Византийская тьма - Говоров Александр Алексеевич - Страница 122

• Предыдущая
• 122/136
• Следующая

Тогда ненасытная публика переключается на свое:

— Антиппа, Антиппа, о-ге! Где ты, непобедимый Антиппа?

Жив, значит, курилка, этот жокей Антиппа! Начинается заезд.

— Глядите, глядите, глядите, о-ге-е! Левую сильно заносит, глядите! О-о, проклятые прасины, это они подкупили наших конюших!

Бедные, вечно бесправные и вечно во всем виноватые парики, подневольные крестьяне, только один раз и только в одном месте они чувствуют себя господами положения и это место — ипподром.

— Р-р-р! — грохочет Левиафан, и сквозь его утробный рык какой-то диаконский тенорок повторяет мелкомелко. — Пирожков нам, пирожков! Пирожков, пирожков, пирожковичей!

— Если бы это чудище, — мечтает Исаак Ангел, — да направить куда надо…

— Опять про свой заговор? — пугается Каматир. — Пожалуйста, прошу…

Исаак Ангел рассердился.

— Ты что, святой отец Каматир, забыл наши с тобой разговоры? Отделяться стал, уединяться… Теперь ты уж к нам не веревочкой привязан, твой приятель Андроник, когда узнает, что он с тобой сотворит, понимаешь?

Окончательно деморализованный патриарх, делая правдивые глаза, творит молитву, а сам, призвав служек, торопится облачиться. Рык Левиафана за стеной превосходит все мыслимые пределы, а тут люди все идут и идут в катихумену к патриарху — назначено собрание цирковой партии венетов — зеленых.

Исаак тем временем находит среди патриарших риз пергамен с гороскопом на сентябрь. Солнце в созвездии Льва, npol ивостояние альфы центавра и орбиты Меркурия, нельзя начинать никаких дел, опасаться общественного негодования, некий великий правитель будет низвергнут с трона.

А вот Никита Акоминат, историк, — вспоминает Исаак Ангел, — тот как-то подсчитывал, что две трети римских императоров во всей римской истории были низвергнуты насильственным путем.

Все уже многочисленные присутствующие удивляются, а Исаак спрашивает — а где, кстати, Никита? Кто может сказать, где сей Акоминат?

Но никто точно не может ответить. Кто-то располагает сведениями, что он поехал в какое-то новокупленное имение в Пафлагонию, а кто-то язвительный замечает, что историк Никита исчезает при дворе как раз, когда назревают события…

— Так ведь он же все знал у нас с самого первого слова, — возмущается Исаак Ангел. — Это равносильно предательству!

Впрочем, Исаак быстро овладевает собой и передает вторую часть анекдота Акомината, которая состоит в том, что из числа насильственно свергнутых римских императоров добрая половина была низвергнута именно в сентябре — на Симеона Столпника.

Многие ахают, другие скептически смеются, хотя смеяться никому не охота. Положение очень опасное.

— Больше нельзя терпеть, — говорит Исаак Ангел без своего обычного шутовства и бледнеет до того, что борода из рыжей становится розовой. — Уже и так говорят, тот не Ангел, который не в тюрьме. Вчера взяли Феодорита Ангела.

— Этого-то за что? — ахнули зеленые. — Тише воды, ниже травы. Верблюд старый.

— Мне сдается, что это не Андроник виноват, — примирительно говорит патриарх, жуя засахаренные орехи. — Это Антихристофорит, ненасытное пузо!

— Ошибаетесь, святейший, — кланяется ему Исаак. — И я сейчас вам это докажу.

Исаак подходит к двери и стучит в нее трижды, как если бы, наоборот, он стучал бы оттуда. И дверь открывается, и оттуда входит собственной персоной Агиохристофорит, носящий титул первого синэтера государя, делая при этом знак сопровождающим, чтобы они за ним не входили.

Следует немая сцена. В цирке все тот же Левиафан рычит все то же: «О-о, Антиппа, стегай лошадок, мы на тебя поставили!» А присутствующие главари венетов думают только об одном — под какую бы скамейку забраться, чтобы улизнуть от этого поросячьего, неумолимого, предательского взгляда Агиохристофорита.

