Книга мечей - Саберхаген Фред - Страница 55

Все эти мысли лишь усиливали его тревогу…

Перед самым наступлением ночи их обоз остановился на небольшой поляне среди низкорослого кустарника и голых камней. Радулеску приказал эскорту остаться в этом месте, а тяглы с шестью погонщиками отправились дальше по едва заметной тропе.

Согласно объявленному плану наемники должны были ждать их возвращения. Шестерым солдатам, приписанным к обозу, велели передать оружие эскорту. Бену и остальным пяти погонщикам было сказано, что мечи и кинжалы им не понадобятся, что они лишь будут мешать при разгрузочных работах.

Офицер Радулеску объяснил это жестко и категорично, повысив голос, чтобы перекричать нараставший ветер. Позади него, молчаливо ожидая, возвышались в седлах грозные кавалеристы.

Когда оружие шести погонщиков было собрано под непромокаемым плащом у небольшого костра, наемники начали распрягать своих скакунов. Тем временем Радулеску повел обоз по неприметной тропе, указывая путь светильником Прежнего мира.

Бен никогда раньше не видел этого жреца-офицера. И насколько он мог судить, другие погонщики его тоже не знали. Радулеску не был офицером кавалерии или пехоты, приписанной к гарнизону местного храма. Бен предполагал, что воинственный жрец принадлежал к самому высшему уровню власти. Возможно, он даже имел отношение к Внутреннему совету, который управлял всеми региональными отделениями Синего храма. Местные офицеры относились к нему с раболепным почтением, хотя его скромная золотисто-синяя форма не имела никаких знаков различия. Бен знал, что это указывало на духовный сан. Тем не менее, Радулеску был опытным всадником и явно привык отдавать приказы в полевых условиях.

Почти полночи люди и животные продвигались по безлюдной местности, везя тяжелый груз. Бен предполагал, что в плетеных вьючных корзинах лежало не только золото. Внутри плотно упакованных бесформенных тюков могли быть самоцветы и ювелирные украшения, драгоценные камни и, возможно, какие-то предметы искусства…

С каждой минутой тревога, терзавшая его, росла и крепла. А ветер и дождь продолжали хлестать небольшой обоз, заставляя животных скользить и спотыкаться на мокрых округлых камнях. Все эти неприятности вызывали брань погонщиков. Бен снова налег всем телом на животное, чей круп находился под его рукой. Он оттолкнул тяглозверя немного вправо — подальше от страшного края, который, изгибаясь, пролегал в опасной близости к тропе.

К изумлению Бена, офицер перешел на легкий галоп и поскакал вперед вдоль правой стороны обоза. Скакун Радулеску быстро продвигался мимо неторопливых тяглов. Свет и тени скользили вслед за холодным светильником, который сжимала рука офицера.

Этот безогненный факел походил на толстый жезл, чья округлая стеклянная головка, непроницаемая для дождя и ветра, сияла ровным и белым светом. Бен видел такие светильники всего пару раз за всю жизнь — они считались огромной редкостью. В этом ровном немигающем свете офицерский плащ Радулеску сверкал, словно был сделан из непромокаемой ткани. Голова под капюшоном оставалась сухой, а не становилась мокрой, как в проклятом шлеме. Из-под плаща слева, будто хвост, торчали ножны широкого меча.

Обогнав обоз, Радулеску развернулся и остановил разгоряченного скакуна. Помахав светильником, он дал понять погонщикам, что здесь им предстояло оставить опасную тропу и отправиться в глубь дикой нехоженой местности.

Солдат, шедший перед Беном, еще раз выругался.

Офицер возглавил обоз, его холодный факел был поднят вверх, указывая путь. Первый погонщик повернул тяглозверя на запад — в противоположную от берега сторону. Бен пошел за ним, как и прежде опираясь на круп животного. Левой рукой, сжимавшей поводья, он потянул за собой второго зверя. Остальные поступили так же.

Из-за отсутствия тропы их движение замедлилось. Бен различал вокруг какие-то пологие холмы и ложбины, поросшие кустарником. Камни под ногами сменялись вязким песком или рытвинами. Все шестеро погонщиков ругались — Бен был уверен в этом, хотя в завывании ветра мог слышать только собственные проклятия.

