Выбери любимый жанр

Византийская тьма - Говоров Александр Алексеевич - Страница 126


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

126

— Вот логика! Да мы же с тобою, в цепях, только об Вороненке и говорили. Выдержка у тебя, братец, железная!

— Спрашиваешь! — мавр самодовольно повел носом. Еще помолчали, вслушиваясь в шорох моря и ветра. Маврозум указал куда-то в глубину дворцового парка.

— Послушай! Видишь, как раз напротив, будто развалины и какая-то арка. Я отлично все помню — еще каменные ступени под землю. Там с Феодосием в тот страшный день они и исчезли.

Денису это тоже что-то напоминало.

— Послушай, дорогой, — в тон Маврозуму сказал он. — А ты все-таки точно знаешь, что это был Феодосий?

— Ну как ты такое можешь… — у мавра живот затрясся от волнения. — Я человек набожный, ни одной службы праздничной не пропускал. Бывало, как добычу хорошую возьмешь, так и на церковь жалуешь. В Святой Софии место себе на самом амвоне покупал, чтобы к Богу ближе. Отец наш патриарх Феодосии крест в первую очередь нашему ряду подносил.

— Ну, ладно, ладно, не сердись. Вот приближается к нам какой-то абориген, мы у него спросим.

К ним бочком подбирался некто с большим достоинством на лице, не то профессиональный лжесвидетель, не то полноправный римлянин в ожидании даровых раздач.

— Эй, православный!

Но православный не очень торопился, пока не ощутил в своей ладони монетку. Тогда он охотно пояснил иностранцам, которыми несомненно были эти двое щедрых левантийцев, что бывший патриарх спасается вот в этой самой обители Пантепоптон.

— Пантепоптон!

— Да, да, всещедрейший, именно Пантепоптон, которая находится напротив… Видишь, лестница, как будто вход в катакомбы?

Схватив еще два обола, православный поспешил исчезнуть, а Денис принялся вспоминать, как на этой самой площади, в этой самой обители они с Ласкарем и Костаки искали одну Фоти, а нашли другую.

— Ой, — сказал пират, которого разморило от жары. — К дождю, что ли? Едем лучше во Влангу, там наши ребята устроились.

— Зверь же ты, Маврозум. Мать парня разыскивает, может быть, с ума сходит, а ему — куда спешить? Мы перед Богом за него в ответе, как ты не понимаешь? Чуть я поднял его из рук мертвого слуги, а ты перенял у меня — и оба в ответе.

— Мать разыскивает? — зевнул истомившийся мавр. — Три года ждала, три дня лишних подождет, коли вообще дождется.

— А меня уверяли, что уж очень ты ее любил.

— Кого это?

— Теотоки.

— Блистающую Звезду?

— Ну да, если хочешь, так.

— А при чем тут она?

— Да ведь она же вдова Враны.

— Врешь! — вскочил мавр, даже чалма у него развязалась.

— Сам ты врешь. Неужели ты не знал, что Врана женат на Теотоки?

— О, клянусь демонами моря, не знал! Я же был тогда в плену!

— Так знай. Вороненок и есть сын Теотоки.

— Что ж ты, Тавроскиф мудреный, за три года ни разу этого не сказал?

— А ты не спрашивал, — еле удерживался от смеха Денис.

— Уй-юй! — засуетился Маврозум. — Как ты можешь говорить такое! Так это сын Блистающей Звезды? Бежим тогда скорее, несемся, бежим, летим!

И вот они трижды стучат в бронзовую дверь монастыря Пантепоптон. Давно ли Денис приходил сюда искать возлюбленную Фоти?

Дверь отворяется, это, конечно, не Фоти. Но это же Сула, Суламифь, их маркитантка, только в черной иноческой одежде! Смотрит на Дениса в его нелепом тюрбане и сразу его узнает. Впивается в него выпуклыми глазами своими и ротиком рельефным готова впиться.

Говорит на одном выдохе: о, это ты, генерал!

2

Теперь они сидят на террасе маленького дома, можно даже сказать, небогатой виллы, в тени плюща и дикого винограда. Точнее сказать, Денис, а с ним бывший пират полулежат, а женщины, как и положено в античной традиции, сидят на скамеечках, ловят каждое их желание.

