Рыцарь темного солнца - Вербинина Валерия - Страница 63

• Предыдущая
• 63/75
• Следующая

Епископ Флориан вкратце напомнил обстоятельства дела, указал на невозможность его разрешения обычным способом и объявил, что не осталось иного пути, кроме божьего суда, на котором окончательно решится, кто прав, а кто не прав. Он благословил бойцов, прочел краткую молитву и сел на место, после чего глашатай подал сигнал к началу боя. Бойцы опустили забрала и стали друг против друга.

У Мадленки от волнения потемнело в глазах. Она побледнела и схватилась за руку матери, которая крепко сжала ее ладонь в знак поддержки. Когда Мадленка смогла наконец перевести дыхание и подняла глаза на бойцов, то ужас сковал ее с головы до ног.

Великий воин отступал. Он наносил вялые, совершенно бесполезные удары, рубя воздух. Всякому зрителю, как бы мало он ни был искушен в ратном деле, становилось ясно, что преимущество на стороне Доброслава из Добжини и что он не замедлит своим преимуществом воспользоваться.

Смотреть на великого воина, все свои силы употребившего на то, чтобы уворачиваться от точных ударов своего противника, было и жалко, и гадко. Мадленка чувствовала, как пот течет по ее лицу. Вот Франтишек едва-едва отвел удар, грозящий ему верной смертью, вот он предпринял невнятную попытку наступления, которая, однако же, была пресечена в корне…

«Этого не может быть! – твердила себе Мадленка. – Бог не может быть так со мной жесток!»

Франтишек был уже ранен, кровь текла из его шеи; Доброслав же из Добжини еще не получил ни единой царапины. Зрители, недовольные жалкой схваткой труса с явно превосходящим его противником, начали свистеть и улюлюкать. Некоторые даже пытались швырять в неумелого бойца землю и объедки. Франтишек получил вторую рану, споткнулся и упал.

«Бог отступился от меня, – подумала Мадленка. – Но ведь я-то знаю, что невиновна! Значит, весь этот фарс, называемый почему-то божьим судом, ничего не стоит. Ничего! Как глупо: из двух людей всегда побеждает тот, кто сильнее, опытнее, хитрее. Выставь слабого бойца за самое правое дело – и что будет? Он проиграет. Но сам по себе проигрыш одного человека не значит ничего».

Франтишек поднялся и сделал вид, что сражается.

«Он погиб, – вздохнула Мадленка. – И я погибла. Все погибли». Особенно ей было почему-то жалко Того, Кто На Небесах, от чьего имени разыгрывался столь жалкий фарс. «Может быть, я в чем-то согрешила против Него? В гордыне? В ненависти? В жажде мести? Но ведь даже в Библии сказано: «Око за око, зуб за зуб». Я ничего не сделала такого, за что можно было бы так меня казнить». Мадленка чувствовала себя опустошенной. Она уже не знала, что и думать.

Франтишек на поле боя вяло махал мечом, но она видела, что минуты его сочтены. Ни никак он не мог противостоять Доброславу из Добжини.

Вот великий воин получил сокрушительный удар по голове, выронил меч и растянулся на земле, не подавая признаков жизни. К нему подбежали трое или четверо монахов, засуетились возле раненого, затем, поняв тщетность своих попыток, подняли его за руки и за ноги и унесли. Доброслав снял шлем и изысканно поклонился публике.

В толпе переговаривались двое.

– Почему он не лег сразу? Ведь ты ему заплатил за это?

– Видите ли, ваша милость, вообще-то он хороший боец. Наверное, ему просто было стыдно падать сразу.

– А Доброслав знал, что он не будет сражаться?

– Нет, – со смешком отозвался собеседник. – Я решил, что так будет лучше.

Жаль, что разговор сей не слышала Мадленка. Он бы на многое раскрыл ей глаза…

С сильно бьющимся сердцем Мадленка смотрела прямо перед собой, ничего не видя. Губы ее механически шевелились: «Позор… гибель… монастырь… вечное заточение…» Она услышала, что ее кто-то окликает, и вяло повернула голову. Лучше бы она этого не делала. Август пробился к ней и сел рядом, не обращая внимания на враждебность, с какой его встретили Соболевские.

– Ну? – с вызовом спросила Мадленка. – Ты доволен?

Ей было приятно видеть, как он смешался.

– Мой боец был сильнее, – нехотя признался Яворский.