Они все дальше уходили от края обрыва. Оставив за собой неровные дюны, обоз пробирался через заросли колючего кустарника и россыпи скользких от дождя камней. По мнению Бена, эта местность годилась только для демонов. Во всяком случае, старые предания гласили, что колдуны вызывали демонов именно на таких диких пустошах. И если поблизости действительно обитал большой дракон — а Бен не сомневался в этом, — то оставалось лишь гадать, чем он мог здесь питаться.

Присутствие дракона становилось все более явным. Чем дальше обоз продвигался на юго-запад, тем сильнее сопротивлялись и упрямились тяглозвери. Бен, имевший опыт в обнаружении драконов, уже чувствовал во влажном воздухе особый острый запах, долетавший с порывами ветра. В этом запахе было что-то от свиньи, что-то металлическое и такое, чему Бен не мог найти сравнения.

Внезапно обоз дернулся и остановился. Жрец-офицер Радулеску отъехал на несколько метров вперед и, натянув поводья, спешился. Подняв факел над головой, он начал распевать заклинания. Бен не мог разобрать слов, поскольку их уносило ветром. Но он видел профиль жреца и размеренные взмахи его короткой бороды.

В поле зрения, выше и дальше капюшона Радулеску, возникло что-то новое. Офицер повернулся к обозу спиной и, обратившись лицом к страшному видению, еще громче запел свои заклинания. Сначала во тьме появились зеленые глаза, отражавшие свет факела Прежнего мира. Высота этих глаз над землей и расстояние между ними могли бы впечатлить любого охотника на драконов. В следующий миг, когда чудовище сделало выдох, ниже его сиявших глаз излилось едва заметное красное пламя, которое осветило колючую чешую вокруг носа и пасти. Тяжело вздохнув, дракон зарычал, и этот музыкальный звук был похож на перекаты металлических шаров в огромной бронзовой чаше.

Бен слабо разбирался в магии, но даже он смог почувствовать охранную силу чар и влияние песнопения. Заклинания удержали дракона и заставили его уйти. Сверкнув глазами, огромный зверь еще раз вздохнул, а затем растворился в темноте и ливне.

Когда дракон ушел с пути обоза, Бен забеспокоился еще больше. Теперь ничто не мешало ему размышлять над своей догадкой. Фактически, после того как Радулеску завершил ритуал заклинаний и еще раз доказал, какими великими силами обладал Синий храм, Бен не мог отвлечься от мрачных подозрений. Тревога, разрывавшая его на части, не имела какой-то определенной причины или доказательства. Она стихийно собиралась из множества деталей, обрывков разговоров и картин.

К примеру, одной из таких мелочей было то, что все шестеро погонщиков, включая Бена, прибыли в гарнизон этого храма в течение нескольких прошлых дней. Никто из них не имел здесь друзей. Они приехали из разных мест. Бен узнал об этом из двух-трех фраз, которыми успел обменяться с остальными, пока они ожидали отправки обоза. Его перевели сюда без всяких объяснений, и он предполагал, что с другими погонщиками поступили точно так же. К сожалению, он не мог расспросить их об этом.

Конечно, внезапное перемещение шести солдат могло оказаться обычным вывертом военных. За год службы в Синем храме Бен привык к таким необъяснимым действиям в огромном организме духовного ордена. Но в данном случае… Память Бена хранила тысячи старых песен, и одна из них, ожив, звучала теперь в сознании, под аккомпанемент его мыслей. Он не помнил, когда и где услышал ее впервые, но с тех пор прошло много лет, и вот она снова возникла, как насмешливое подтверждение его страхов.

Эх, если бы ему удалось поговорить с другими погонщиками. В принципе они могли перекрикиваться друг с другом сквозь свист и завывание ветра, но Бену хотелось большего. Ему нужно было время, чтобы расспросить их и заставить думать. Впрочем, он полагал, что такой возможности у него не появится.

Путешествие приближалось к концу, и ему предстояло ответить на главный вопрос: как он будет действовать — совместно с другими погонщиками или в одиночку? Бен знал, что если он примет неверное решение, то скоро поплатится за это жизнью…