А тот пускается в рассказывание какой-то басни, как жил-был шакал, как все принимали его за льва, как даже сделали царем зверей. Один же пес служил ему верно и честно, потому что, увы, верил, что он не шакал, а лев. Но вот наступил час прозренья…

— Хм! — сказал патриарх, почесав бороду. — Ты говори прямо, ты, что ли, этот пес? А кто же, по-твоему, тот шакал? Не василевс ли? Это к чему же ты, почтеннейший, нас зовешь?

— Ясно одно, — успокоил всех Исаак. — Господин Агиохристофорит здесь и господин Агиохристофорит за нас. При новом правительстве господин Агиохристофорит вновь займет пост главного министра.

Все недоверчиво поглядели на пышущую здоровьем круглую физиономию Агиохристофорита — клубника со сливками!

— Ждать больше нельзя, — управитель казначейства Лахана, которого Андроник раз по пять на дню публично обзывал продажной шкурой, встал, призывая всех ко вниманию. — Для чего мы собрались здесь? Он хочет всех истребить, и не только Ангелов. У меня есть точные сведения, готов указ заменить Дадиврина, начальника ликторов, — он указал в сторону молча сидящего насупленного Дадиврина. — Знаете, кто его заменит?

Все бороды уставились в спокойное, рябоватое от перенесенной когда-то оспы лицо Лаханы.

— Дионисий, синэтер.

— Быть того не может! — разом вздохнули венеты. Кто плохо слышал, приставлял к уху ладонь, потому что левиафановская буря разыгрывалась все сильнее.

— Это тот, который с того света? — спрашивали одни.

— Это тот, который оборотень у чародея, у Сикидита? — осведомлялись другие.

— Это тот, который императорские ризы на себя примерял?

Обратились за разъяснениями к Агиохристофориту, но жирный боров, всегда реальный в суждениях, на сей раз нес неразбериху.

— Надо спешить! — волновались венеты, пугливые, как божьи коровки. Ясно, теперь все пути отрезаны, им остается только одно — спешить!

И неясно было, кого больше боятся — безжалостного Андроника, коварного Агиохристофорита или ревущего Левиафана за стеной.

— А армия Враны? — шелестят божьи коровки. — Не соединится ли она с Пафлагонской фемой? Тогда нам каюк.

— А претор Дионисий с того света? Не захватит ли он власть?

— Претор Дионисий у меня вот здесь, — показывает толстый кулак Агиохристофорит. — Через пару часов я приведу его к вам на веревочке.

Тогда Исаак Ангел понял, что все зависит только от его собственной решительности. Пора уже было выходить к народу и объявлять о низложении Андроника Комнина. Он вскочил и, указывая пальцем, стал раздавать команды.

— Дадиврин, ты начальник ликторов. Отвори немедленно темницы и выпусти всех наших.

— Лахана, ты как финансовый божок. Прикажи выбросить в Золотой Рог все пирожки, заготовленные Андроником для народа.

— Князь флота, обеспечь, чтобы все суда перегнали на ночь на нашу сторону пролива.

— Агиохристофорит, а ты будешь при нашей особе. Будешь скипетр держать при нашей коронации перед народом!

И хохотал рыжий плут Исаак, наблюдая, как вытягивается самодовольная рожа Агиохристофорита. Как тому хотелось бы наблюдать все эти события откуда-нибудь из задних рядов публики!

— Переворачивайте все! — гремит Исаак, он уже не смешон, а просто страшен. — Чем хуже, тем лучше! Больше хаоса, больше беспорядка!

И вот старушка Манефа, сама еще не веря нечаянно свалившейся свободе, бредет по косогору булыжниковой мостовой улочки Сфоракия, что между Святой Софией и складами Большого Рынка. Бережно поддерживает ее заботливый старец Иконом.

— Внучоночка увижу своего, — радуется старушка. — Маленького Вороненочка!

Но дом ее темен, поваленные еще павликианами ворога так и лежат на боку. Самое худшее, что часовых из войска Враны, как было обещано ранее, просто нет. Вместо них стоят ликторы, секироносцы из дворцовой стражи.

А эти, кроме того что они просто наглецы, еще и человеческого языка не понимают, потому что они из варваров, варягов там или русских.

Ликторы стали прогонять их, отталкивать древками копий.

— Ox, — взволновалась Манефа, спеша удалиться вдоль рыночной ограды. — Что же это делается на белом свете?

— Ничего, матушка, — пытается утешить ее Иконом. — Вот когда я был логофетом при кесаре Иеродуле…

• Предыдущая
• 122/136
• Следующая