, что сразу выдает умалишенного.

Ласперо привстал, точно желая сказать нечто важное, но хмурый взгляд Вотана припечатал его к месту.

Переваливаясь, словно пингвин, шлепая подошвами, странный лакей укатил поднос. Искательно заглядывая в зрачки Лобанова, Магриби разлил по фужерам красное вино.

Вотан облизнул тонкогубый рот и спросил Валентина:

— Думаю, вы уже поняли, что мы, здешние жители, никакие не аборигены планеты, а выходцы с Земли?

— Это было несложно.

Уловив интонацию Валентина, Ласперо поспешно поднял бокал:

— Итак, за встречу соотечественников-землян!

— За новый тоннель связи! — подхватил Магриби.

Пригубили.

— Вы очень проницательны, — сказал Вотан, мотнув головой на дверь, куда ушел слуга. — Он действительно о т т у д а.

Откинувшись в кресле, обитым пунцовым бархатом, Валентин спросил:

— Как это все случилось? Компьютеры вышли из-под контроля?

Эрго Ласперо опять заерзал на месте. Вотан, заметив его нетерпение, произнес не без яду:

— Сейчас достойный отец Эзра вам все расскажет.

— Да, я ничего не утаю от соотечественника! — Валентину показалось, что Ласперо переигрывает, вкладывает слишком много страсти в каждый жест изнеженно-белой руки. — Ничего, видит Бог, хотя трудно и стыдно говорить об… об ошибках своих предшественников, вернее, об одной страшной ошибке!

— История — наука честная!

— Безусловно, но от этого не легче…

По словам «достойного отца», ошибка, совершенная предками, основателями первого на Вальхалле города Асгарда, заключается в том, что они, основатели, не поставили перед колонистами высокой духовной цели. «Несводимой к сытости и утехам плоти», как выразился Ласперо. И посему Асгард уподобился развратному Вавилону и, подобно Вавилону, пал… Падению же предшествовал, как полагается, золотой век. Компьютерное производство кормило и снабжало вещами всех, независимо от ранга: и хозяина великолепного особняка, полного сокровищ искусства, и младшего из лакеев в этом особняке. Нищих, бездомных, голодных не было. Магазины, вернее — пункты распределения являли изобилие гидропонных овощей и фруктов; жены и дочери колонистов могли бесконечно менять туалеты, один шикарнее другого, и ослеплять друг друга брильянтами, добытыми с помощью роботов; отцы и мужья, сверкая фарфоровыми зубами и шевелюрами, выращенными на биостимуляторах, ездили по городу во все более умопомрачительных электромобилях хамелеоновой окраски, с видеоэкранами и барами… Но кругом простиралась снежная пустыня, насквозь продуваемая ровными, как выдох вентилятора, монотонно воющими ветрами. Ветры могли дуть и пятьдесят, и сто дней подряд, не слабея и не усиливаясь, множа число психопатов и самоубийц.