– Ты доволен? – повторила Мадленка, глядя ему прямо в глаза. – Впрочем, неважно. Теперь мне все равно конец.

– Ты можешь просить помилования у короля.

– Просить? У короля? Мне нечего просить у него. Я ни в чем не виновата.

– Тебе нравится разрывать мне сердце, – с горечью сказал Август.

– Нет, это тебе нравится! – вспылила Мадленка. В то мгновение она ненавидела его, как никого и никогда в своей жизни.

Август молча смотрел на нее, но Мадленка отвернулась в сторону и не желала отвечать на его взгляд. Наконец он поднялся и стал пробираться обратно к своему месту.

Епископ и князь Доминик о чем-то негромко переговаривались. Анджелика с загадочной полуулыбкой играла дорогим кольцом на пальце. Мадленка зажмурилась: «Господи, дай мне сил!»

Услышав удивленный гул толпы, она не сразу открыла глаза. Потом раздались одинокие свистки, и наконец наступила тишина.

Мадленка разлепила веки. Сначала ей бросился в глаза Доброслав из Добжини: он явно был чем-то поражен. Девушка проследила за направлением его взгляда, и словно горячая волна прихлынула к ее сердцу.

Ее боец вернулся на поле.

Он стоял у края поля, тяжело опираясь на меч и подрагивая всем телом. По его доспехам текла кровь, но, несмотря на нанесенные ему ранения, он все же вернулся, побуждаемый готовностью сражаться до конца. Раньше своей неловкостью и трусостью он вызывал у окружающих только смех и издевки, теперь же его обволакивало всеобщее сочувствие. Его мужество, пробудившееся так поздно, не могло не вызывать восхищения, и хотя никто не верил, что он может победить, все же, когда он, пошатываясь, двинулся к Доброславу из Добжини, небрежно крутившему в руке меч и ожидавшему приближения противника, все зрители без исключения почувствовали некоторое волнение.

Бойцы сошлись – но что мог сделать человек, истекающий кровью, против пышущего здоровьем, уверенного в себе молодца? С большим трудом Франтишек отвел от себя два удара, грозившие ему смертью, и попятился. Доброслав из Добжини наседал, и только чудом можно было счесть то, что он до сих пор не сразил окончательно своего самонадеянного противника. Сердце у Мадленки екнуло, когда ее боец повалился на землю, то ли отчаявшись, то ли от слабости. Доброслав что было сил обрушился на него сверху, но Франтишек увернулся с непостижимой ловкостью, вскочил на ноги, а затем… Затем он, подбежав к сопернику сбоку, наподдал ему ногой под зад. Зрители захохотали и бурно захлопали. Даже ленивая панна Анджелика соблаговолила три раза соединить ладони. Мадленка же не могла усидеть на месте. Как, как она могла упрекать Вседержителя, что он забыл о ней, что он оставил ее на милость врагов? Сказано же – и правые восторжествуют. Значит, так оно и будет, только надо не терять веры.

Доброслав кинулся на своего противника, разъяренный его выходкой, и вынудил его защищаться, рассчитывая, что сил раненого надолго не хватит. Франтишек отступал, но как-то уж больно резво. Он прыгал из стороны в сторону, делал обманные движения и явно издевался над соперником. Мысленно Мадленка возблагодарила господа, что на ее ставленнике оказались такие крепкие доспехи, сильно смягчившие полученные им ранее удары.

Август кусал губы от напряжения. На его лице читалось явное недоумение; он не мог понять, отчего испытанный в боях Доброслав так долго медлит. Но все попытки его бойца пробить оборону противника заканчивались ничем. Франтишек, очевидно, полностью оправившийся от ран, держался умело и не давал Доброславу приблизиться к себе. В какое-то мгновение он неожиданно перешел в нападение и – молниеносным ударом рассек Доброславу плечо.

– Так его! – завизжала Мадленка, срываясь с места.

Она неистовствовала. Получай, презренный княжеский холуй! И еще! И еще раз!

Шатаясь, Доброслав отступал. Отныне противники поменялись ролями. Доброслав пятился, Франтишек наседал. Удары сыпались на бойца Августа со всех сторон. Вон он ранен в руку… в колено… получил удар плашмя по шлему, после которого едва не упал… Толпа топала ногами, улюлюкала и смеялась – теперь над ним. Никто уже не сомневался, что скоро, если не произойдет ничего непредвиденного, боец панны Магдалены Соболевской одержит верх.

• Предыдущая
• 63/75
• Следующая