Когда сотоварищи явились в монастырь Пантепоптон, они тоже там нашли немного перемен. Те же манерные монахини, у которых пластичные жесты красноречивей всяких слов. Денис знал, что монастырь этот основан когда-то девушкой из царской семьи, чтобы стать последним приютом женщинам из низвергнутых династий, которым в пылу политической борьбы были выколоты глаза. Поэтому он и называется так странно — Пантепоптон, то есть всюду смотрящий.

Но ведь это женский монастырь, а как же там бывший патриарх Феодосии? Ну, во-первых, в Византии до самого конца не было четкого размежевания монастырей. Во-вторых, это же был Феодосии, пастырь великий, не какой-нибудь пьянчужка Каматир.

Впустив сотоварищей в монастырь и едва успев их вы слушать, Сула провела их в храм. У наружной стены показала им надгробие, где тускло светились буквы — «Феодосии». Оставалось перекреститься.

Затем Сула вывела их наружу и неподалеку за монастырской стеной отомкнула дверь домика — по византийским понятиям, уютной виллочки.

— Мой личный дворец, — похвасталась она. — Недурно я денежки вложила? Вы свои ведь ребята, не обидите бедную Суламифь?

И все ахала и качала головою, глядя на Дениса.

— Гене-ра-ал! Ах, генера-ал! Потом предложила:

— Чувствую, у вас есть причины не показываться Ангелам на глаза. Так поживите тут, я все равно послушни-чаю в монастыре.

Для компании к ней приглашена Хриса золотая, в которой нетрудно узнать прислужницу из бывшего дома Манефы. Она по-прежнему такая же обворожительная, только еле видная морщинка легла на краешки губ. Никто никого ни о чем не расспрашивал, и пирушка началась.

Чем не житье? Сидят себе этакие богини в отличие от обычных византиек, укутанных по самые ноздри, наоборот — раздетые до последней возможности, простоволосые, в античных кокошниках с подвесками. Уже не девушки, но еще и не старушки, самая роскошная пора. Сейчас бы любовь до утренней звезды, но одноглазый мавр все перепутал — влупился в бывшую маркитантку, остолбенев от этакой красы. Сама же Суламифь однозначно — взор не может отвести от своего генерала, и только от него… Поэтому Хриса золотая, которая на всякую любовь не прочь, но всегда от всех независима, знай себе смешивает коринфское в классических пропорциях, подливает, приговаривает:

— Не выпьешь, так и не познакомишься. Лучше лежать под столом, чем лежать на столе.

Когда коринфское ударило в голову, Денису вспомнился один их студент, который сочинял «дикие стихи», как их тогда называли, за что однажды и был изгнан из альма-матер. Одно из этих диких произведений припомнилось Денису следующим образом:

Девки-мавзолейки, рост хороший,

Они губы красят всласть.

На парижскую похожа

Их отделочная снасть.

По Тверской, а прежде Горького,

Без доллара не ходи.

И еще чтоб лифчик норковый,

Стильный крестик на груди.

Тут и говорит Тамара Cape —

Не корыстный интерес.

Просто нынче я в ударе

И во мне бушует секс.

Но себе достойных претендентов

Взор мой пылкий не сыскал.

Смотрит бледным импотентом

Даже самый здесь амбал.

Принесла свобода сексуальная

И обратные концы —

Лесбияны все повальные,

Некроманы-удальцы.

Нужен мне не вундеркинд иль гений,

А простецкий парень, чтоб

Безо всяких извращений

Взял бы девушку да сгреб!

Конспиративно Денис разъяснил дамам, что уважаемый Маврозум торгует скотом в провинции, его же, Дениса, просил сопровождать как переводчика.

— Вот именно! — приходил в восторг мнимый скототорговец. — Телочку бы я сейчас купил, телушечку, вот как эта, ротастенькая, которая сидит напротив. Чтобы и глазки на месте, и вымечко было первый сорт. Большие деньги, между прочим, на это дело у нас ассигнованы.

Сула смеется, но на заигрыванья его не отвечает. По просьбе Дениса рассказывает, как очутилась в монастыре. Однажды заболела опасно, это было примерно год спустя после падения Комнинов.

Старица Гликерия, ее духовная наставница, приютила бывшую маркитантку. Уговорила бросить торговлю, осесть в монастыре, даже сделала экономкой — обитель ведь тоже нуждается в отлаженном хозяйстве. Высокородным же дукессам и кесариссам в рясах она заявила:

126
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело